Сирило Вильяверде - Сесилия Вальдес, или Холм Ангела
— Отлично, превосходно, — задумчиво отвечал алькальд. — Я вижу, вы прекрасно осведомлены обо всех подробностях. Это очень хорошо. Столь обстоятельные данные помогут нам принять правильное решение… Однако имеется один существенный пробел, неясный, так сказать, пункт, а именно: факты, вами излагаемые, известны вам со слов третьего лица, или вы сами занимались их выяснением?
— Некоторые из них я выяснил сам, другие действительно переданы мне третьим лицом.
— Еще одни вопрос. Известно ли вам, у кого живет эта девушка?
— Как мне кажется, теперь она живет у своей подруги.
— Предположения здесь не годятся, сеньор дон Кандидо. Можете вы утверждать со всей определенностью, что она живет у подруги? Да или нет?
— Нет, сеньор, со всей определенностью я этого утверждать не могу. Я только предполагаю.
— Мне нравится ваше чистосердечие. В такого рода делах правдивость — самое главное. К адвокату и судье надо идти, как на исповедь, и говорить все без утайки. А у кого эта мулатка жила раньше?
— У своей бабушки.
— Ее родители живы? Есть у нее родственники, близкие, опекуны — словом, кто-нибудь, кто бы о ней заботился? Если она так хороша, как вы говорите, подобные детали приобретают особое значение, и поэтому необходимо уточнить их своевременно.
— Бабушка ее недавно умерла. А мать, — с трудом выдавил из себя дон Кандидо, покраснев как рак, — ее мать… э-э-э… Право, не знаю, жива ли она еще. Но будь она даже и жива, дочери было бы от этого мало проку. Что касается отца… она не знает, есть ли у нее отец или нет… Она, собственно, подкидыш, ее взяли из Королевского приюта для новорожденных… Вам необходимы еще какие-нибудь сведения?
— Скажите, пожалуйста, а вы были знакомы с ее бабушкой?
— Да, сеньор, я знал ее, хотя и не слишком коротко. Рассказывать здесь подробно об этом знакомстве было бы слишком долго и не к месту. Однако должен сказать, что для цветной, ибо она была мулатка, женщина эта отличалась редким благочестием; она достойно прожила свою жизнь, была очень набожна, часто ходила к исповеди и внучку свою воспитывала, как говорится, в страхе божием, строго за ней смотрела и, главное, не давала ей сидеть сложа руки, заводить себе поклонников и шептаться с ними по вечерам у окошка.
— Но в таком случае речь идет о девушке весьма благонравной, воспитанной в строгости и никому не подававшей повода для пересудов?
— Все это верно, сеньор алькальд, но в ее жилах есть примесь негритянской крови; поэтому на ее порядочность особенно полагаться не следует. Она — дочь темнокожей, а ведь недаром говорит пословица, что яблоко от яблони недалеко катится и что кошкино дитятко на мышей падко.
— Отлично сказано, сеньор дон Кандидо. Нельзя не признать, что наши пословицы — это поистине кладезь мудрости. Нельзя также не признать и того, что наши мулатки в нравственном отношении оказываются подчас весьма неустойчивы, как в силу своих природных склонностей, так и вследствие свойственного всем человеческим существам стремления к лучшему и желания подняться на более высокую ступеньку общественной лестницы. Вот ключ, объясняющий нам приверженность темнокожих женщин к мужчинам белой расы, а также их пренебрежение к своим соплеменникам. Я не сомневаюсь, что вы поймете меня как никто другой — вы прожили здесь многие годы, вросли, как говорится, корнями в здешнюю землю, и вы более чем кто-либо имели возможность наблюдать проявления этой любопытной идиосинкразии в среде нашего свободного цветного населения. И все же, дорогой сеньор дон Кандидо, какие бы вероятные презумпции и убедительные, неопровержимые с виду теории, какие бы общие правила не выводили мы из характерных свойств и привычек тех или иных людей, — все же эти привычки и свойства не могут служить для нас доказательством преступления или хотя бы преступного намерения, не могут быть рассматриваемы как деяние, наказуемое по закону, и не составляют казуса, подлежащего компетенции органов правосудия. Итак, подведем итоги. Вы явились ко мне как к старшему алькальду с жалобой на некую девицу Вальдес, которую вы обвиняете в преступном намерении обольстить и совратить вашего старшего сына, еще не достигшего совершеннолетия, ввиду чего вы просите отдать приказ об аресте соблазнительницы, или, иными словами, вы просите наказать ее лишением свободы без предварительного судебного разбирательства. Согласен с вами. По-видимому, в вашей просьбе нет ничего противного здравому смыслу. Жалоба ваша совершенно обоснованна и законна, поскольку вы как отец вправе потребовать принятия подобных мер к девице легкого поведения, пытающейся соблазнить и сбить с пути вашего сына, тем более что сын ваш собирается вступить на славное поприще служителей правосудия. Я восхищен твердостью ваших нравственных правил и вашим ревностным попечением о своем сыне.
— Право, вы меня смущаете, ваше превосходительство, — воскликнул дон Кандидо, весьма довольный тем оборотом, который, видимо, принимало дело. — Я совсем не заслуживаю таких похвал — увы, и в малой степени не заслуживаю.
— Однако, — продолжал с важностью алькальд, — я как справедливый и честный судья всегда требую доказательств преступного деяния, я ожидаю от истца обвинения по всей форме, допрашиваю обе стороны, с тем чтобы выяснить, какие обстоятельства предшествовали преступлению и какие выгоды мог для себя извлечь из него обвиняемый. При таком подходе часто случается, что, вопреки всем ожиданиям, человеку выносят вместо обвинительного безусловный оправдательный приговор. Позвольте мне, сеньор дон Кандидо, сказать вам со всей свойственной мне прямотой, что своими показаниями вы сами свидетельствуете в пользу обвиняемой, ибо вы, в силу присущей каждому человеку любви к истине и справедливости, одобряете поведение этой девушки, воздаете хвалу ее нравственным качествам, отвергаете возможность обвинения ее в чем-либо предосудительном и утверждаете, что она никогда не давала повода говорить о себе дурно, — но тем самым вы связываете мне руки, так как у меня нет никаких оснований поступить с нею по всей строгости закона.
Дон Кандидо так был ошеломлен неожиданным маневром судьи, что некоторое время сидел с опущенной головой и только растерянно ломал пальцы, не находя слов для возражения. Наконец он проговорил смущенно и неуверенно:
— Клянусь памятью матери, сеньор алькальд, я никогда бы не подумал, что это так сложно. Ах, как сложно! Видимо, я был совсем не осведомлен. Да, я заблуждался. Ошибался самым плачевным образом. Я полагал, что все это очень просто, раз-два и готово… Но не слишком ли серьезно вы смотрите на такие вещи, ваше превосходительство? Быть может, вы придаете слишком много веса второстепенным обстоятельствам, делаете, так сказать, из мухи слона? Разумеется, я не смею этого утверждать. Мне только так кажется, сеньор дон Фернандо.
— Видите ли, — ответил ему со своим обычным спокойствием алькальд, — отдать приказ об аресте какого-нибудь лица, основываясь лишь на том, что оно подозревается в преступном деянии, не так-то просто. И все же в данном случае не это удерживает меня от решительных действий; меня смущает другое — то, что вы сами своими чистосердечными показаниями отняли у меня всякую возможность действовать на основании закона. Дайте мне такую возможность, повод, предлог — и я всей душой буду рад вам помочь, хотя бы мне пришлось огорчить нашего милого Леонардо внезапным похищением его приятельницы.
«Черт бы побрал все твои поводы и предлоги, проклятый крючок судейский, будь ты неладен!» — выругался про себя дон Кандидо, а вслух сказал:
— Видите ли, сеньор дон Фернандо, если бы вы попросили меня выбрать партию досок, чтобы не было в них ни сучка, ни задоринки, или, например, кирпич без примеси селитры, или, скажем, черепицу без изъяна, — тут бы я всякому десять очков вперед дал. Но что я смыслю в судебных поводах и доводах? Ни бельмеса. Тогда как вы, при нашей учености, могли бы легко найти выход из этого затруднения и вызволить меня из беды.
— Отнюдь. Поступи я таким образом, приказ об аресте был бы незаконным, и моя совесть судьи не могла бы найти оправдания подобному произволу. Обосновать требование об аресте должны вы сами. Но я подумал тут еще и вот о чем, сеньор дон Кандидо: положим, я отдам приказ об аресте; девушку схватят, посадят в тюрьму, и, следовательно, вам удастся на некоторое время разлучить ее с Леонардо — однако достаточно ли хорошо вы взвесили возможные последствия подобного шага?
— Последствия?! — удивленно воскликнул будущий граф де Каса Гамбоа. — Вот уж, ей-богу, о чем я не думал, так это о последствиях! Да и какие могут быть от этого последствия?.. Если, конечно, не выищется какой-нибудь дурак, что полезет ради нее на рожон.
— Вот именно. Я потому и заговорил о последствиях, что, как мне кажется, заступников у этой девушки найдется более чем достаточно.
