Зигфрид Обермайер - Калигула
— Пойдем погреемся, — предложил Калигула.
Они зашли в помещение, заполненное густыми клубами пара, которые милостиво прикрыли безобразное жирное тело императора.
«А ведь ему еще нет тридцати, — подумала Пираллия. — Он должен больше заниматься физическими упражнениями, меньше есть и пить…»
— Иди сюда, моя нимфа! — позвал Калигула, и она села на колени к покрытому потом волосатому чудовищу. Он принялся мять ее грудь и ласкать гладкий лобок.
— Где же ты оставила волосы своего грота Венеры?
— Это новая мода из Египта, и ее переняли многие женщины в Риме. Так чувствуешь себя совсем нагой — это приятное ощущение.
Она отдалась императору в наполненном горячем паром помещении, а потом они нырнули в бассейн с теплой водой, смыли пот и еще долго плескались в холодном бассейне.
— Может быть, я не должен говорить тебе, Пираллия, чтобы ты не загордилась, но я люблю тебя. Цезонию люблю, потому что мы во многом похожи, так же было и с Друзиллой, моей божественной Пантеей. А в тебе, Пираллия, я ценю спокойствие. Если бы я сейчас позвал преторианцев и приказал им отрубить тебе голову, знаю, что ты с улыбкой подставила бы им шею. Многие называют меня жестоким, потому что меня раздражают жалкие, раболепные создания, трясущиеся в страхе за свою жизнь. Таких людей я могу выносить, только когда мучаю и унижаю их, и, пока мне это доставляет удовольствие, я буду с ними так поступать.
— Но, Гай, ведь такими делаешь их ты! Они отзываются на твое поведение страхом, раболепием и иногда предательством. Это круг ужаса, который только ты, как сильнейший, можешь разорвать.
— Стоит ли тогда вообще жить — быть императором, быть божественным и всевластным? Ты не понимаешь этого, Пираллия, хотя и умна. Пойдем наверх, в перистиль. Если еще не очень холодно, мы сможем поужинать под открытым небом.
Калигула по своему обыкновению запивал еду огромным количеством вина.
— Не построить ли нам тут любовное гнездышко? — спросил он, с трудом ворочая языком. — Мой дед знал, что делал, когда переселился сюда. Так он отделался от сената и правил, отдавая письменные распоряжения. Но может случиться, что кто-нибудь в Риме сосредоточит большую власть и предаст императора. Тогда это был Сеян, а сейчас может стать Каллист или Клеменс. Я уже думал, не стоит ли мне перенести свою резиденцию в Александрию. Египет ведь императорская провинция, и город Птолемея вполне может сравниться с Римом.
Разговаривая, он размахивал руками и опрокинул кубок. На полу, как лужа крови, растеклось темно-красное винное пятно. Калигула засмеялся.
— Выглядит так, будто кого-то обезглавили.
Тут же принесли другой кубок, и он продолжил:
— И про Антий, место моего рождения, я тоже думал. Там люди чтут меня по-настоящему, а не только потому, что я даю им хлеб и зрелища. Прочь из Рима! Этот город мне опротивел.
Пираллия улыбнулась:
— И все-таки тебе его будет не хватать. Рим — сердце мира, и там, где оно бьется, должен быть и император.
— При Тиберии оно тоже билось.
— Но какой ценой! Ты же не хочешь, чтобы новый Сеян отобрал у тебя власть?
Калигулы тяжело поднялся и громко отрыгнул.
— Я — бог, я — Юпитер, Нептун, Марс, Геркулес, я справляюсь со всем и со всеми…
Он оступился и упал на ложе. Вдруг горло императора сдавило, и его начало рвать. Пираллия отвернулась, а прислуживающие за столом тут же бросились все убирать и чистить.
«Калигула делает много мерзостей, но у меня не получается его ненавидеть», — подумала женщина.
В ту ночь император видел сон. Он был в Палатинском дворце и хотел пойти лечь спать, и в это время сопровождающие его преторианцы превратились в римских богов. Тут были Меркурий в крылатом шлеме, Марс в воинском облачении, двуликий Янус, мрачный Сатурн, блистательный, подобный солнцу, Аполлон и другие, которых он не знал.
— Где Юпитер? — спросил Калигула.
Аполлон показал наверх.
— Нам поручено доставить тебя к нему.
Вместе они поднялись на золотой корабль, пурпурные паруса которого развевались на ветру. Как гонимое потоком воздуха перышко, взмыл корабль к небу. Калигула видел проплывающий внизу ночной Рим. Палатинский холм с нагромождением дворцов, храмы и далеко протянувшийся четырехугольник ипподрома быстро уменьшались и скоро совсем исчезли. Калигула знал, что корабль приближается к Олимпу. Когда он начал опускаться, ночь обернулась солнечным днем. И вот он увидел их, сидящих за золотым столом, и сопровождавшие Калигулу боги поспешили занять среди них свободные места. Перед этим неземным великолепием император упал на колени и с удивлением узнал двенадцать главных богов греческого Олимпа: во главе стола восседал Зевс, громовержец, повелитель мира и ветров, шторма и молний, защитник дома, семьи и дружбы, покровитель права и государства. Рядом с ним сидела Гера, его сестра и жена, затем Посейдон и Деметр, Аполлон и Артемий, Арес и Афродита, Гермес и Гелла, а в конце стола хромой бог огня и ремесел Гефест и Гестия, богиня семьи и домашнего очага.
Как гром, прозвучал голос отца богов:
— Гай Цезарь, подойди к моему трону!
От страха и трепета Калигула не мог пошевелиться. Наконец он собрал все свои силы и медленно двинулся к трону громовержца. Чем меньше становилось между ними расстояние, тем больше возвышался над ним бог, и когда Калигула предстал перед сияющим золотом троном, то показался букашкой, замершей перед великаном. Он не осмеливался поднять на всемогущего глаза и застыл в смиренном молчании, склонив голову.
Снова раздался громкий голос, заполняя пространство вокруг, будто весь мир должен был внимать ему.
— Ты называешь меня своим братом-близнецом, Гай, заявляешь людям, что в тебе живет земная половина Зевса. Ты лжешь, Гай! Ты человек, маленький, смертный человек, который кормит нас, принося в жертву простых горожан, ремесленников и крестьян. Я показал тебе Олимп и круг богов, чтобы ты познал свою ничтожность и не осмеливался больше присваивать себе достоинство, которым не обладаешь. Прими это как подарок и отправляйся обратно к смертным, где тебе и место.
Калигула не двигался. Слова повелителя мира эхом звучали у него в голове, и он хотел только одного — вернуться скорее назад, к людям, где он сам был господином.
— Как я попаду обратно? — прошептал он, со страхом глядя на обутую в золотую сандалию ногу громовержца.
Нога шевельнулась, Калигула почувствовал сильный толчок, его обступила темнота, и он ощутил, что падает на Землю, а вокруг свистит ветер.
Он с криком подскочил на постели, и тут же к нему подбежал дежуривший преторианец.
— Император? Есть приказания?
— Где я? — пролепетал Калигула.
— На Капри, на вилле Евне.
— Ах так, хорошо. Иди и приведи Пираллию! Стой, нет, пусть она спит. Сколько времени?
— Три часа после пополуночи, император.
— Хорошо, отправляйся обратно.
Утром Калигула сказал Пираллии, что приказал готовиться к обратному путешествию, и добавил:
— Я видел странный сон. Мне нужно вернуться в Рим и присутствовать на Палатинских играх.
Пираллия спросила о том, что именно ему приснилось, но Калигула отделался отговорками.
Итак, император вернулся быстрее, чем его ждали. Он сразу же оповестил патрициев и сенат о давно обещанной примирительной торжественной трапезе, назначив ее на 16 января.
С Каллистом, которому он доверял больше, чем другим, Калигула говорил о своих планах относительно торжества открыто.
— Я хочу видеть их всех, понимаешь? Сенат, знать, военных, и за каждым из них буду внимательно наблюдать. Ты знаешь, что я прекрасно разбираюсь в людях, умею читать по их лицам. Я сумею определить, кто и как ко мне относится. И когда я составлю список, мой друг, в нем окажутся имена всех моих врагов. Жаль, что Протоген исчез, но мне сможешь помочь ты.
Он довольно улыбнулся.
— Это будет следующий большой процесс, и после него я смогу ходить без охраны. Я вижу на твоем лице удивление. Ты мне не веришь. Не сомневайся — я всегда выполняю то, что собирался сделать. Много раз это доказывал.
По спине Каллиста пробежал холодок. Если император говорил серьезно, потекут реки крови, и как бы самому не попасть в смертельный водоворот. Мысли цеплялись одна за другую и путались: только бы не сказать лишнего!
Каллист задумчиво кивнул, сохраняя внешнее спокойствие.
— Отличная мысль, император. Но не приводил ли ты сам много раз пример с гидрой? Где срубаешь три головы, вырастают шесть, и если срубишь дюжину…
— Нет, Каллист, числа неправильные, как и многие сравнения, — перебил его Калигула. — Конечно, Геркулесу пришлось нелегко с легендарной гидрой, но я имею дело с людьми, с трусливыми людьми. Я знаю, как опасно, когда страх становится слишком большим: тогда он может переродиться в ненависть и презрение к смерти. На этот раз, Каллист, я уничтожу всех, кто может испытывать ко мне страх, ненависть, презрение или вынашивать предательские мысли, а заодно семьи, друзей и сторонников этих людей.
