Ирвинг Стоун - Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт
— Джон, когда я вспоминаю прошлое, то мне представляется, что наши лучшие часы и самое доброе из памятного связаны с работой, которую мы выполняли вместе.
Он лениво потянулся на подушках, уложенных на днище лодки, поправил зонтик так, чтобы лучи солнца не падали на его лицо, а затем медленно ответил:
— Да, месяцы, когда мы сотрудничали в составлении докладов… кампания 1856 года… сто дней в Миссури… они рисуются в моей памяти, как высокие пики Скалистых гор.
— В таком случае, как только ты окрепнешь, почему бы нам не продолжить сотрудничество? Редактор хочет получить больше рассказов, а мы хорошо пишем вместе — по меньшей мере ты всегда так говорил. У тебя было достаточно приключений и опыта, их хватит на сотни книг, которые, как я всегда думала, ты должен написать…
— Я не писатель, Джесси. Разве ты забыла о кровотечении в доме на Си-стрит?
— И я не писатель! Но вместе мы всегда успешно работали. Ты поставляешь материал, а я составляю рассказы. Разве такое распределение несправедливо?
Весной они вернулись в Нью-Йорк. Джесси нашла скромный коттедж на Стетен-Айленде около моря и попросила Лили вернуться к ним.
Серия статей в «Леджере» была хорошо принята читателями. Роберт Боннер предложил Джесси написать новые рассказы.
— Только не зараз одиннадцать, дорогая миссис Фремонт, прошу вас!
Поскольку она могла писать быстрее, чем «Леджер» публиковать, она посетила редакторов журналов «Харперс», «Сенчури» и «Уайд эуэйк». Они видели рассказы в «Леджере» и поэтому охотно соглашались на сотрудничество.
Летние и осенние месяцы прошли быстро и счастливо, семейная троица работала сообща. Джон составлял заметки о тропах и горах, о своих первых экспедициях, обеспечивавшие Джесси фактический материал.
Она писала свои рассказы карандашом. Сделанный ею набросок Лили перепечатывала на пишущей машинке. Жили они скромно, но были глубоко счастливы, поскольку каждый был занят своим делом; Чарли успешно осуществил свое первое плавание, а у Фрэнка хорошо шла учеба в Вест-Пойнте. Лили взяла на себя управление домом и семейными средствами, Джесси освободилась от дел, которые ее мало интересовали, и могла писать три-четыре часа утром, а в полдень совершать с Джоном длительные прогулки по острову, наблюдать за движением судов в нью-йоркской гавани, подобно тому как они это делали со своей застекленной веранды в Блэк-Пойнте.
Наконец в 1878 году президент Хейс[24] назначил Джона губернатором территории Аризоны с окладом две тысячи долларов в год. Сердце Джесси ликовало, ибо назначение означало, что Джон вновь служит стране, он вновь обрел положение и становится активным.
Они пересекли континент и приехали в Сан-Франциско за семь дней, воспользовавшись железной дорогой, проложенной на пепле исходных планов Джона Фремонта. Прошло семнадцать лет с тех пор, как она отплывала от Золотых Ворот, чтобы присоединиться к мужу, назначенному генерал-майором Западного командования. Сан-Франциско превратился в большой процветающий город; почти ничего не осталось от того, что напоминало бы Джесси тот городишко, который она впервые увидела, спускаясь в 1849 году с борта парохода «Панама». Зная, что их дом на Блэк-Пойнте снесен, она отклонила предложение Джона поехать туда.
Они задержались в Сан-Франциско лишь на срок, необходимый, чтобы восстановить свои права на принадлежавшие им земельные участки, потом сели на поезд, отправлявшийся в Лос-Анджелес. Джон настаивал на том, чтобы проехать к Форт-Хилл, где он мог показать Джесси укрепления и остатки батареи, которые он возвел для обороны Лос-Анджелеса в 1847 году. Поезд доставил их из Лос-Анджелеса в Юма, где их ожидали армейские повозки, каждая с упряжкой в шесть мулов. Джесси, Джон и Лили поехали в первой повозке, пересекли реку Джила, где вода доходила до середины колес, и встали в первую ночь лагерем на берегу реки Колорадо. Это напомнило Джесси ее прежние дни пребывания в Калифорнии; ей лишь захотелось увидеть Биля и старину Найта скачущими по пустыне.
Джесси и Лили отправились на поиски жилья в Прескотте и сняли дом, построенный из сосновых и можжевеловых досок и обтянутый внутри хлопчатобумажным полотном. Дерево было источено паразитами, и женщины сняли полотно, отскоблили доски и обработали их горячим щелоком. Лили следила за тем, чтобы в доме всегда были полевые цветы во влажное время года, желтые и темно-красные цветы кактусов в сухой сезон. Каждую пятницу Джесси преподавала историю детям в школе. Она гордилась тем, как Прескотт становится довольно крупным поселением по мере строительства церквей, больниц и оштукатуренных домов. Поселок выглядел грубоватым, его деревянные тротуары порой разрушались песчаными бурями, а глинобитные дома размывали ливни; это был только что родившийся городок в дикой стране, находящейся в процессе превращения из территории в штат. Но разве вся ее жизнь и жизнь ее семьи не проходила в подобном окружении? Разве не таким был их образ жизни в молодых городах — Сент-Луисе, Вашингтоне, Монтерее, Сан-Франциско, Марипозе и теперь в Прескотте?
Обязанности Джона были простыми, они сводились к поддержанию скорее доброй воли, чем законности и порядка. К сожалению, аренда дома достигала девяноста долларов в месяц, на повара-китайца, рекомендованного симпатичной тетушкой в Лос-Анджелесе, уходило еще сорок долларов в месяц, а пища стоила в три раза дороже, чем в Нью-Йорке и Сан-Франциско. Джесси продолжала заниматься писательской работой, ведь оклад Джона в две тысячи долларов в год с трудом покрывал расходы на питание и аренду дома. Они не могли держать верховых лошадей, поскольку цена сена достигала пятидесяти долларов за тонну, но армейский пост позволял губернатору пользоваться его конюшней. Джон и Лили проводили дни в седле, разъезжая по пустыне. Джесси с трудом переносила большую высоту. Ей было трудно работать, часто не хватало воздуха, и, возвращаясь с прогулки, она сразу же ложилась. Она не говорила своим, что в этой новой стране ее сердце и легкие ведут себя странно и вялость, мешающая писать, вызвана чем-то иным, а не леностью и довольством.
Она держалась целый год, полная решимости не сдаваться и не тревожить семью. Но однажды, вернувшись после прогулки верхом, Джон и Лили нашли ее в обмороке на полу. Приведя ее в сознание, они потребовали рассказать, что случилось, и она не могла более скрывать свое плохое самочувствие. Джон немедленно объявил, что уйдет в отставку с поста губернатора и отвезет ее назад, на Стетен-Айленд. Джесси посмотрела на загорелое лицо мужа, излучавшее крепкое здоровье. Она не могла позволить ему вернуться к ненавистному безделью и безвестности.
В этот вечер она пришла к компромиссу: она возвратится на Восток; Лили останется в Прескотте, чтобы составить компанию отцу. Джон и Лили приедут на Восток для отдыха, а она посетит их в Прескотте при более благоприятной погоде. Ни муж, ни дочь не хотели, чтобы она уезжала, но она убедила их, что это лучший выход из положения.
Так Джесси виделась в последний раз с мужем и дочерью перед разлукой, длившейся целых три года, поскольку у них не было денег для поездок. Джесси жила в одиночестве в коттедже, который они ранее снимали на Стетен-Айленде, писала рассказы и очерки; они были сведены в книги под названием «Очерки Дальнего Запада», «Год американского путешествия», «Рассказы о воле и пути», «Воспоминания о моем времени». Ее произведения расходились сравнительно хорошо; доходы не гарантировали ее будущее, но позволяли оплатить расходы на Стетен-Айленде и ежемесячно посылать несколько долларов Лили для ведения домашнего хозяйства в Прескотте. Она вела экономную жизнь, носила старые платья, редко выезжала в Нью-Йорк, избегала светских встреч. Время от времени ее навещал Чарли, возвращаясь из плавания, и Фрэнк, ставший младшим лейтенантом в армии. Ханна Кирстен и другие ее старые друзья приезжали на несколько дней составить ей компанию.
И все же она была одинока. Она вспоминала слова Лили, сказанные в их библиотеке в Покахо, что, когда нет дома мужа, мать ползает, как подбитое существо. Мысленно она вновь и вновь возвращалась к тем годам, когда Джон уезжал с экспедицией и она жила без него полгода, год, два года. Подводя итог своим воспоминаниям, она поняла, что половину жизни провела в разлуке с мужем. Разлука была необходимой иногда ради карьеры, иногда из-за бродяжнического характера Джона, а ей совсем не нужной. Находиться в разлуке с мужем половину жизни — значит жить в супружестве лишь наполовину; а теперь было уже поздно наверстать потерянные годы, восстановить в супружестве то, что было растрачено. Она так много испытала, постарела и поэтому думала, что боль притупится, но этого не случилось.
Вновь и вновь она думала о возвращении в Аризону: лучше быть больной рядом с Джоном, чем здоровой, но духовно полумертвой без него. В другие моменты у нее возникала мысль просить Джона вернуться на Стетен-Айленд, но, вспомнив, как он счастлив в положении губернатора, понимала, что не может делать этого.
