Яцек Бохенский - Божественный Юлий
Однако угрожающие события все нее наступили. Это произошло, когда во главе повстанческого движения стал Верцингеториг. Тогда все переменилось.
Сила Верцингеторига основывалась на принципе: можешь ты, могу и я. Ты умеешь навести порядок, сумею и я, дай только срок. Ты сильней, у тебя есть палачи – найдутся палачи и у меня. Ты мастер поджаривать пятки, отныне я буду сжигать на кострах. Ты выбиваешь зубы, я попробую выкалывать глаза. Ты ни перед чем не отступаешь и потому выигрываешь, не буду отступать и я. Ты платишь, я заплачу больше. Ты берешь заложников, я возьму втрое больше. До сих пор у тебя была на все это монополия, и в этом состоял секрет твоих побед; я отниму у тебя монополию, чаша переполнилась. До сих пор ты один умел всеми ворочать, теперь поумнею я. И у меня будет перед тобой то преимущество, подлец, что мое дело – святое. Творя жестокости и зверства, я буду справедливее, ибо я – избавитель, я это знаю и все знают, а ты был и всегда останешься насильником, и мои костры запылают лишь как священные огни на алтаре истины.
Верцингеториг, один из младших вождей народа авернов в центральной Галлии, не совершал ошибок Думнорига. Поняв, что в столице своего края, Герговии, ему не удастся много сделать из-за трусости соглашателей, он начал вербовать по деревням людей, которым нечего было терять, голодных бедняков, занимавшихся грабежами и готовых на все. Он создал войско из отребья, проходимцев, бандитов, бродяг и доходяг. Сразу же он завел строгую дисциплину и вскоре пошел на Герговию, захватил город, пробудил энтузиазм народа и объявил себя царем. Стояла зима. Цезарь находился в Равенне, где обычно проводил это время года. Римские отряды, рассредоточенные, стояли в основном на севере Галлии и не могли вмешаться. Верцингеториг мгновенно договорился с центрами освободительного движения в более чем десяти областях. Его эмиссары объездили всю Галлию. Атмосфера была всюду накаленная, и призыв Верцингеторига упал на благоприятную почву. За месяц большая часть Галлии признала его власть и провозгласила восстание. Верцингеториг действовал систематично. Кто хотел присоединиться к движению, должен был прежде всего прислать Верцингеторигу заложников. Новое руководство соблюдало этот принцип с железной последовательностью. Каждая область получила разнарядку: сколько она должна доставить людей, сколько лошадей, сколько оружия, какого и в какой срок. Выполнялось это тоже под угрозой репрессий. Когда ответственные за плановое поступление контингентов и снаряжения допустили небрежность, Верцингеториг сказал: уши, которые так плохо слышат голос свободы, не должны существовать. И приказал всем виновным отрубить уши. Изувеченные, возвратились они по домам, но вызвали там не жалость, а страх и уважение к вождю. Кое-где, однако, послышались недовольные голоса. Тогда запылали первые костры. Вскоре в распоряжении Верцингеторига было многочисленное и неплохо вооруженное войско.
Получив известие о перевороте, Цезарь тотчас оставил Равенну и, хотя стояла зима, направился в Галлию. Он был почти без войска. Разъединенные легионы находились в лагерях далеко на севере, на расстоянии сотен миль. Казалось, что добраться до них через страну, охваченную восстанием, было мыслью безумца. Но Цезарь сумел очень ловко обернуться: он отвлек внимание Верцингеторига на другое направление, предприняв ложную атаку на юге, а сам тем временем совершил смелый бросок через территорию все еще лояльных эдуев и пробился на север к своим войскам. Пока в Галлии сообразили, где он, собственно, находится, легионы под началом главнокомандующего пошли в наступление с севера. В такой ситуации это казалось сумасшедшим риском. Цезарю как будто следовало прежде всего подумать о выводе войск из враждебного окружения, а не о наступательных действиях. Между тем Гай Юлий начал атаковать и вскоре захватил три города в центральной Галлии. Он сильно рисковал. Самое меньшее, его армии грозил голод, так как на подвоз продовольствия нечего было надеяться, а собирать зерно прямо с полей, как обычно делали его солдаты, в феврале месяце не станешь. До нового урожая крестьяне жили впроголодь, и надо было крепко потрудиться, чтобы выжать еще что-то из этих бедняков.
Несмотря на все, Цезарь атаковал.
В это время Верцингеториг огласил ко всеобщему сведению поразительный план обороны. Народ мой! – обратился он к обитателям Галлии. – Народ мой, эта война за существование кельтов, эта война за свободу, эта священная война – последняя война. После нее войн больше не будет. Возможны только – либо победа и жизнь, либо поражение и смерть. Народ мой, будем вести эту войну не так, как предыдущие. Цезарь, вторгшись в наш край среди зимы, дошел до предела наглости. Если этот человек хочет воевать с природой, пусть воюет. Мы зато перевернем в этой природе все кверху дном. Народ мой, надо превратить нашу страну в ад. Слушай меня, народ мой. Ни единое зерно не должно попасть в руки врага, ни один кусок мяса, ни один пучок соломы. Если враг попытается завезти скот и хлеб из соседних земель, не пропустим. У нас больше лошадей, чем у Цезаря, и конница наша без труда преградит дорогу обозам. Но римлянин ищет продовольствия в беззащитных сельских хуторах. Народ мой, уходи заранее из этих. хуторов и собственными руками поджигай их. Пусть сгорят дотла. Пусть враг войдет в пустыню. Он будет осаждать города, чтобы укрыться там от холода, который для него не менее страшен, чем голод. Как жгли мы деревни, так будем жечь города. Не станем повторять старой ошибки, не будем защищать города плохо укрепленные и неприспособленные для обороны. Прежние войны мы проигрывали именно из-за этого. Нынешнюю войну мы не проиграем. Народ мой, надо решиться на тяжкие жертвы, но они предпочтительней смерти и рабства, а ведь только эта участь ждет нас, жен наших и детей, если мы потерпим поражение.
План Верцингеторига был принят единодушно. Немедля галлы подожгли двадцать городов. Цезарь пережил тяжелую ночь. Вначале он не понимал, что происходит. В «третью стражу» весь горизонт кругом внезапно зарделся, взмыли языки пламени, и стало светло, как днем. Римский лагерь казался черным островом посреди этого пылающего круга. В лагере никто не спал. Все проснулись и, выйдя из палаток, дивились загадочному явлению. Цезарю вспомнилось, что у одного греческого автора он когда-то встретил описание подобного зарева, которое иногда, было там сказано, появляется в северных краях. Но когда рассвело и стал ясно виден дым, а ветер принес запах гари, все поняли, что источником света были пожары.
Положение сложилось такое, что выбирать было нечего. Цезарь дал приказ выступать и попытался двигаться с легионами в том же направлении, что раньше. Он увидел немыслимые картины. Горели не только города на горизонте, но также мелкие селения и хутора, даже одинокие хижины, разбросанные там и сям среди полей. На пепелищах не оставалось и следа чего-то живого. Эвакуация проводилась тщательная – полное и поразительно систематичное уничтожение всего. Никогда еще Галлия так не сражалась.
После почти двухнедельного марша римские войска, подвергаясь в пути непрестанным наскокам галльской конницы, стали наконец приближаться к богатому городу Аварику. Верцингеториг хотел и этот город сжечь. Он убеждал, что Аварик нельзя защищать и что сопротивление в этом районе создаст повстанцам только лишние трудности. Герговию, ту можно было оборонять – она находилась гораздо дальше, Цезарь бы немного проголодался, пока бы до нее дошел, а потом пусть бы попробовал форсировать обрывистые склоны холма, на котором стояла Герговия. Однако сожжение двадцати городов оказалось наибольшей жертвой, на которую был способен народ. Уж и так по всему краю блуждали толпы бездомных беженцев. Когда возникла угроза, что будет сожжен Аварик, разыгрались душераздирающие сцены. К Верцингеторигу приходили делегации и, умоляя его, ползали на коленях, падали в ноги, и Верцингеториг, у которого вдруг изменился голос, уступил. Он согласился защищать город.
Но, соглашаясь, как бы договаривал про себя: можешь ты, могу и я. У тебя есть всякие технические устройства, научусь их применять и я. Цезарь удивился, видя, что железные крюки, которыми обычно разбивали стены, становятся добычей галлов; осажденные накидывали на них веревки и с помощью коловоротов затягивали поверх стен в крепость. Цезарь приказал сооружать осадные валы. В один прекрасный день валы начали странным образом оседать. Галлы сделали подкоп. Среди жителей города были горняки, так как его окружало много золотых и железных рудников. Но больше всего допекал легионеров голод. Верцингеториг расположил свой лагерь на некотором расстоянии от Аварика и перехватывал все римские отряды, посылаемые за продовольствием. Пробовали отправлять небольшие отряды по ночам, окольными дорогами, маскироваться, путать следы – ничто не помогало. Галлы не пропускали ни одного отряда. Только быстрое отступление или захват Аварика, где были большие запасы провианта, могли спасти римлян.
