Рафаэль Сабатини - Ночи Истории
— Почему вы решили поведать вашу историю именно мне?
— В ее тоне угадывалось волнение.
— Это позволит объяснить… — задумчиво произнес Перес.
— Объяснить? Но что?
— Мою сдержанность, мою бесчувственность перед вашим очарованием и вашей красотой, которые в более счастливые времена свели бы меня с ума, лишили бы покоя и поставили на колени!
— Vive Dieu![6] — тихо произнесла маркиза. — Это действительно требует объяснения.
— Я хочу вам рассказать, как стало возможным, что Антонио Перес оказался не способным ни на какое иное чувство, кроме ненависти. Хотите ли вы узнать об этом? — Антонио наклонился вперед, пристально и настойчиво глядя на маркизу. Казалось, его темные глаза состоят из одних зрачков. Несколько мгновений она смотрела в эти бездонные глаза, потом отвернулась. Бледность, внезапно разлившаяся по лицу, и вздрагивающие губы выдавали ее сильное волнение.
— Прошу вас, выслушайте меня. — Голос Антонио был мягок, но в нем чувствовались скрытые страсть и сила.
Маркиза снова посмотрела ему в лицо и заметила, что он все еще не сводит с нее пристального взгляда.
— Хорошо, — сказала она, — я готова вас выслушать. — Маркиза прошла к двум креслам, стоящим в нише у окна, и опустилась в одно из них. Ее лицо и выражение глаз скрыла глубокая тень. Откинувшись в глубоком кресле, маркиза замерла. Дон Антонио сел напротив. После долгого молчания он приступил к рассказу.
Я привожу его почти дословно, поскольку вскоре после того, как Антонио Перес поведал ей свою историю, маркиза полностью ее записала. Рассказ этот хорошо согласуется со знаменитым «Relacion», хотя в нем больше личного и пристрастного отношения к событиям.
История Антонио Переса— Я думаю, что эта история, — начал дон Антонио, — одна из самых печальных историй человеческой любви. Насколько это справедливо, вы поймете, если я признаюсь в том, что каждый свой день начинаю с благодарственной молитвы Господу за то, что та, которая вдохнула в меня эту любовь, обрела, наконец, вечный покой. Она умерла год назад, находясь в ссылке в далекой и глухой испанской провинции Прастана. Ее звали Анна де Мендоса. Она происходила из одного из самых знатных и богатых семейств Испании и была, как вы, французы, это называете, выгодной партией. Глупцы завидуют знатности и богатству. Но, поверьте, ни то, ни другое не может защитить юную девушку, если у нее нет сильного покровителя. Анна воспитывалась в закрытом монастыре, и к тринадцати годам ее знание жизни мало чем отличалось от младенческого. В тринадцать лет юная Анна вынуждена была покинуть монастырь, чтобы по настоянию родных выйти замуж за человека, годившегося ей в отцы. Звали его Рой де Гомес, герцог Эболи. Он был первым министром Филиппа II и приобрел в Испании огромное могущество. Эболи и Мендоса давно хотели породниться, чтобы объединить свои богатства и влияние. В жертву этому стремлению и была принесена Анна. Очень скоро после свадьбы она обнаружила, что жизнь не имеет ничего общего с ее девическими мечтами. Жизнь, которую ей отныне предстояло вести, оказалась полна жестокости, ненависти и алчности.
Эболи ввел свою девочку-жену в высший свет, представил ко двору. Анна служила ему чем-то вроде украшения к наряду, незначительного дополнения к богатству и могущественному союзу, которые он приобрел вместе с ней. Вскоре после того, как Анна стала появляться с мужем при дворе, ее заметил набожный развратник Филипп II. Набожность короля Филиппа известна всему миру: он проводит дни и ночи в молитве, он налагает на себя строгие обеты, он ненавидит грех и маловерие — особенно в других. Стремясь искоренить ересь, он потопил свободолюбивых фламандцев в крови. Он хотел бы поступить так же и с англичанами, но ему это не удалось. Он ведет войны во славу Святой Церкви, но не потерпит ее вмешательства в свои личные дела. Он является, как вы изволили выразиться, мадам, истинным испанцем.
Я опущу подробности. Выпуклые глаза Филиппа приметили юную красоту Анны. Ее муж был весьма предан своему королю. Поведение герцога было логичным и последовательным. Он взял в жены Анну де Мендоса ради удовлетворения своих амбиций, и едва ли что-то могло остановить его на этом пути. Анне было сказано, что любовь самого короля — это величайшая честь, за которую нужно благодарить Бога. Ведь король ближе к Нему, чем любой другой смертный. В своей короткой жизни Анна не принадлежала себе ни дня, она всегда была собственностью, игрушкой других. Могла ли она всерьез противиться притязаниям самого короля? Двор Филиппа был мрачен и малолюден, у Анны не было ни друзей, ни близких, ей не у кого было просить помощи и поддержки. Будь я в то время при дворе, я нашел бы способ не допустить случившегося. Но мне тогда было не намного больше лет, чем Анне, и я не был еще втянут в водоворот придворной жизни.
Анна стала любовницей рахитичного государя и родила ему сына, герцога Прастанского. Герцог Эболи сделался еще могущественнее и богаче, более прежнего расположил к себе короля. Я появился при дворе спустя шесть лет после случившегося. Мой отец устроил меня на место секретаря герцога Эболи. Из сплетен, в изобилии гуляющих по дворцовым коридорам, я узнал историю жены герцога и преисполнился к ней жалости и сочувствия. Когда же я впервые увидел донну Анну, то был поражен в самое сердце ее красотой и достоинством. Пытаясь заглушить в себе проснувшуюся любовь, я скрывал свои чувства, вел беспутную жизнь. Жена могущественного министра, возлюбленная самого короля! Мог ли я оспаривать ее у сильных мира сего?! Но меня останавливало и еще одно обстоятельство: мне казалось, что Анна любит короля. Будучи неискушенным и неопытным, я удивлялся этому. Филипп II, несмотря на свой весьма молодой возраст, был худосочным и болезненным человеком хлипкого телосложения, мал ростом, с рахитичными журавлиными ногами. В лице его можно было бы найти много комичного, не будь его выражение таким жестоким: выступающая нижняя челюсть, всегда приоткрытый рот, нелепый желтый пучок редкой бородки и выпуклые, как у лягушки, глаза. Возможно, Филипп и был рожден великим королем, но внешность у него была неприятной и отталкивающей. Несмотря на это, прелестная донна Анна, казалось, любила его.
В течение десяти лет я скрывал свою любовь. Я женился. Женился так же, как и сам Эболи — моя женитьба была продиктована расчетом и являлась, по сути, соглашением двух сторон. Но мне повезло — вряд ли можно было найти более верную жену, чем Хуана Коэлло. У нас появились дети; семейная жизнь протекала спокойно и гладко. Мне уже стало казаться, что моя невысказанная страсть к герцогине Эболи умерла. Видел я ее редко, мои обязанности и моя занятость росли вместе с быстрым продвижением при дворе. В двадцать шесть лет я стал министром и одним из первых лиц в партии, возглавляемой герцогом Эболи. Неожиданно для себя я попал под влияние этого подозрительного и мрачного человека. Крайне неприятный в общении, нечистоплотный в делах, Эболи, тем не менее, обладал какой-то странной демонической притягательностью, способностью пробуждать в людях преданность к себе. Мне стало легче понять Анну, привязанную, несмотря ни на что, к своему мужу. От странных чар Эболи мне удалось освободиться лишь после долгих лет гонений.
Когда в 1573 году герцог умер, мой авторитет был уже столь огромен, а расположение короля так велико, что я получил пост государственного секретаря короля Испании, не приложив к тому никаких усилий. Антонио Перес стал вторым человеком в Испании, уступая лишь своему королю. Не думаю, что в истории этой страны был когда-либо министр, пользующийся такой благосклонностью монарха, какою пользовался я. Даже сам Эболи в свои лучшие времена не был столь высоко ценим Филиппом И, не обладал такой властью и таким могуществом. В моих руках сосредоточилась вся внешняя и внутренняя политика Испании; стареющий король полностью доверял мне.
Вместе с могуществом пришло и богатство. Меня окружали толпы льстецов и подхалимов, моего расположения домогались прекраснейшие женщины королевства, любое мое желание исполнялось мгновенно. Не забывайте, что я был молод, мне едва исполнилось тридцать лет. Высота положения пьянила меня и тешила мое самолюбие. Я с головой ушел в удовольствия, охотно принимая любые дары фортуны. Но даже в самые сладостные мгновения своей жизни я не забывал о делах. Я занял в своей партии место герцога Эболи, хотя формальным главой оставался Кирога, архиепископ Толедский. Противостояли нам герцог Альба и его сторонники. Король незаметно подогревал противоборство двух партий в своем государстве. Он старался не отдавать предпочтения никому из политических противников, в равной степени благоволил к обеим партиям, давая преимущества то одной, то другой. Ему нравилось соперничество двух политических группировок, и он разжигал его, не становясь ни на чью сторону. Но в те дни наша партия, благодаря моим отношениям с королем, получила полную и безраздельную власть. Герцог Альба был повержен.
