Джек Коуп - Прекрасный дом
— Я зашел пригласить тебя прокатиться со мной, Маргарет, — сказал Том.
Она взглянула на мать, словно сомневаясь, правильно ли она его поняла. Старуха кивнула головой.
— Спасибо, Том, с удовольствием, — сказала Маргарет. Щеки ее порозовели, а глаза потемнели. — День сегодня чудесный.
На улице он увидел, что его охотничий пес, сеттер, прибежал следом за коляской и теперь отдыхает в тени. Том потрепал его за уши, побранил, и сеттер печально повесил голову.
— Какой красавец! — Маргарет погладила шелковистую коричневую шерсть.
— Непослушный пес. А потом из-за этой беготни у него будут болеть лапы. Ты позволишь мне посадить его в коляску?
Он поднял большую собаку и втолкнул ее под сиденье.
— А теперь сидеть тихо, Быстрый.
Пес улегся, радостно повел носом, уловив знакомые запахи, — под сиденьем пахло цесарками, фазанами, зайцами и им самим — и положил голову на вытянутые лапы. Он быстро обнюхал все кругом в поисках ружья и, убедившись в том, что ему придется довольствоваться лишь скучной прогулкой, обиженно засопел, обнюхивая щиколотки Маргарет.
Сначала они ехали медленно, поднимаясь по извилистой дороге, что шла вдоль долины к открытому нагорью. Затем лошади побежали резвей. Ветер дул в лицо, а спереди и слева, врезаясь в небо, стояла стена гор, синих, хрустальных, вздымающих свои отвесные склоны на высоту в одиннадцать-двенадцать тысяч футов. Они ехали по зеленой степи, усеянной розовыми и белыми колокольчиками и большими алыми маками, мимо каучуковой плантации, за которой виднелись серые железные крыши домов. Одна из них провалилась, и на всем здесь лежала печать запустения. Том указал на эти дома.
— Бывшая моя тюрьма. У меня до сих пор еще бывают из-за нее по ночам кошмары. Конистонскую академию мистера Хемпа мы обычно называли работным домом одноглазого Циклопа.
— Я помню, — сказала Маргарет. — А теперь мистер Хемп стал судьей и редко бывает в этих краях.
— Да, но я слишком часто вижу его в Колючих Акациях. — Он натянул вожжи, и лошади перешли на шаг. — Маргарет, до чего же он мне осточертел. Старый Хемп хозяйничает в Ренсбергс Дрифте и поэтому попытается обращаться со мной как равный. Большинство моих домочадцев находится в его власти, и я вынужден все время следить за этим одноглазым дьяволом.
— Твоих домочадцев?
Том улыбнулся.
— Я вижу, мне следует быть более осторожным. Я имею в виду тех, кто живет на фермах моего отца в Колючих Акациях. Я забочусь о них с тех пор, как у отца был удар, и поэтому называю их своими домочадцами. Кроме того, я всегда был близок с ними.
— Я знаю. Я просто не сразу сообразила.
— Я хочу исповедаться тебе кое в чем, Маргарет. Поэтому я и попросил тебя поехать со мной. Мне нужно, чтобы ты мне помогла.
И пока он рассказывал ей о своих розысках Коломба, она слушала и смотрела на солнце, катившееся вниз, в золотистую дымку над горами.
— Да, — сказала она, — я могла бы разыскать его, если он в Питермарицбурге. Я могу написать мисс Брокенша, она знает всех и каждого, а образованных зулусов и подавно. Но что потом? Если он узнает, что о нем наводят справки, он скроется и будет скрываться до тех пор, пока не убедится, что ему ничего не угрожает.
— Я надеюсь, он убедится в этом, как только узнает, что разыскиваю его я.
Но по тону его было ясно, что он и сам в этом не убежден. Казалось, он знал, что при ней можно говорить только святую правду.
— С годами Коломб стал гордым и обидчивым, — продолжал Том. — Я никогда не ссорился с ним. Мы расстались друзьями. Но вот как-то мне довелось узнать нечто известное ему с самого детства, хотя он ни разу не заикался мне об этом. У нас произошел серьезный разговор, и признаюсь, мне было очень больно. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Нет.
— Ну, в общем о том, что у меня есть сводный брат, Эбен Филипс — понимаешь, Филипс, — эта фамилия образована от имени моего отца. Его мать — родственница Коломба, его тетка. — Они ехали медленно, и он заметил, как ее лицо вспыхнуло. — Я думал, что все в округе знают, — сказал он.
— Нет… А какое это имеет значение?
— Это было три года назад. Я уехал. Война только что закончилась, и я поспешил в Матабелеленд, надеясь догнать твоего брата, но так и не догнал его. Потом, когда с отцом случился удар, я вынужден был вернуться домой и узнал, что Коломба прогнали с нашей земли и все переменилось. Отец сделал это еще до болезни. Я дал слово вождю, что Коломб может вернуться, но он так и не пришел. Может быть, я перестал для него существовать как человек, как мужчина и друг. Может быть, он не пришел, потому что его ищет полиция: он должен отработать на строительстве дорог, заплатить налоги, и что-то там еще от него требуется. Хемп называет его преступником только потому, что он получил образование.
— Он, конечно, знает, что ты офицер войск милиции?
— Зулусы обычно это знают.
— Тогда его не убедишь.
Он понял ход ее мыслей. Она безжалостно докапывалась до самых корней вопроса. Она ясно понимала, что милиция — сила, враждебная зулусам, и эта сила мешает примирению Тома и Коломба. И пока Том будет в милиции, хотела она сказать, он не сможет завоевать доверие чернокожего. Но Том не согласился с ней.
— Зачем тебе нужен этот человек, Том? — спросила она.
— Я об этом еще не думал, все зависит от него. Во всяком случае один я много не сделаю. Зулусы что-то затевают, а у людей, ты сама знаешь, начинают стучать зубы от страха.
— Да, но я не знаю почему.
— Вот это я и хочу узнать у Коломба. Пусть он предостережет свой народ и поможет мне составить точную картину того, что происходит, получить надежные, достоверные сведения. Я не собираюсь использовать эти сведения против них, как это сделала бы милиция или полиция: это будут сведения только для меня. Располагая ими, я могу пойти к местным властям и постараться пробить их невежество и чванство. Если они не пожелают принять меры, я поеду в Англию и расскажу обо всем там. Но пока я ничего не могу сделать. Нельзя же ехать, чтобы рассказать британскому правительству о том, что в воздухе пахнет грозой и что по ночам у людей бегают мурашки по коже. Заколотая белая свинья — я видел вчера такую штуку, — но что из этого? Они только посмеются надо мной. А теперь эти идиоты в Питермарицбурге ввели новый подушный налог и заявляют, что это спасет финансовое положение страны. Им придется собирать этот налог с помощью солдат — вот что значит жадность! Они воображают, что из зулусов еще можно кое-что выжать. Что же касается налогов на них самих — боже избави! — подоходный налог будет разорением для страны! И дело не только в подушном налоге, Маргарет. Они должны прекратить это кровожаднее выжимание ренты: они должны отказаться от ростовщических десяти процентов в месяц. Но они не с делают такого шага, пока их как следует не припугнут, потому что они уже по горло завязли во всем этом. Они должны перестать забирать у племен землю под свои поселки. Оли должны отменить порку. У меня сердце разрывается на части, когда я вижу, что у каждого второго рабочего — не спина, а сплошная рана.
— У меня тоже сердце разрывается.
— Маргарет, все эти слова напрасны. Я не знаю, как и чем тут можно помочь, Быть может, зулусы правы и в глубине души знают, что ничего нельзя добиться без кровопролития. Но чью кровь нужно будет пролить? Вот о чем следует подумать. Когда пропадает вера, мы остаемся перед лицом нечеловеческой, ужасающей пустоты. Если кто-нибудь попытается помочь им, они ему не верят. Они с подозрением относятся к мерам по борьбе с чумой, с желтой лихорадкой, с саранчой и совершенно убеждены, что правительство само навлекает на них все бедствия. Почему? Потому что мы заранее знаем об их приближении. Нужны огромное терпение и добрая воля, чтобы рассеять это недоверие, и лишь немногие пытаются их проявить, На деле получается не завоевание доверия, а нечто прямо противоположное. Я могу сказать тебе, ибо тебе я спокойно доверил бы все, вплоть до своей жизни, что наши главные командиры, Эльтоны, Мак-Кензи и другие, только науськивают правительство на зулусов. Им до смерти хочется ездить по стране с карательными отрядами, как прежде. У каждого из них тоже есть фермы и рабочие, и они тоже напуганы. Эльтон так дрожит за свою шкуру, что заставляет повара отведывать пищу в своем присутствии.
Гаснущий свет дня озарил мир зеленоватым отблеском, и вся степь с облегчением вздохнула, избавившись от дневной жары, В высокой траве жалобно перекликались перепела. Том взглянул на Маргарет: она задумчиво смотрела перед собой. Нет, это не та спокойная молодая женщина, какой он всегда считал ее. Как он ошибался! Черты ее лица, ее губы и полузакрытые глаза, казалось, полностью гармонировали со светом, льющимся с неба. Зачем он пытается взвалить на нее свои заботы?
