Эптон Синклер - Зубы Дракона
Комендант дал согласие увидеть герра Бэдда. И того сопроводили в служебный кабинет грубого молодого уроженца Южной Германии со шрамом на лице и круглой коротко остриженной головой. Имея опыт общения с Герингом, Ланни не стал церемониться. Он сел и сразу перешёл к делу:
«Господин комендант, я сочувствующий американец, бывающий в Мюнхене, потому что я интересуюсь художественными выставками. Вы можете прочитать об этом, и, возможно, и обо мне. Я имел честь провести утро с фюрером в Коричневом доме несколько дней назад. Я друг министр-Президента генерала Геринга и имел удовольствие сопровождать его на охоту в прошлом месяце. Я живу во Франции и часто посещаю Англию и Америку, где я слышу много пропаганды против вашего Regierung. Вы, несомненно, знаете, что широко публикуются обвинения в жестокости и пытках. Я думаю, что будет неплохо, если я мог бы сказать: «Я посетил один из больших концентрационных лагерей и видел условия своими собственными глазами». Я понимаю, что незнакомцу вряд ли предоставят такую возможность, но у меня есть вырезки из мюнхенских газет, которые покажут вам, кто я есть, и, кстати, в них есть мои фотографии, так что вы можете видеть, что я тот за кого себя выдаю».
Улыбающийся посетитель вручил вырезки. Грубый нацист изучал их, и его настороженность испарилась, как иней рано утром под солнцем. Этот элегантный богатый иностранец фактически пользовался высочайшими привилегиями, которые мог себе вообразить любой настоящий штурмовик. Быть вхожим в личный кабинет фюрера и обсуждать с ним искусство! — «Конечно, герр Бэдд, мы всегда рады показать наш лагерь должным образом аккредитованным лицам. Мы принимали несколько иностранных журналистов в прошлом месяце». Комендант встал готовый выполнить эту почетную миссию сам. Возможно, он хотел найти секрет, как подружиться с самим фюрером!
Ланни вышел и увидел, что находилось внутри этих бетонных стен с колючей проволокой под сильным напряжением. Офицер объяснил определённый режим лагеря и провёл своего посетителя к углу, где были расположены казармы, отгороженные от остальной территории проволочными заграждениями. Это были мрачные, некрашеные и наполовину сгнившие здания, которые были возведены из непрочных материалов в военное время, и забытые с тех пор. В стенах были многочисленные трещины, в некоторых окнах отсутствовали стекла. Стояло тринадцать одноэтажных зданий, каждое с пятью смежными комнатами, а в каждой комнате было пятьдесят или более спальных мест, расположенных в три яруса, как полки. Полы были из бетона, а соломенные мешки использовались, как матрасы. В каждой комнате был один умывальник.
Многие из заключенных работали на дорогах под усиленной охраной за пределами лагеря. Другие были в мастерских, на строительстве новых казарм или в офисах. Старые и больные пользовались преимуществом солнечного света, только этот дар природы был по-прежнему доступен для них. Они сидели, прислонившись к стенам зданий, или медленно прогуливались. Очевидно, им было запрещено говорить. Во всяком случае, они этого не делали. Они тупо смотрели на Ланни, и ему было стыдно встретить их взгляд. К счастью, он не имел знакомых среди красных и розовых Баварии, так что он не получил душевные раны.
Заключенные представляли серое и угнетающее зрелище. У них были стриженые головы. Они носили одежду, в которой были арестованы. Для некоторых это случилось месяц назад, для многих почти год, и, несомненно, они спали в своей одежде в эти почти зимние ночи. Интеллектуалы Баварии, очевидно, не любили спорт на открытом воздухе. Некоторые были тощими и сутулыми, другие с брюшком и дряблыми. У многих были седые волосы, и, возможно, они приходились дедами своим охранникам, но это не принималось к рассмотрению. Плохое здоровье и депрессия были написаны на лицах всех. Они не знали, за что они находились здесь, и как долго здесь останутся. Это те, кто был когда-то свободными людьми, свободными мыслителями, лучшими интеллектуалами своей земли. Они мечтали о счастливом и более упорядоченном мире, и это было наказание, установленное за их преступление. «У нас не оздоровительный курорт», — заметил комендант.
Ланни продолжал идти, пока было на что смотреть: шестьдесят пять спальных комнат, несколько столовых, десяток мастерских, а также различные надворные постройки. Везде он смотрел на лица, высматривая брата своего зятя или мужа Труди Шульц. Он не увидел никого. И после того, как он прошёл всю территорию, которую ему показали, он решился на вопрос: «У вас есть евреи?»
«О, да», — ответил хозяин, — «около сорока, но мы держим их отдельно из уважения к остальным».
— Я полагаю, они работают?
— Вы можете быть уверены, что они работают хорошо и тяжело.
— Мог ли я их увидеть?
— Это, осмелюсь доложить, противоречит правилам.
Человек больше не предлагал свои услуги. И Ланни, задав столько вопросов, на сколько осмелился, разрешил довести себя обратно к своей машине. «Я благодарю вас, герр комендант», — сказал он. — «Теперь я могу рассказать журналистам, что я не видел ни избитых или окровавленных заключенных, ни проволочных кнутов или резиновых шлангов для избиения».
«Вы могли смотреть и дальше и не видеть», — заметил грубый нацист. Замечание имело более чем одно толкование, и Ланни подумал: «Может быть, он, как я, и предпочитает не лгать, если он может помочь!»
XIIСыщик любитель поехал обратно в город, думая, как Фредди сможет выстоять это. А Фредди сам думал, хватит ли ему необходимой смелости и духовных ресурсов?
Ланни, имея богатое воображение, задавал себе те же вопросы. Он жил в этих грязных и убогих сараях и чувствовал на спине удары тех кнутов, которых он не видел.
А затем его деятельный ум стал разрабатывать план. Он навестит грубого нацистского коменданта и пригласит его посмотреть выставку, а после этого повезёт его в своём автомобиле. А когда они будут загородом, Ланни обратится к нему следующим образом:
«Господин комендант, один из евреев, которым вы даёте много тяжелой работы, случился стать почти моим родственником. Он безвредный молодой человек, и если я возьму его к себе в дом во Франции, он будет рад играть на кларнете весь остаток своей жизни, никогда не делая никакого вреда вашему славному движению. Случилось, что я только что продал несколько картин и имею наличные деньги в банке Мюнхена. Предположим, я заплачу вам, скажем, двадцать пять тысяч марок, в любой форме и любым способом, какой вы укажете. А вы, в свою очередь, найдете способ, чтобы я забрал его в свою машину и вывез в горы через австрийскую границу. Будет ли мое предложение хорошим заработком за одну ночь?»
Ланни придумал несколько результатов этого плана. Он знал, что нацистская машина была пронизана коррупцией. Йоханнес Робин рассказал много историй о чисто арийских деловых людях, которые получали то, что хотели, с помощью таких старых методов. С другой стороны, именно этот парень может быть искренним фанатиком. Их было невозможно выявить. Ланни был уверен, что, если бы Хьюго Бэр был комендантом лагеря, он взял бы деньги. С другой стороны, Генрих Юнг, вероятно, сообщил о нём мрачному гестапо.
А что будет потом? Вряд ли они осмелятся сделать хуже, чем сопроводить его к границе, как люди генералиссимуса Бальбо сделали с ним в Риме около десяти лет назад. Но здесь было то, что привело Ланни в замешательство. Если комендант был действительно настоящим нацистом, он может вернуться в свой лагерь и сделать невозможным для Ланни подкупить любого слабака среди его людей. Для этого есть простой способ. Избить Фредди Робина до смерти и кремировать его тело.
«Я должен придумать что-нибудь получше», — сказал повзрослевший плейбой.
КНИГА ШЕСТАЯ Кровь лили и тогда, и позже
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ Суета и томление духа
Наступало Рождество. А Ирма не видела своей любимицы уже более трех месяцев. Оставаться дольше было немыслимо. Что достиг Ланни? Что он надеется достичь? Геринг просто играл с ним. Он пытался получить что-то от них, а взамен не дать ничего. Он держал их в бездействии, заклеив им губы. Ирма не возражала, чтобы её муж помолчал. Лишь бы он только не беспокоился, и ужасы не приходили ему в голову, особенно во сне!
Выставка Дэтаза закончилась, и наступила счастливая развязка. Один из больших музеев в Дрездене попросил на некоторое время у них картины. Им окажут изысканный приём, поместив их в отдельном зале. Любители искусства этого роскошного города придут любоваться ими, их будут изучать. Всё это хорошо, как с точки зрения искусства, так и денег. Золтан будет бывать там наездами, а пытливые покупатели смогут обращаться к нему. Так картинам будет намного лучше, чем просто лежать в кладовой в частном доме!
Бьюти и Парсифаль собирались в Лондон из-за странного развития событий, которое можно было себе представить. Леди Кайар послала своего дорогого друга до самого Мюнхена, чтобы тот убедил американскую пару приехать к ней снова, в качестве ее гостей, в связи охватившем её предчувствием. Она собиралась очень скоро соединиться с любимым «Винни» в мире духов, и она хотела, чтобы дорогой и любимый человек Бьюти был в ее доме в это время. Чтобы тот закрыл ей глаза и организовал ее похороны, которые должны стать не такими, как в наше время, и выражать радость, а не траур. Гости будут одеты в белое, и там будет весёлая музыка и пиршество, все под знаком «ВПП» — Винни, Птичка, и Поцелуй. «Может быть, она расскажет нам о Фредди», — сказала Бьюти. И не высказав ужасную мысль: «Может быть, она оставит нам и свои деньги».