Прорыв под Сталинградом - Герлах Генрих

Герлах принимает участие в русской кампании с самого начала, чудом выживает в смертоносном Сталинградском котле, укрываясь с остатками разбитой 6-й армии в окопах, подвалах, брошенных блиндажах, и в конце января 1943 года сдается в плен. С этого момента начинается его долгая одиссея по лагерям, которая продлится семь лет. Первый этап – городская тюрьма в Бекетовке, в 15 км к югу от Сталинграда. Уже на следующий день после прекращения боевых действий замнаркома внутренних дел СССР Иван Серов – через несколько лет в 1950 году он лично будет заниматься рукописью Герлаха – 3 февраля 1943 года отдает приказ о незамедлительном создании под Сталинградом в необходимом количестве лагерей для военнопленных. Как вскоре стало ясно, советская сторона сильно недооценила масштабы капитуляции, ошибаясь в своих подсчетах на десятки тысяч [183]. Сборный пункт решили устроить в Бекетовке: по сравнению с другими районами разрушений здесь было значительно меньше, хотя от общего жилого фонда оставалось не больше 10 %. По предварительным оценкам, “условия на сборных пунктах и в распределительных лагерях царили убогие – и это в лучшем случае… вот куда приходили пленные после долгих изнурительных маршей по окрестностям Сталинграда – без питания и размещения на ночлег, да еще при низких минусовых температурах, приходили в состоянии глубокой апатии и в вечном ожидании «спасительного выстрела», который бы положил конец их страданиям” [184]. Когда колонна Герлаха прибывает в Бекетовку, он, в отличие от многих других, обмороженных и вконец истощенных, еще способен воспринимать происходящее:

В период между 3 февраля и 10 июня 1943 года только в Бекетовке умирает более 27 тысяч пленных, уровень смертности среди тех, кто пережил Сталинград, 90 процентов [186]. В ходе войны в Советском Союзе организовано около 3000 лагерей для военнопленных, которые классифицируются на основные и запасные. Количество заключенных в них варьируется от ста до нескольких тысяч. В каждом основном лагере есть свое управление. Но и запасные лагеря вполне самостоятельны: с лазаретом, кухней, прачечной, парикмахерской, сапожной мастерской [187]. С первого до последнего дня военнопленные заключены в систему “тотальных институтов”, где радикально ограничена свобода передвижения и где человека постоянно держат в ежовых рукавицах с помощью жесткой дисциплины [188]. Начиная с утренней гимнастики, с так называемых оздоровительных процедур, эти институты накладывают свою властную руку и на все другие сферы: от трудовых нарядов до организации досуга, возможности которого все больше расширяются. Каждый пленный солдат, таким образом, переживает “экстремальную ситуацию” [189]. Особенно нелегко тем, кто попадает в плен один, а не в составе группы. Все устраивается иначе при коллективной капитуляции, и именно такая имела место в Сталинграде. Поначалу Герлах рассматривает ее как “анонимный акт” – он один из многих тысяч. По счастью, его распределяют в группу специально отобранных офицеров, которых переводят в другое место. В своих воспоминаниях Герлах называет точную дату – 24 февраля 1943 года, спустя почти три недели после капитуляции. Несмотря на хаос, царивший поначалу в лагерях, советские власти старательно следят, чтобы при поступлении каждый прошел регистрацию. Во время первого допроса заполняется анкета, которую потом прикладывают к личному делу с регистрационным номером. Анкета содержит самую общую информацию: фамилия, имя, дата рождения, место жительства, гражданство, образование, профессия, а также где и когда взят в плен или переведен в другой лагерь. На такое первичное “Личное дело” мы и наткнулись в Особом архиве и узнали из него, как называлась первая остановка Герлаха в его многолетнем кочевье по лагерям – это Красногорск близ Москвы, овеянный легендами лагерь № 27.

Анкета (часть личного дела пленного) с данными Генриха Герлаха и подробным перечнем мест службы в вермахте до пленения под Сталинградом, С. 3

Однако уже через несколько дней, 28 февраля 1943 года, приходит приказ о переводе в печально известную тюрьму Лефортово. Он представляется вполне закономерным, ведь офицер штаба Генрих Герлах занимал в вермахте должность начальника разведки, а значит, согласно своему положению, отвечал за сведения о противнике и контрразведку. Приложенная к делу справка подтверждает его транспортировку из лагеря НКВД № 27 в военную тюрьму.

Герлах проводит в одиночной камере четыре месяца, время от времени подвергаясь допросам офицеров НКВД. В июне 1943 года его перевозят в лагерь для военнопленных № 160 под Суздалем, что в 200 км от Москвы. Этот лагерь предназначен для офицеров и находится в ведении НКВД. Все это достоверно подтверждено – очередная анкета допроса прилагается тут же, под сигнатурой 1050.

В суздальском лагере № 160 также находятся генерал-фельдмаршал Паулюс и другие генералы разгромленной 6-й армии. 22 июля 1943 года снова в путь: Герлаха везут на грузовике “Форд V 3000 S” в сторону Москвы. Конечная остановка – уже знакомый Красногорск, лагерь № 27. К нему же относится и спецобъект в поселке Лунёво [190]. Его контролирует Главное разведывательное управление Наркомата обороны (ГРУ). Герлаха определяют в инициативную группу, которая работает над проектом создания Союза немецких офицеров (СНО), чью деятельность предполагается направить против гитлеровского режима. Во главе группы стоит подполковник Бредт, бывший начальник снабжения войск 6-й армии. На тот момент Герлах еще не знает, что в Лунёве собраны офицеры со всех лагерей. Полковники Луитпольд Штейдле и Ханс-Гюнтер ван Хоовен выразили желание присоединиться к группе. Совсем по-другому дело обстояло со знаменитыми сталинградскими генералами Вальтером фон Зейдлицем-Курцбахом, доктором Отто Корфесом и Мартином Латтманом: их доставили в Лунёво принудительно на ЗИСах советских спецслужб. Имя одного из них – генерал-майора Мартина фон Зейдлица – было у всех на слуху, весной 1942 года он с боями освободил шесть дивизий вермахта, взятых в окружение под Демянском, и после этого подвига стал для Гитлера воплощением “самого несгибаемого человека в котле”. Зейдлиц настойчиво пытался подвигнуть главнокомандующего 6-й армии генерал-фельдмаршала Паулюса ослушаться приказа Гитлера и осуществить прорыв из Сталинградского котла – увы, старания оказались тщетны, и с остатками армии он сдался в плен. В подчинении генерал-майора Мартина Латтмана находилась 389-я пехотная дивизия, а у генерал-майора Отто – 295-я. Полковник Штейдле, на момент капитуляции командовавший полком, теперь пытается привлечь генералов к работе в Союзе немецких офицеров, в качестве доводов проводя историческую параллель с Таурогенской конвенцией, заключенной 30 декабря 1812 года между Россией и прусским генералом фон Йорком, – генерал, не имевший от Фридриха Вильгельма III должных полномочий, действовал тогда на свой страх и риск. По мнению Штейдле, объявленная погибшей 6-я армия должна заявить о себе в полный голос – добиться окончания войны и предотвратить распад Германии. Связанные воинской присягой генералы сначала наотрез отказываются от сотрудничества, полагая, что любая деятельность в пользу противника расценивается как предательство по отношению к еще сражающейся армии. Окружение Штейдле разочаровано. Но генералу НКВД Мельникову улыбается удача, и он-таки переубеждает упрямцев, заверив от имени товарища Сталина, что, если антифашистским силам удастся ускорить падение гитлеровского режима, а следовательно, и конец войны с Советским Союзом, Германия сохранит свои территории в имперских границах 1937 года. Генералы цепляются за эту надежду. Просят ночь на размышление, а потом дают согласие вступить в Союз. Пройдет несколько десятилетий, и в своих мемуарах Вальтер фон Зейдлиц будет вспоминать об этом решающем моменте так: