Александр Струев - Царство. 1955–1957
— Отлупить надо упрямца! — шутливо выкрикнул Никита Сергеевич.
Булганин еще больше побагровел.
— Чего, говорить отказываешься?! По ушам получишь!
Председатель правительства поднялся и без улыбки произнес:
— Сердечно поздравляю. Счастья вам. За молодых! — одним махом опрокинул фужер с коньяком, вышел из-за стола и направился к выходу. За ним, как по команде, последовали Молотов, Маленков и Каганович. Они ни с кем не попрощались, лишь кивнули напоследок.
— Вы куда? — растерялся Никита Сергеевич.
— Ты, Никита, сам догуливай, увидимся! — напоследок бросил Молотов.
Демонстративный уход, к тому же совместно с Булганиным, ошеломил Хрущева. Такой поступок не укладывался в голову, тамада моментально протрезвел, то легкое опьянение вином, опьянение праздником, головокружительная радость за молодых — все разом улетучилось, но Никита Сергеевич не подал вида, он так же беззаботно кивал головой, подмигивал окружающим, только в выражении серых глаз его притаилось что-то болезненное, напряженное.
Праздник продолжался, бразды правления взял в руки Анастас Иванович Микоян, он шутил, сыпал анекдотами, рассказывал забавные истории, пытаясь вовлечь в разговор и Никиту Сергеевича, кое-как расшевелить его. Наконец заиграла музыка, начались танцы.
— Расстроился, Никита Сергеевич? — усевшись рядом, тихо спросил Микоян.
— Пусть походят, проветрятся! Чуть праздник не сорвали.
— Плохо это, — сказал Микоян.
— Взбрыкнули. Ты, Анастас, не ссы!
— Вчера ко мне Маленков заезжал, спрашивал про новшества в пищевой промышленности, я рассказывал про консервные заводы, про пивные, про мороженое сказал. Слушал внимательно, потом спросил: как с мясом, с молоком обстоит? И вдруг такой вопрос задает: «Ты к Хрущеву как относишься?» — «Хорошо отношусь», — отвечаю. «Не подведет он с сельским хозяйством?» — «Не должен подвести», — говорю. Такой был разговор.
— Прощупывал, значит?
— Получается, щупал.
— Мракобесы!
— А сегодня, смотри, демонстрацию устроили! — обеспокоился Микоян.
— Да хер с ними!
— Как бы не задумали что.
— Чего они могут задумать, обормоты! И, главное, Булганина к себе затянули! — негодовал Хрущев. — У него что, глаз нет? С кем связался?! Мы с Булганиным полжизни вместе, а он у пустышек на поводу пошел!
Анастас Иванович почесал голову:
— Обстановка нехорошая.
— Ну их к лешему! Давай веселиться, ведь день-то какой — свадьба! — Никита Сергеевич разыскал Нину Петровну и повел ее в пляс.
20 июня, четвергСвадьба гуляла до утра. Никита Сергеевич ушел спать в час ночи, выпил, конечно, подходяще, но неприятное чувство на душе не заглушил. И утром оно не рассеялось, а скорее усилилось.
«Вот сволочи! — переживал Хрущев. — Особенно Булганин, гад!»
Голова раскалывалась.
— Весь праздник испортили! — ворчал Никита Сергеевич. — Так разве друзья поступают?!
Он кое-как привел себя в порядок и спустился вниз, чтобы позавтракать.
— Не искали меня эти умники? — спросил жену Хрущев.
— Нет.
Муж грустно покачал головой. Слабая надежда, что Николай Александрович все-таки позвонит, заедет помириться, в глубине души оставалась. Нина Петровна принесла супругу наваристого куриного бульона.
— Попей, легче станет!
Никита Сергеевич взял кружку с бульоном и начал медленными глотками, чтобы не обжечься, пить.
— Почему они так? — произнесла супруга.
— Не спрашивай! — отрезал отец. — Пойду на реку, идем со мной!
— Пойдем.
— Покупаемся, вода теплая.
— Согласна.
— А молодые встали?
— Спят.
— Безобразие, ведь половина десятого!
— Пусть спят, не придирайся!
После купания Никита Сергеевич с час вздремнул, а потом, так и не дождавшись ни Сережи, ни Лели, отправился на огород. Огород был его слабостью, чего только он здесь не сажал, даже из Бирмы привез разных семян, правда, их высадил в доме на застекленной террасе. И в походе на огород его сопровождала супруга, понимая, что мужу нужна поддержка. На работу Никита Сергеевич собирался ехать после обеда.
На этот раз огород не вызвал у знатока сельского хозяйства ни восторгов, ни разочарований, он без интереса обошел грядки и отправился в дом.
— Лобанов на свадьбу невиданных плодов приволок, манго всяких да папай, недаром он академик, во фруктах понимает. Я запретил их гостям давать, чтобы недоразумений не было, у нас как до нового дорвутся, меры не знают. Давай станем с тобой пробовать?
— Давай! — согласилась Нина Петровна и улыбнулась: — Леня Брежнев вчера так отплясывал, что пиджак порвал! — припомнила она.
— Молодой, что с него взять, кровь бурлит!
— Может, рано ты его из Казахстана в Президиум взял?
— Рано, не рано, а дело сделано, Брежнев в Москве. Пусть лучше он рядом, а не эти недовольные рожи!
— И Шепилов вчера по-быстрому ушел, — припомнила Нина Петровна.
— Ему статьи научные нужно писать, он в университете преподает, профессор.
— А Молотов был зеленый.
— Лучше б синий. От него просто тошно!
— Не простит он тебе Министерство иностранных дел!
— Не нервируй, Нина, не хочу об этом думать! Давай заморские лакомства пробовать — ишь, какая гора! — кивая на неподъемное блюдо, которое водрузили на стол, проговорил Никита Сергеевич.
— А какой хороший тост Леша Аджубей сказал, особенно про нашего Сережу! И Лелечку похвалил, чувственный тост! — сменила тему Нина Петровна.
— Я плохо помню, расстроился из-за Булганина.
В это время в столовой появился Букин.
— Из Кремля звонит Аристов, просит вас к телефону.
— Чего ему-то надо? Забыл, что ль, что у меня свадьба?!
— Извиняется, говорит, дело срочное.
— Какое еще срочное дело?
Хрущев, кряхтя, поднялся:
— Вконец замучили, отдохнуть не дадут! — Никита Сергеевич вышел в соседнюю комнату к телефону.
Нина Петровна приподняла салфетку над хрустальным блюдом и взяла клубничку. Сладкая, правда, не очень крупная ягода уродилась на огороде. Скушав клубничку, хозяйка потянулась за следующей, а индийские и африканские лакомства так и лежали нетронутыми.
— Заседание Президиума ЦК открыли, представляешь?! — громко хлопнув дверью, возмутился Хрущев. — Без меня, без Первого Секретаря!
— Как такое может быть?! — всплеснула руками Нина Петровна.
— Получается, может. Меня требуют. Надо ехать.
— Что же это творится?!
— Молотовские фокусы!
В зале заседаний Президиума Центрального Комитета сидели Молотов, Маленков, Булганин, Ворошилов, Каганович, Микоян, Сабуров, Поспелов, Шепилов, Первухин, Шверник, Фурцева и Аристов. У Леонида Ильича ночью снова случился сердечный приступ — мало того, что на свадьбе он с усердием пил, так еще и плясал как умалишенный.
Через сорок минут Хрущев был в Кремле.
— Что стряслось?! — с порога начал он.
В повестке дня очередного заседания Президиума значился вопрос о праздновании 250-летия города Ленинграда, но заседание это должно было состояться послезавтра — так условились из-за предстоящей хрущевской свадьбы.
— Присаживайтесь, Никита Сергеевич! — менторским тоном проговорил Молотов.
Хрущев направился к своему месту во главу стола.
— В связи с тем, что на заседании пойдет речь о товарище Хрущеве, — продолжал Вячеслав Михайлович, — предлагаю вести заседание председателю Совета министров Булганину. Кто за то, чтобы Булганин был председательствующий?
Молотов, Маленков, Ворошилов, Булганин, Каганович, Шепилов, Сабуров, Первухин и Поспелов подняли руки. Возражал лишь Микоян. Кандидаты в члены Президиума Центрального Комитета в голосовании не участвовали.
— Большинство! — огласил Молотов. — Товарищ Хрущев, освободите место!
Хрущев с нескрываемым раздражением смотрел на Вячеслава Михайловича.
— Не пойму, что происходит?
— Я со своего места буду проводить, — сказал Булганин. — Можете не пересаживаться, товарищ Хрущев.
Никита Сергеевич смерил Булганина негодующим взглядом.
— Предлагаем вам отчитаться о проделанной работе, — срывающимся от волнения голосом продолжал председатель правительства. — Расскажите Президиуму, что вы сделали на посту Первого Секретаря?
— Вы что же, на Съезде не были?! — выпалил Хрущев. — На Съезде партии все итоги подвели!
— Мы не про успехи нашей партии говорим, а про вас персонально! — вступил Молотов.
— Ничего он не сделал! — с места гаркнул Каганович.
— Если вы спрашиваете, что произошло после ХХ Съезда, так это мы на каждом Пленуме обсуждали, вы там присутствовали!
— Да не может он ничего по существу сказать! — грубо продолжал Лазарь Моисеевич.
— Можно мне? — спросил председательствующего Маленков.