Ким Балков - Проклятие Баальбека
Анастас знал, что его ожидает, но не пошел вместе с монголами. Он вылез из пещеры, когда мамлюки подожгли православный Храм в долине. Один из них, в высоком золоченном шлеме и развевающемся красном плаще, подскакал к нему на белом жеребце, спросил зло:
— Ты кто?
— Раб Божий, — ответил Анастас.
Мамлюк рассмеялся, ткнул старика копьем:
— Сейчас я поджарю тебя, слуга Иблиса!
Монах не удержался, упал на острые камни. Он вдруг увидел ковыльную степь, белую, расшитую тесьмой юрту и синеглазого младенца в люльке.
Мамлюк спрыгнул с коня, рванул саблю из тугих ножен.
— Боже, прости их, ибо не ведают, что творят, — захлебываясь кровью, прохрипел Анастас.
Он попытался встать, но мамлюк снова ударил монаха саблей, и отшельник, падая, увидел у него за спиной рыжебородого туманя с канжаром в руке.
— Не надо! Не надо!.. — ужаснулся Анастас. — Спасись сам и вокруг тебя спасутся тысячи!..
ВЕТВЬ ПЯТНАДЦАТАЯ
«Спасись сам и вокруг тебя спасутся тысячи!»
Китбуга услышал эти слова неподалеку от Элеонской горы и вскочил на коня. Однако, проехав немного, резко осадил хулэга и повернул обратно. Показалось, что кто-то произнес:
— Дух его ведет в пустыню, в царство Азазела.
Китбуга испугался, но не за себя, нет, а за тех, кто стоял теперь под Назаретом и надеялся с его помощью вырваться в родные степи.
Тысячи черных стрижей кружили в небе, сверля полдневную тишину скрипучим верезжанием. Там, за горами, была Вифания — ветхая деревушка, окруженная запыленными терновниками. А чуть дальше, в каменистой пустыне, раскинули войлочные шатры передовые отряды мамлюков. Вчера асы Вихря поймали гонца Кутуза. Он вез письмо хану Золотой Орды Берке. Подтверждалось самое страшное, о чем Китбуга думал в последнее время. Хулагу не мог прийти к нему на помощь. Он боялся удара со стороны Золотой Орды и держал на границе три отборных тумэна. Еще один тумэн Хулагу отправил в Колхиду, чтобы усмирить непокорных грузин.
Хан Золотой Орды Берке предал своих единокровных братьев, вступив в сношения с Кутузом. Не зря сын Бату Сартак как-то сказал ему:
— Ты мусульманин, а видеть подле себя лицо агарянское для меня несчастье!
Берке отравил Сартака, а потом убил его сына Улакчи. Несчастная Боракчин-хатунь, вдова великого Бату, пыталась бежать к Хулагу, но нукеры Берке настигли ее у воложских порогов и казнили на дворцовой площади в Сарае.
Оставалась слабая надежда на помощь из Великой степи, но и она скоро исчезла. Киликийские армяне, которые ходили с караваном в Каракорум, принесли черную весть о кончине Мункэ. На два года вся степь погрузилась в траур.
С небольшим отрядом Китбуга метался по Галилее, ища слабое место в расположении войск Кутуза. И он скоро нашел его. Неподалеку от Капернаума стояли лишь арабы и берберы. Их были десятки тысяч, но они наверняка не выдержат лобового удара тяжелой монгольской конницы. У Китбуги сразу созрел план предстоящей битвы. Ложной атакой он скует основные силы Кутуза, а потом бросит кэшиктэнов на арабов и сомнет их.
Довольный, Китбуга свернул к озеру, которое хабиру называли Геннисаретским. Вода в нем была мутно-зеленоватая. На берегу озера, среди колючих кустарников и розовых цветов лежали огромные белые камни. Это и были остатки знаменитого Храма, куда столько раз входил Сын Творца Вечно синего Неба.
Глядя на лазоревые, казалось бы, вырастающие прямо из воды горы, Китбуга вдруг подумал о призрачности и непостоянстве земного мира. Еще вчера все живое трепетало и впадало в дрожь от упоминания одного имени монголов, а сегодня он вынужден предпринимать отчаянные усилия, чтобы спасти своих нукеров от неминуемой гибели.
Китбуга недовольно поморщился. Он был воин и не любил предаваться сомнениям.
— Урагша! — крикнул тумань и, хлестнув коня тугой ременной плетью, поскакал в сторону Капернаума.
Нукеры с трудом поспевали за ним.
Китбуга нашел в Капернауме лишь несколько старых хабиру. Они сидели на высоком крыльце единственного Храма и без устали читали молитву. Вернее, это была не молитва, а плач о Сионе, о покинутом рае и разрушенной стране.
Китбуга подозвал к себе седовласого старца в пегом хитоне из овечьей шерсти и спросил у него, есть ли в городе лошади.
Хабиру, боясь поднять глаза, робко ответил:
— Господь отвернулся от нас. Мы очень бедны.
Китбуга все понял и отпустил старика. Он вернулся к войску, когда на усталую от дневного жара землю легла густая черная полоса сумерек.
Тумань проснулся утром от ржания лошадей и рева многих сотен верблюдов. Это Архай возвращался из ночного набега на арабов.
Китбуга вышел из юрты в распахнутом халате, и тотчас вся долина огласилась приветственными криками. Он с восхищением смотрел на сына, который важно ехал во главе своего небольшого отряда, но стоило посмотреть на кремнистые холмы, как лицо туманя помрачнело. Все они были опоясаны рядами террас, на которых лежали толстые лозы ханаанского винограда.
Китбуга знал, что на этих холмах притаились десятки тысяч мамлюков, готовых по первому зову своего эмира ринуться вниз, чтобы уничтожить все живое…
ВЕТВЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ
Китбуга знал, что на этих холмах притаились десятки тысяч мамлюков, готовых по первому зову своего эмира ринуться вниз, чтобы уничтожить все живое…
Он вернулся в юрту, склонился перед образом Николы Архата и долго стоял так, шепча молитву:
— Абай-бабай, Отец Вечно синего Неба, спаси и сохрани верных сынов Твоих!.. Никола Архат, моли Творца всего сущего о нашей победе!..
Китбуга знал, что сейчас мамлюки обходят его войска. У них было сто тысяч сабель, а у него всего двенадцать.
Кутуз поставил Бейбарса в центре, твердо наказав ему ни при каких обстоятельствах не трогаться с места, а сам укрыл фланги в глубоких кремнистых лощинах. Он знал, что монголы хитры и коварны и наверняка попытаются, как это уже не раз бывало, ложным бегством заманить мамлюков в засаду. Но то, что скоро он увидел, превзошло все ожидания искушенного в боях полководца. Монголы решили атаковать в лоб. Кутузу даже показалось, что Аллах лишил их разума. Ведь монголов было почти в десять раз меньше.
Ожидание боя захватило Бейбарса. Он был красив в золоченных доспехах, высоком тюрбане с павлиньей джигой и красном плаще, который развевался на ветру, подобно крыльям птицы Хумай.
Перед лицом грозной монгольской лавы Бейбарс вынул из расписных, украшенных драгоценными каменьями ножен, кривую саблю, и, оборотившись к сарбазам, крикнул:
— Делайте, и увидит ваше дело Аллах и посланник Его, и все верующие!..
— Аллах Акбар! — закричали мамлюки, и тридцать тысяч отборных всадников понеслись навстречу асам Вихря и башкурдам Гемябека.
Монголы были полны желания победить. Они приободрились, когда увидели Китбугу. Он занял свое привычное место на каменистом холме возле девятиножного, с изображением белого кречета на синем полотнище, знамени. Этому учил его еще одноглазый Субудэй. Возле знамени уже находились Аткирах, Мэнгэту, Догчин и другие беки.
С холма хорошо просматривалось все поле битвы. Китбуга разделил тумэн на девять частей. Правое крыло составляли уйгуры Аткираха и Дадая, тумэн-ойраты, баргуты и урсуты Оголея, Нэкуна и Мэнгэту, левое — хабханасы, тубасы и ханкасы Ахутая, Намчина и Эмнэга. Чуть впереди находились тумэн-киргизы Догчина и Эршилту. В резерве Китбуга оставил кэшиктэнов Архая и «тысячу храбрых».
Его замысел был прост. Он решил постепенно вводить в бой свои войска, чтобы сковать под Назаретом все силы Кутуза, а потом бросить тридцать отборных сотен Архая на арабов и берберов, которые стояли у Капернаума. Кэшиктэны должны были смять их и вывезти из окружения многочисленные толпы беженцев.
Китбуга отдал Архаю всех лишних лошадей и верблюдов. Сын воспротивился его решению, но тумань напомнил ему о Джасаке, и Архай смирился. Они обнялись на прощание, и Китбуга отдал сыну свой канжар с крестом на фигурной рукояти.
— Это мой подарок будущему внуку, — сказал тумань. — Я хочу, чтобы ты продолжил наш род.
— Позволь мне остаться с тобой! — воскликнул Архай.
Китбуга недовольно поморщился, произнес резко:
— Ступай и сделай все, как я велел!
— Хорошо, — ответил Архай, и, вскочив на коня, повел кэшиктэнов к зеленым холмам Капернаума. За ними медленно потянулись испуганные толпы беженцев…
Асы и башкурды атаковали стремительно. Они метнули в мамлюков короткие сулицы, а потом резко взяли вправо, увлекая за собой самых горячих и нетерпеливых. Этого как раз и боялся Кутуз.
Напрасно Бейбарс пытался остановить их. Строй рассыпался, и первая линия сарбазов устремилась в погоню, но у кремнистой горы мамлюки напоролись на уйгуров Аткираха и Дадая. Они взяли нападавших в кольцо и почти всех перебили.
