Николай Асламов - Шаг вперёд, два назад
Волки стояли напряженно и не спускали с людей глаз, что Готфрида изрядно забавляло. Как бы они не перенервничали…
– Тебе нужна слава? – возобновила допрос девушка.
Рыцарь хохотнул и тут же пожалел об этом, поперхнувшись рыбой.
– Смерть?
Готфрид покачал головой, пытаясь прокашляться. Серьезность разговора этим обстоятельством была явно смазана.
Восстановив дыхание, рыцарь сразу перешел в контратаку:
– А старшие знают, что вы пришли ко мне? Не боитесь, что я пойду по следам и накрою ваше сборище?
Тот волк, что был ближе, угрожающе ощерил зубы. Острые, еще не истершиеся. Зубы волчонка, а не матерого охотника.
– Ты убил несколько стай, но на всю летнюю сходку тебя одного не хватит, – гордо вскинулась девушка.
Так, уже кое-что. Стало понятнее, с чего вдруг такой наплыв оборотней в эти края.
– И с чего ты решила, что я один?
Волки инстинктивно дернули ушами, а девица, потеряв самообладание, огляделась по сторонам, явно не понимая, в чем подвох. Ситуация забавляла рыцаря все больше.
Главное, не спровоцировать их на глупости: в том, что он сумеет убить троих щенков, рыцарь не сомневался. Оружия у них не было, а клыки и когти против Готфрида – не оружие. Тихо лежащий в ножнах меч тоже так думал. Но спешить с этим убийством совершенно не стоило. Вдруг у волчат удастся выудить что-нибудь еще.
– У тебя есть самка? Дети? – спросила девушка, сделав еще пару шагов вперед.
Готфрид отрицательно покачал головой:
– Нет и не было.
– Это твой ученик? – спросила девушка, указывая на посапывающего латгала, который по-прежнему спал без задних ног. Умаялся.
– Нет. Были, да все умерли, – ответил рыцарь, улыбаясь.
Видимо, эмоция на изуродованном лице произвела на щенков нужный эффект: тот, что лежал ближе к рыцарю, вскочил на лапы и, пригнув уши, ощерил пасть. Но девушка только улыбнулась и сверкнула глазками.
– Ты хоть и крепок, но уже стар, меченый, – продолжила она, странно растягивая слова. – После тебя не останется жизни: ни детей, ни тех, кого ты воспитал. Ради чего ты существуешь на земле?
Готфрид ответил. Себе, не ей.
Девица странно посмотрела на него, и рыцарь вдруг ощутил внизу живота неодолимое желание. Ему захотелось накинуться на девушку прямо здесь и сейчас, на глазах у других оборотней. Содрав с нее платье, безоглядно, дико и яростно совокупляться у костра…
Воспоминанием о Ней Готфрид подавил желание, а вслух сказал, медленно подбирая ноги под себя:
– А ради чего живет ваша стая? Ради чего вы заявились к меченому, убийце стай, всего втроем? Завести от меня детей? Увещевать? Заключить перемирие? Биться?
– Ты понятия не имеешь, за что и против кого мы бьемся. Все вы живы только потому, что есть мы, – в раздражении топнула босой ножкой девушка-оборотень. – Потому что мы – стражи жизни.
– Ну да, – скривился рыцарь. – И конечно, исключительно для спасения моей жизни вы несколько ночей подряд крались вдоль берега, выжидали, высматривали других рыцарей и, когда убедились, что больше никого нет, решили заявиться прямо сюда, гордые и самоуверенные. Или попросту трусливые? Целая стая на одного меня, такого старого и ничего не понимающего!
Девица сдвинула светлые брови и сжала кулачки. Один из волков угрожающе зарычал, но Готфрид уже вошел во вкус:
– Смерть или слава, да? Принести на сходку голову меченого или пасть в бою за собратьев? Но сначала зачем-то почесать языком… Для самооправдания?
Твари потихоньку зверели – шерсть на холках вздыбилась, а лапы напряглись до дрожи, но болтовня дарила драгоценные мгновения, которые рыцарь тратил самым эффективным образом – наматывая цепь на кулак.
Оба волка прыгнули одновременно, как по команде. Первый – к горлу зашевелившегося от шума гребца, второй, взяв короткий разбег, в сторону рыцаря. Две предсказуемые ошибки.
Готфрид хорошо видел летящую к нему серебристо-серую молнию и коротко хлопнул по ней открытой ладонью, сбивая в сторону раззявленную пасть. Оборотень боком врезался в рыцаря, как в дерево, коротко мотнул головой и покачнулся на лапах, потеряв ориентацию. Ожидаемо попался на самое распространенное из благословений Бедных рыцарей: того, кто твердо стоял в христовой вере, сбить с ног было невозможно даже тараном.
Почувствовав, как его немощное тело мгновенно переполняется бесконечной Божественной силой, Готфрид ударил кулаком вниз, с громким хрустом сокрушая хребет истошно взвизгнувшей адской твари, словно молотом, и тут же отскочил в сторону, пропуская второго волка, чьи окровавленные челюсти лязгнули в опасной близости от его босых ног.
Недолго думая, Готфрид упал вперед, придавливая серебристое чудовище к земле. Оборотень задергался, замолотил лапами по земле и вывернул голову, силясь укусить рыцаря. Тот успешно воспользовался последним обстоятельством, накинув цепь на волчью шею.
Раздалось явственное шипение, тварь завизжала, ощутив на шее ожог от ненавистного металла, и конвульсивно забилась в захвате. Пришлось обхватить волка ногами, прогнуть спину и даже помочь себе левой культей, довершая начатое. Будь цепь прикована к обычному мечу, трюк не сработал бы, но святой клинок прочно сидел в ножнах и покидать их по-прежнему не собирался…
Когти еще пару раз полоснули по воздуху, не причинив рыцарю никакого вреда, и тварь затихла.
Готфрид вскочил на ноги, по-прежнему удерживая перед собой обмякшего оборотня, медленно возвращающегося в человеческий облик. Благо, щедро дарованной Господом мощи на это с лихвой хватало.
Девушка уже успела перекинуться в кошмарную боевую форму, но в бой не вступила, присматриваясь к Готфриду. Разумная предосторожность. Теперь, наклонившись к земле так, что левая передняя лапа доставала до земли, она решала, как лучше атаковать. От былой субтильности не осталось и следа: серебристо-серая шерсть покрывала бугрящиеся мускулы, а плечи своей шириной могли поспорить с телегой.
Адская тварь прыгнула, стремясь располосовать рыцаря чудовищными когтями, но тот, бросив тело ее собрата, шагнул вперед и в сторону, оказался сбоку и крепко двинул обороню по ребрам. Раздался явственно слышимый хруст.
Боли чудовище, похоже, не ощущало, поскольку, развернувшись на месте, дважды хлестнуло длинными лапами. На месте инквизитор, естественно, не стоял, но уклониться тоже не успел: кольчуга на животе лопнула, распоротая скользящим ударом. Будь на его месте кто-то другой, его бы таким ударом выпотрошили, как рыбу. Но с Готфридом такой трюк не пройдет…
Оборотень, не понимавший, почему человек еще не выронил собственные внутренности, попытался развить успех, но не смог, хотя старался изо всех сил. Силуэт волчицы буквально расплывался в глазах рыцаря, он чувствовал, что совершенно не успевает за противницей, и она тут же достала его еще раз. Но это его нисколько не смутило: милостью Божьей тело рыцаря было неуязвимо для когтей, клыков, жал, ядовитых хвостов, щупалец и другого оружия слуг сатаны. Другое дело сталь – от нее рыцарь носил кольчугу.
Волчица металась вокруг с такой скоростью, что Готфрид едва успевал за ней следить. Броня быстро превращалась в лохмотья, но в боевом умении рыцарь намного превосходил адскую тварь, поэтому вскоре начал разгадывать ее маневры, раз за разом доставая чудище ударами кулака, на который была намотана посеребренная цепь.
Бедро. Плечо. Живот.
Искалеченная, не понимающая, почему человек все еще жив, тварь двигалась неуклюже, ее атаки становились все более медленными и размашистыми. Рыцарь постепенно заводил ее на мелководье, где двигаться было еще труднее. Разгадав замысел инквизитора, она отчаянно прыгнула, силясь порвать его зубами, но именно этого Готфрид и ждал. От мощного удара снизу челюсти лязгнули, как замковая решетка, и чудовище, стремительно уменьшающееся в размерах, навзничь рухнуло в реку.
Рыцарь тут же подскочил к ней и привычным движением накинул цепь на тонкую девичью шею. Теперь она не могла стать зверем, иначе серебро сожжет ей глотку, а бороться с рыцарем в человеческом облике – это даже не смешно.
Похоже, тварь потеряла сознание, иначе она бы что-нибудь предприняла. Рыцарь слегка притопил ее, чтобы привести в чувство, и, получив пару шлепков от слепо размахивающих рук, приподнял над водой. Из-под мокрых спутанных волос на него смотрели глаза. Глубокие, как небо, и добрые, как у Той, о ком инквизитор думал все эти годы. И эти глаза отчаянно молили о пощаде.
– В ночь солнцестояния, верно? – прохрипел Готфрид, которому все эти прыжки дались нелегко. Девушка была права; сорок три года для Бедного рыцаря – глубокая старость. Столько не живут.
Девушка непонимающе нахмурилась.
– Ваша сходка через две ночи, на солнцестояние, – разъяснил рыцарь свою догадку. – Где?
