Луиза Мишель - Нищета. Часть вторая
Вялые, сонные дети сидели за партами. Они были так безразличны ко всему, что даже не обратили внимания на новую учительницу. Лишь Софи была оживленнее других, но ведь она успела провести в этом унылом месте только один день. За уроком все хранили угрюмое молчание, кроме той же Софи, проявлявшей живой интерес к географии. Преподавала Клара не по учебнику, а по книге Жюля Верна и вместо карты пользовалась иллюстрациями.
Клара была чудесной девушкой. Училась она отлично, и в шестнадцать лет уже получила диплом учительницы. Ее легко было рассмешить, и хохотать она умела от всей души. Но иногда она подолгу плакала над страницами тайком прочитанного романа. Более решительная и храбрая, чем ее сверстницы, Клара чувствовала себя здесь, словно птица в запертой клетке. Ей было как-то не по себе.
В то время как она пыталась заинтересовать детей увлекательным рассказом, в котором описания чудес науки сменялись прелестью вымысла, со второго этажа послышался пронзительный крик. Клара бросилась было из комнаты, но дверь перед нею внезапно захлопнулась. Все же она успела разглядеть девочку лет двенадцати, с длинными белокурыми волосами, распущенными по плечам. Снова раздались крики, послышался шум, словно кто-то отчаянно боролся; затем все стихло. Г-жа Сен-Стефан приоткрыла дверь.
— Не волнуйтесь, — сказала она, — это сиротка, потерявшая рассудок. Мы не хотели отдавать ее в сумасшедший дом, там за ней не было бы надлежащего ухода, и оставили ее здесь.
Эти слова звучали правдоподобно, но Клара не поверила. Начальница приюта внушала ей глубокую неприязнь. Ей пришло в голову, — недаром она прочла столько романов! — что тут дело нечисто. Чудилась какая-то таинственная интрига.
Она стала расспрашивать девочек о помешанной. Но они, как видно, были равнодушны ко всему окружающему и могли сказать лишь одно: «Это — маленькая Роза». Быть может, они действительно ничего больше не знали.
Потеряв надежду выведать что-нибудь от детей, Клара открыла ящик стола, чтобы узнать, какими книгами пользовалась ее предшественница. Там оказалось несколько сборников песен и альбомы со стихами для детей. Пока девушка просматривала альбомы, к ней подошла Софи.
— Мадемуазель, мне страшно, я хочу домой!
— Чего ты боишься?
— Не знаю… Той девочки, что кричала.
— Она не сделает тебе ничего плохого.
— А вдруг меня поместят вместе с нею?..
— Зачем тебя станут помещать с сумасшедшей?
— Кто знает?
Страх ребенка передался и Кларе. Без сомнения, в этом доме было что-то странное, и бедной девушкой овладело тягостное чувство, какое испытывает путешественник, внезапно попавший в разбойничий притон.
Вдруг из альбома, который она перелистывала, выпала записка. Боясь слежки, Клара незаметно смахнула ее в ящик и, прикрываясь крышкой пюпитра, прочла: «На всякий случай пишу той, кто займет мое место. Спасайся, пока не поздно!»
Остальное нельзя было разобрать. Что это: одна ли из тех мистификаций, какие веселая Клара и сама не прочь была устраивать? Или она в самом деле попала в такое место, где совершаются злодеяния, и, значит, в романах пишут правду?
Девушка быстро приняла решение: предупредить дядю, чтобы с его помощью спасти себя и детей от грозившей им неведомой опасности, которую Клара чуяла инстинктивно. Она написала лишь несколько строк: «Дорогой дядюшка, мне необходимо вас видеть. Если я не вернусь через неделю, приезжайте сюда как можно скорее, умоляю вас. Это очень, очень нужно. Ваша Клара».
Запечатав письмо, она надела шляпку, накидку и, отыскав г-жу Сен-Стефан, предупредила ее, что собирается ненадолго отлучиться. Но начальница спокойно взяла у нее письмо и сказала:
— Дитя мое! Ни девочки, доверенные моим заботам, ни учительница не должны никуда выходить без меня. Такой здесь порядок; ваш дядя, без сомнения, одобрил бы его. Ваше письмо будет сейчас же отправлено на почту.
Взгляд, брошенный на Клару, убедил ее, что начальница догадалась о ее подозрениях. Девушка молча поклонилась и, подавленная, пошла обратно в класс. Все ясно: она пленница, и ее письма будут подвергаться просмотру.
Действительно, вернувшись к себе, Эльмина тотчас распечатала и прочла письмо, а затем бросила его в камин, где ярко пылал огонь, благодаря чему в комнате было тепло, как летом.
«Что успела заметить эта дурочка? Что она хочет поведать своему дяде, этому старому хрычу? Почему де Мериа не написал сам, а впутал сюда Девис-Рота? Не хватает только, чтобы он признался этому фанатику во всем, что здесь происходит. Если его преподобие узнает — дело дрянь, он уже не будет в нас нуждаться. Ведь использованные инструменты выбрасывают, как ненужный хлам…»
С такими мыслями начальница одевалась, — вернее, если вспомнить ее декольте, раздевалась для предстоящего вечера.
Дважды в неделю, по четвергам и воскресеньям, в приюте устраивались вечера. На них бывали де Мериа, Николя и другие члены благотворительного комитета. Слуг в это время отпускали: они отправлялись слушать душеспасительную проповедь в церковь. Священнику поручалось следить, чтобы там присутствовала вся челядь: толстый кучер, лакей, похожий на ящерицу, свиноподобная кухарка, горничная, смахивавшая на лисицу, и три сиделки бретонки, говорившие только на своем наречии, что не мешало им, впрочем, сосредоточенно слушать богослужения на латинском языке. Вряд ли где-нибудь можно было найти более ограниченных, более тупоумных, более послушных слуг. Каждый раз им давали по десять франков; они откладывали чаевые про черный день, так как жили на всем готовом. Что касается привратника, то он тоже получал по десять франков и ни на минуту не отходил от ворот. Хозяйская щедрость имела, конечно, свои причины.
VIII. Разгадка тайны
Клару томил страх. Все ей казалось подозрительным, ко всему она относилась настороженно. Так, например, за обедом она заметила, что начальница вышла на минутку в соседнюю комнату, служившую аптекой, и принесла оттуда две бутылки малаги. С первого же глотка молодой учительнице показалось, будто у вина какой-то странный привкус, и она вспомнила, что в одной из книг, Прочитанных ею украдкой, преступный трактирщик поил путешественников снотворным, чтобы легче было их убивать. Но ведь не убивали же тут детей? Что же здесь происходило?
Клара отказалась от вина; ей хотелось, чтобы и Софи не дотронулась до него. Но та, не обращая внимания на ее знаки, выпила все до дна. Подозрения Клары имели основания: вскоре девочки заснули глубоким сном; у нее самой отяжелели веки, хотя она лишь пригубила бокал. Однако страх и любопытство не дали ей заснуть.
— Дети так слабы, — заметила начальница, — они устают даже от обеда; их все время клонит ко сну.
Ее взгляд упал на бокал Клары.
— Почему вы не пили, дитя мое?
— Благодарю вас, мне не хочется. Я тоже утомлена с дороги, вероятно. К тому же я привыкла рано ложиться.
Девушка чувствовала на себе взгляд Эльмины и едва стояла на ногах. Начальница приюта была бледна.
— Тогда я вас больше не задерживаю, — сказала она, — и сейчас же провожу в вашу комнату. Там вы сможете отдохнуть.
Когда заснувших девочек перенесли в спальни, Эльмина предложила учительнице следовать за нею. Они пересекли сад, прошли мимо часовни. Клара подумала, что если ее опасения оправдаются, то ждать помощи будет неоткуда, так как до ближайшего жилья очень далеко.
— Эта квартира предназначалась для капеллана, — сказала Эльмина, показывая на флигель, примыкавший к часовне, — но по разным причинам он не смог ее занять, и комнаты свободны. Завтра сюда доставят пианино: ведь вы, наверное, любите музыку? Вещи ваши уже принесли сюда. Спокойной ночи, дитя мое!
И эта змея поцеловала Клару в лоб. Догадавшись, что уединенность места пугает девушку, она добавила:
— Надеюсь, вы не робкого десятка? Впрочем, одна из сиделок придет к вам ночевать, когда освободится. Не бойтесь!
Скрывая страх под напускным спокойствием, Клара поблагодарила Эльмину. Хладнокровие девушки было вызвано чувством грозящей опасности.
Оставшись одна, она осмотрела квартирку, состоявшую из двух комнат. Первая служила гостиной, вторая — спальней. Там стояла кровать с широким пологом из белой кисеи, стол, покрытый синей скатертью. На стенах — обои с белым узором по голубому фону. Словом, уютное гнездышко, вполне подходящее для молодой девушки. Но все-таки Кларе этот уют пришелся не по душе. Ей было холодно и страшно. Кровь стыла у нее в жилах, но она старалась сохранить присутствие духа.
Единственная свеча в канделябре уже наполовину сгорела: надолго ее не могло хватить. Окна с решетками, отсутствие звонка, дверная задвижка не внутри, а снаружи, — все это повергло Клару в дрожь. Тревожные предчувствия всегда страшнее, чем явная опасность. К тому же ключа в замочной скважине не было; значит, он находился у кого-то в кармане.
