Валентин Рыбин - Море согласия
Для убедительности заглянул в него и сунул в карман бушлата.
— Слово офицера не расходится с делом,— сказал он с достоинством.— Пусть выйдет Мир-Садык. Ему ничего не грозит.
Багир-бек трясущимися руками открыл громадный кованый сундук. В нем на дне, прикрытый мешками, лежал Мир-Садык.
— Выходи, дженабе-вали,— засмеялся лейтенант.— И скажу тебе сразу — ты выбрал не лучшее укрытие. Здесь бы тебя сразу нашли и вздернули на мачте.
Мир-Садык вылез из сундука. Он еще озирался затравленно, но уже начинал понимать, что брат откупал его.
Басаргин тут же спросил:
— Как ты думаешь, Багир-ага, спасти брата? Туркмены не уйдут, если я скажу, что на бриге его нет. Они могут обратиться за помощью к другому офицеру — и тогда все пропало: золото не поможет.
— Что тогда делать, Григор Гаврилыч? — перепугано залепетал купец.— Подскажи, научи. Немало тебе дал, целое состояние.
— Если веришь мне, Багир-ага, то доверься. Сейчас я арестую твоего брата, отвезу на свой бриг и отпущу его в том месте, где скажешь.
— О аллах! — взмолился купец, упав на колени.— Спаси, смилуйся, милосердный!
— Мне молись, а не аллаху. Да называй быстрей место, куда брата твоего доставить.
— В Ленгеруд, в Ленгеруд отвези. Там у нас родственники.
— Будет сделано,— поспешно согласился Басаргин в вышел.
Тут же в каюту вбежали матросы и вывели Мир-Садыка на палубу.
Пойманного посадили в баркас и повезли к русскому кораблю. В киржимах поднялся неописуемый восторг. Туркмены кричали, грозили персу, улюлюкали и хохотали. Басаргин провел баркас мимо геми.
«Гашим» тотчас поднял паруса. Киржимы, окружавшие бриг, отошли к Ашир-Ада. Якши-Мамед один, в маленьком кулазе, подплыл к русскому кораблю, спросил лейтенанта, когда намечается нападение.
— Все зависит от твоего отца, Якши-Мамед,— тоном постороннего наблюдателя отозвался Басаргин.— Мое дело поддержать вас с моря. Дальше берега власть моя не распространяется. Вероятно, вам сообщат о выступлении гонцы с Атрека.
Якши-Мамед покинул русский корабль с твердым намерением действовать по своему усмотрению. Приблизившись к Ашир-Ада, он отдал команду, чтобы йигиты заводили коней в киржимы и плыли на астрабадский берег к речке Сердек.
Ночь перед налетом была теплая, хотя давно уже в астрабадских лесах разгуливала осень, осыпая с вековых деревьев жесткие желтые листья. Туркмены не разводили больших костров. Зажигали небольшие очаги, чтобы вскипятить чай. Походные кибитки были сложены и навьючены на верблюдов, отобранных у персиян. Воины спали под открытым небом, укрывшись халатами, а под голову положив тельпеки.
Глубокой ночью, когда весь лагерь погрузился в сон, только сторожевые посты бодрствовали вокруг стоянки да всхрапывали кони, Черный Джейран прилег рядом с Кеймиром и разбудил его тычком в бок.
— Пальван, не спи, все равно скоро вставать,— сказал он и сипло засмеялся.
Кеймир выругался и повернулся на другой бок, но евнух снова толкнул его:
— Как в Астрабад придем, ты сразу веди своих к Гамза-хану. Я знаю, где лежат золотые тюмены.
— Тебе, наверно, приснились они,— проворчал Кеймир, но тут же подумал: «Он может знать, где что лежит, ведь он ни на шаг не отходил от, своей госпожи!»
— Много тюменов? — спросил он тихо.
— Два сундука... под землей. А ключ от них у Ширин-ханум.
— А мне они ни к чему! — ответил Кеймир и заснул.
В то самое утро к северным воротам Астрабада подъехали три всадника. Это были гургенцы. Они потребовали, чтобы стража пропустила их к шах-заде. Рядом с ними никого не было. Стражник ввел их в город и проводил к Бедиуз-Заману, в желтый величественный дворец.
Шах-заде давно знал о готовящемся нападении. Он предпринял все меры для защиты города. Первый налет со стороны залива уже был отбит с помощью крепостной артиллерии. Но с чем же пришли преданные слуги, гургенцы?
— Говорите, я слушаю вас,— снисходительно согласился шах-заде, садясь в тронное кресло. Приближенные Бедиуз-Замана тоже сели, заняв кресла по бокам,
— Не прогневайся, хезрет-вали,— заискивающе сказал старший из грех посланников.— Мы пришли от Джадукяра. Вот фирман от него,
— От Султан-хана?! — обрадовано воскликнул шах-заде.— О, аллах... Ну-ка, дайте поскорей.
Бедиуз-Заман поспешно развернул свиток и прочитал:
«Бесподобный и несравненный, вобравший в себя разум Сулеймана и храбрость Искандера! Послан я к тебе светлейшим Аббас-Мирзою, дабы поднять гургенские племена иомудов и совместно с твоими воинами разбить проклятых кочевников, продавшихся свиноедам. Ныне войско мое, собранное из племен, стоит у болот Аксин и ждет с нетерпением, когда ты откроешь ворота и примешь нас под свою милость. Преданный тебе, Султан-хан-Джадукяр — посланник принца...»
Бедуиз-Заман вопрошающим взглядом окинул приближенных. Все знали о величественной славе и заслугах Джадукяра. Единодушно решили — впустить его в город. Шах-заде выразил тревогу: почему послы не принесли фирман Аббаса-Мирзы. Гургенцы спокойно ответили: такой фирман у самого Джадукяра. Он сам покажет его шах-заде. Все опасения Бедиуз-Замана рассеялись.
Спустя час Бедиуз-Заман со всей свитой выехал к северным воротам. От болота Аксин приблизилась к стенам Астрабада тысяча конников. Подъехав, воины проявили самый неподдельный восторг: выкрикивали боевые кличи, грозили, что расправятся с продавшимся Кият-ханом. И толпы воинов-персиян отвечали им тем же.
Тяжелые железные ворота Астрабада распахнулись. Джадукяр со свитой, а за ним и вся тысяча ринулась на улицы города. Крики приветствия разнеслись во славу героя. Шах-заде с сияющей улыбкой первым подъехал к Джадукяру. За ним — все остальные. И прежде, чем кто-либо догадался, вся главенствующая верхушка персиян была схвачена и обезоружена. Грозно прозвучал голос Джадукяра:
— Открыть все ворота! Смерть проклятым каджарам! Отряды гургенцев понеслись по улицам и закоулкам,
топча я сметая на своем пути все живое. Крики, слезы, стоны, ржание — все смешалось в хаотический рев. Стреляли ружья, лязгали сабли, палили пушки, Не прошло я часа, как, пробив дорогу, гургенцы открыли южные я западные ворота, и новые сотни заполнили улицы.
С тремя отрядами Джадукяр ворвался во дворец хакима. Все, кто сопротивлялся, погибли от сабель и пуль. Те, кто, бросив оружие, положили руки на голову, были согнаны в зиндан и закрыты на замок. Войдя в тронную валу, Джадукяр устало повалился в кресло хакима и расхохотался.
К вечеру после погрома вся тронная зала была заполнена победителями. Воины уселись на богатых, красочных возвышениях. Дворцовые слуги принесли угощения. Джадукяр велел привести весь гарем и танцовщиц шах-заде. Женщины в шальварах и атласных платьях, робко озираясь, вышли на середину. Музыканты испуганно взмахнули смычками, ударили по струнам и бубнам. Звучная мелодия разлилась по зале. Туркмены пили чай, причмокивали, глядя на красавиц. Но этого удовольствия было мало для Джадукяра. Он приказал отыскать и привести дворцового поэта, который шесть лет назад прославлял Мехти-Кули-хана за победу над Джадукяром.
— Ну, Фазиль-хан, я не забыл, как разбогател ты на моем поражении. Интересно, что споешь ты в честь моей победы? — спросил с усмешкой Джадукяр.
— О, повелитель, я сложу в честь тебя дестан, только дай время!
— Нет, шахир,— усмехнулся Джадукяр.— Я вернул победу, значит, я вернул право на те строки, которые ты прочитал тогда Мехти-хану. Прочти их — пусть все услышат.
Фазиль, в оранжевом плаще, как когда-то, взмахнул полой, приподнял руку и, выйдя на середину залы, продекламировал:
Султан-хан — ты несравненный,
Победивший войско шаха.
Ты, не знавший поражений,
Ты, не ведающий страха...
Последние слова замерли на устах поэта. Он умолк, потому что притихшая зала вдруг восторженно зашумела и задвигалась. Поэт повернулся лицом к дверям и увидел высокого крючконосого туркмена. Махнув рукой, тот как бы сказал: «Продолжай, шахир» — и прошествовал к трону. При его приближении Джадукяр проворно встал с места и пригласил сесть. Кият-хан, обведя всех строгим взглядом, сел.
— Ну, читай, шахир,— сказал он презрительно и приготовился слушать.
Поэт с трудом извлек из себя строки. Голос его зазвучал фальшиво. Кият-хан поморщился и показал рукой, чтобы шахир удалился.
— Не только воевать, но и дестаны слагать не могут,— с насмешкой проговорил Кият и повернулся к стоявшему Джадукяру: — Но ты, Султан-хан, достоин, чтобы тебя воспели. Ты взял Астрабад.
Джадукяр польщенно улыбнулся, но громко, чтобы все слышали, возразил:
— Это твоя победа, Кият-ага! Я только выполнил твой хитроумный замысел.
Пирующее войско разразилось хвалебными восклицаниями в честь Кията, Хан почтительно улыбнулся, спросил:
