Энн Райс - Плач к небесам
Ему казалось, что комната движется, точно они все еще сидели в узкой лодке.
– Я должен… идти. Мне нужно лечь.
И тут он увидел, что женщина встает.
Встает, встает и встает.
– Но это невозможно, – пробормотал Карло.
– Что невозможно? – прошептала она.
Она встала над ним, и он вдохнул ее аромат, который был не столько запахом французских духов, сколько ее собственной свежестью, ее сладостью, ее юностью. Красавица что-то держала в руках. Что-то похожее на большую петлю, сделанную из… из кожи. Ремень с пряжкой.
– Невозможно, чтобы ты… была такая высокая, – ответил Карло.
А она подняла петлю над его головой.
– Вы только сейчас это заметили? – спросила она с улыбкой.
«Чертовски хороша!»
В этот момент ему казалось, что он может влюбиться в нее, представить себе это, полюбить ее. Ему казалось, что в ней присутствует что-то такое… Не предсказуемая таинственность и неизбежная вульгарная сущность, а что-то бесконечно более сильное, неистовое…
– Но что это ты делаешь? – удивился он. – Что это… у тебя в руках?
Они были совсем не похожи на человеческие, эти руки.
Женщина накинула кожаную петлю на него. «Как странно она себя ведет!» Он посмотрел вниз и увидел, что петля стянула ему грудь и предплечья.
– Что это ты сделала? – опять спросил Карло.
А потом, попытавшись пошевелиться, понял.
Она накинула петлю и на спинку кресла, затянув ее так туго, что он не мог наклоняться вперед, а руки мог поднять только до локтя. Все это было ужасно странно!
– Нет! – сказал он, улыбаясь, резко согнул руки в локте, затем вскинул их вверх, едва не расплескав фляжку с бренди. И внезапно дернулся вперед.
Это оказалось невозможно. Огромное, тяжелое кресло не шелохнулось.
– Нет! – повторил он снова. Его улыбка стала холодной. – Мне это не нравится. – И, словно воспитывая маленького ребенка, ласково покачал головой.
Но женщина зашла за его спину, так что он не мог более ее видеть. Попытавшись растянуть ремень правой рукой, он понял, что петля затянута слишком крепко.
Тогда, скрестив руки, он схватился за ремень обеими руками. Бренди упало на стол. Мокрые пальцы скользили по коже ремня. Что-то крепко держало ремень сзади.
Странная женщина появилась у его правого плеча.
– Так вам это не нравится? – спросила она.
И Карло снова посмотрел на нее с холодной улыбкой. О, когда это дурачество закончится, он заставит ее хорошенько за это заплатить. Когда он сдерет с нее одежду и зажмет ее рот рукой и она будет полностью в его власти. Ничего особенно жестокого, так, небольшой урок. И он уже представил себе, как засовывает пальцы за эту широкую вышитую ленту и раздирает ее.
– А ну сними это, моя дорогая, – тихо, холодно-приказным тоном произнес он. – Сними это с меня, и поживей!
Она стояла рядом с ним, опустив руки вдоль тела, и он смотрел на ее большую кисть, на ее пальцы, невозможно длинные, тонкие и белые, для которых даже перстни казались слишком большими: рубины и изумруды. О, она была отнюдь не бедной, эта женщина! Рубины, изумруды и эти жемчужинки в волосах!
Неожиданно выбросив правую руку вперед, Карло схватил красавицу за запястье и притянул к себе на колени.
– Мне это не нравится, – шепнул он ей на ухо. – И я укушу тебя за твою хорошенькую шейку, если ты сейчас же не протянешь руку и не расстегнешь пряжку.
– Ох, неужели вы так поступите со мной? Неужели? – спросила женщина без тени страха.
Между тем с ним что-то происходило. Когда он смотрел на нее, на ее совершенное лицо, сознание его прояснялось, однако в теле еще сохранялась хмельная слабость. В передней части лба накапливалась тупая боль. Предплечья были так крепко связаны, что левой рукой он не мог, скорее всего, дотянуться до шеи женщины. Но если бы понадобилось, он в одну секунду мог бы сломать ей руку и повалить на пол. И тогда бы все кончилось. Но Карло был слишком пьян для этого. Ему вообще не нужно было сюда приходить.
– Сними с меня ремень! – приказал он еще раз. – Живей!
Незнакомка смотрела на него в упор, не отвечая. И вдруг он почувствовал, что она как-то обмякла и зашевелилась у него на коленях. И в тот же момент заметил, что ее черные глаза в самом центре чуть отсвечивают синевой. Лицо ее, приближаясь, загораживало ему свет. Она была так близко, что он чувствовал ее дыхание. Оно было столь свежим и чистым, что он опять возжелал ее, как возжелал бы, даже если бы она была дурнушкой, за одну лишь свежесть, за одну лишь юность.
В этот миг ему была нужна плоть. Ее губы коснулись губ Карло, и он неожиданно для себя закрыл глаза и невольно отпустил ее запястье. Но женщина не двинулась с места. А последовавший затем поцелуй потряс его, вызвав желание настолько сильное, что, казалось, в этот миг не было ничего важнее.
Он отстранился от нее и коснулся головой спинки кресла.
– Сними ремень, – сказал он мягко, ласково. – Давай же, я хочу тебя! Я хочу тебя… – повторил он шепотом. – Зачем ты провоцируешь меня, глупая женщина?
– Но я не женщина, – прошептала она как раз в тот миг, когда он закрывал ее рот своим поцелуем.
– Хм-м-м-м… – Карло слегка нахмурился.
Что-то противоречивое, жутко противоречивое было в ее глупой шутке. А его наслаждение было ленивым, воюющим с опьянением, и он лишь смутно осознавал, что она переложила его руки на подлокотники кресла и прижала их ладонями. Мягко, игриво, мучая его каждым жестом, и очень, очень странно…
– Не женщина? – Что-то совершенно неземное чувствовалось в текстуре ее губ. Они были такие сладкие, такие мягкие и в то же время не… – Тогда кто же ты, – прошептал он, растягивая губы в улыбке, не прекратив поцелуя, – если не женщина?
– Я Тонио, – выдохнула она в его рот. – Ваш сын.
– Тонио.
Карло открыл глаза, и еще до того, как осознал сказанное, по его телу пробежала ужасная, болезненная судорога, в голове зазвенело, руки рванулись, чтобы одновременно и отшвырнуть женщину, и удержать ее, и схватить, и скинуть. Из горла у него вырвался дикий крик.
А красавицы уже не было на его коленях. Она стояла перед ним, вернее, возвышалась над ним и глядела на него, и в этот миг Карло понял все, понял весь этот маскарад, понял, что происходит, и обезумел.
Его ступни елозили и колотили по полу, руки пытались вырваться из ременной петли, голова моталась из стороны в сторону.
– Федерико! – ревел он. – Федерико! – ревел, продолжая яростно вырываться и биться, ревел без слов, тщетно вгрызаясь пятками в каменный пол.
А потом внезапно, совершенно внезапно, словно вмиг поняв, что кресло не двигается, что он беспомощен, что он не может сделать ничего, замолк и замер.
А она смотрела на него сверху вниз и улыбалась.
Склонив голову набок, он откинулся на спинку кресла. Его широко распахнутые глаза испепеляли ее взглядом, а она смеялась, низким и затаенным смехом, таким же хрипловатым и чувственным, как ее голос перед тем.
– Не хотите ли еще раз поцеловать меня, отец? – прошептала она, а на ее красивом лице, на ее безупречном белом лице застыла в этот миг самая что ни на есть милая и безмятежная улыбка!
Карло плюнул в нее.
Стиснув зубы, вытянув руки, пытаясь схватить ее растопыренными пальцами, плюнул еще раз.
А потом отпрянул назад, дрожа, еще больше заваливаясь головой вбок: все, все стало вдруг ему абсолютно ясно, и он был поражен совершенством задуманного и осуществленного плана.
Сцена, бесконечные разговоры о его красоте и мастерстве иллюзии, о том, что перед огнями рампы он выглядит как воплощенная женщина, а еще эти руки, эти страшные, ужасные руки, а еще эта кожа!
Карло почувствовал, что его сейчас стошнит. И стиснул зубы и напряг всю свою волю, чтобы не поддаться панике и не дать ей насладиться его унижением. Но прекратить рев и стон – рев и стон сквозь стиснутые зубы – он не мог.
Ей. Она! Он закрыл глаза, содрогаясь. Его мутило. Он сглотнул рвоту и задрожал еще больше. А когда открыл глаза, перед ним был Тонио, конечно же Тонио, державший в руках огромный французский парик из белых волос с жемчужинками.
Улыбка сошла с его лица. В стеклянном взгляде широко раскрытых глаз читалось презрение.
Он, как доспехи, снял с себя черный корсет. Отвязал юбки, и они упали на пол. И вот, в смятой белой рубашке и бриджах, с влажными и растрепанными волосами перед Карло предстал громадный, опасный, как хищник, мужчина. За поясом у него был кинжал с ручкой, инкрустированной драгоценными камнями. Шагнув из кучи смятой тафты на полу, он взял кинжал в руку – свою длинную руку.
Карло снова подавил рвоту. Во рту был отвратительный привкус. Молчание мерцало между ними теперь, как вибрация тончайшей проволоки.
Они долго смотрели друг на друга – демон с холодными глазами и лицом ангела и он, Карло, издавший нелепый, тихий смешок.
Он облизал губы. Пересохшие, кислые на вкус. Кровь запеклась на потрескавшейся нижней губе.
– Мои люди… – сказал он.
