Евгений Санин - Между жертвенником и камнем. Гость из Кессарии
- Кто ты? Встань! - торжественно произнес Калигула, и подскочившие преторианцы подняли старика.
- Я Аррий Альбин… - забормотал тот, силясь снова опуститься на колени, но воины крепко держали его. - Был несправедливо сослан Тиберием в провинцию навечно, и лишь благодаря твоему божественному вмешательству, возвращен в Рим!
- Несправедливо, говоришь? - задумчиво переспросил император. - А известно ли тебе, что мой отец был усыновлен Тиберием? Ты возводишь обвинение на моего деда!
Движение в храме прекратилось. Андромен налетел на остановившегося стройного римлянина - Марка и замер, поддаваясь общему оцепенению.
В наступившей тишине стало слышно прерывистое дыхание старика. Это уже не было похоже на игру.
Калигула чуть наклонил голову и с интересом посмотрел на Аррия Альбина:
- Так значит, несправедливо?
Уловив в тоне императора, каким должен быть ответ, старик во весь голос завопил:
- Можешь казнить меня самой лютой смертью, но я все равно повторю, что Тиберий был неправ! И что только ты, наш Юпитер Латинский, способен на истинную правоту и милосердие!
Губы Калигулы тронула едва уловимая улыбка.
- Ступай! - снова поднимая глаза, бросил он Альбину. - Можешь передать распорядителю пира, что я разрешил отвести тебе высшее место*.
- Возлежать рядом с царем богов и людей?! - ахнул старик и картинно закрыл глаза сгибом локтя. - Нет! Это превыше моих сил...
- Ступай-ай! - протянул Калигула, и преторианцы, расталкивая всех, принялись расчищать дорогу перед льстивым римлянином.
Вслед ему понесся завистливый шепот:
- Рискованно играл этот Альбин!
Место с правой стороны от слуги, прислуживавшего за обедом, считалась «высшим», с левой - «низшим». Самым почетным местом была средняя сторона напротив той, откуда вносили кушанья.
- Но зато, каков успех!
- Еще бы, угодить Калигуле дважды: во всеуслышанье упрекнуть Тиберия и назвать его самого Юпитером!..
- Теперь он далеко пойдет...
- Если только Цезарь не вспомнит о просьбе Альбина каз нить его самой лютой смертью!
- В кого превратил гордых римлян этот негодяй! - покачал головой Марк. – Ты только посмотри, что вытворяют Вителлии!
Продолжавший вместе со всеми движение Андромен невольно оглянулся и увидел двух знакомых по Форуму толстых сенаторов. Только куда девалась их величавая осанка и пренебрежение к окружающим? Они грузно упали животами на пол и распростерлись перед Калигулой, широко разведя в стороны руки.
- Неудивительно, что старик Вителлий теперь в особом почете, - с горечью заметил Марк. - А сынок еще дальше пойдет1.
Андромен поймал на себе настороженный взгляд Гетулика. Он сделал вид, что с интересом осматривает храм, и краем глаза увидел, как тот сильно дернул за локоть излишне разговорчивого Марка.
Так они прошли храм, миновали длинный коридор и оказались в просторной зале.
Обилие бесценных ковров, золотых статуй и прекрасных картин великих эллинских мастеров поразило Андромена. Вся зала была уставлена столами, покрытыми нарядными скатертями, непривычными для боспорца. Свободным оставался лишь один из углов, судя по небольшому возвышению и колоннам предназначенный для театральных представлений.
Каллист, исполнявший роль распорядителя пира, глядя на входящих, что-то негромко говорил подпоясанным куском белого полотна, слугам. Те подбегали к гостям, мыли им ноги в позолоченных тазах, умащали благовониями и надевали на головы венки из свежих роз. Потом указывали, на какое ложе они должны возлечь, «Ничего не понимаю... - думал Андромен, пока раб тщательно отмывал его пятки от въевшейся пыли. - С одной стороны римляне боятся Калигулу, и, судя по всему, не без основания. А с другой, я ничего не нашел в нем от того чудовища, которым у нас, в Кесарии, пугают детей. И его забота о гостях превыше всяких похвал!»
Ровно через тридцать лет, в 69-ом году Авл Вителлий сам станет римским императором.
Так и не решив ничего для себя, Андромен следом за ра бом прошел к одному из пустующих лож, взобрался на него при помощи маленькой скамеечки, дивясь на роскошное покрывало, и лег на левый бок, привычно опираясь локтем о расшитую золотыми нитями подушку.
Нет, лично он был в восторге от окружавшего его великолепия и ничего не имел против такого императора. Единственное, что беспокоило его - это мысль: поверят ли земляки, что он пировал во дворце самого Калигулы? Вряд ли. Вот если бы он привез им какое-нибудь доказательство. Но какое? Ведь картину и статую за пазуху не засунешь!
«Возьму незаметно тарелку или другую вещицу, достойную этого зала, - успокоил он себя. - Готов биться об заклад, что их будет достаточно на столах!»
Андромен огляделся и увидел слева от себя Марка с Гетуликом. Справа от него возлежал сорокалетний римлянин, на тунике которого были узкие пурпурные полоски всаднического сословия. Если сенаторы спокойно переговаривались друг с другом, то всадника явно что-то беспокоило. Присмотревшись к тому, как он ерзает на ложе, отодвигаясь все дальше и принимая неудобную позу, Андромен догадался: сенатора тревожило то, что как раз радовало его: близость к императорскому ложу. И если он, Андромен, все время вытягивал шею, чтобы не пропустить выход Калигулы, то всадник наоборот делал все, чтобы быть незамеченным.
- Не понимаю, - вслух удивился Андромен, осматривая гостей, - почему на вашем пиру все так просто одеты? У нас даже в менее праздничные дни люди одевают самое лучшее, что у них есть!
- Никто не хочет повторить жалкую участь Птолемея, царя Мавритании, - вздохнул всадник. - Цезарь казнил его потому, что тот привлек взгляды публики в цирке блеском своего плаща...
- Как! - опешил Андромен. - Он казнил человека лишь за то, что тот был одет лучше его?!
- Тс-сс!.. - предостерегающе прижал палец к губам всадник. - Наш Цезарь не выносит, когда при нем хвалят кого-нибудь... На последнем представлении, когда народ награждал аплодисментами гладиатора, он так рванулся из амфитеатра, что наступил на край своей тоги и прокатился кубарем по всем ступенькам... Вчера он приказал лишь убрать навес, заставив всех сидеть под палящим солнцем целый день. А сегодня, боюсь, кто-то ответит за это головой...
- Неужели Калигула... - изумленно начал Андромен, но всадник снова остановил его:
- Тс-сс!.. Ты откуда?
- Из Кесарии.
- Кесарии теперь много. Из Иудейской? Мавретанской?
- Из Боспорской. Беглец?
- Почему это? - удивился Андромен.
Всадник собрался ответить, но в это мгновение над залой поднялся льстивый шум:
- Величайший!
- Божественный!..
- Юпитер, сам Юпитер!
Стараясь опередить друг друга, сенаторы и всадники принялись спрыгивать - со своих лож. Андромен тоже застыл в глубоком поклоне, чувствуя за спиной приглушенное дыхание прячущегося соседа.
Из всех гостей лишь Марк да высокий мужчина лет пятидесяти с красивыми седыми волосами склонили одну только голову.
- Кто это? - чуть приметно кивая на них, не удержался от вопроса Андромен?
- Клавдий, брат умершего Германика, дядя императора, - неохотно шепнул всадник. - Из всех родственников Цезарь одного его оставил в живых себе на потеху... А твой сосед слева Марк Лепид - муж сестры Цезаря...
- Удивляюсь тебе...
- Чего?
- Так смело все объясняешь и в то же время боишься чего-то...
- Будешь бояться! - неопределенно возразил всадник и вздрогнул от резкого голоса Калигулы:
- Юпитер Латинский повелевает... Пируйте!
По знаку Каллиста выбежавшие из углов рабы раздали гостям салфетки и начали заставлять столы сосудами с вином, солонками, уксусниками. Повара внесли тяжелые блюда с вареным мясом и ловко принялись резать его на куски, расклады вая по золотым тарелкам.
Привыкший к тому, что Кесарии вытирали засаленные пальцы о тесто или специальную глину, Андромен растерянно повертел в руках салфетку и по примеру остальных гостей положил ее на колени.
Только теперь он мог, как следует разглядеть императора. Калигула был уже без накладных волос и бороды и одет в пурпурное одеяние триумфатора, поверх которого был прикреплен... Андромен даже приподнялся от изумления... панцирь Александра Македонского! Миниатюрные львиные головы по краям, золотая пластина с головой. Будущий император Клавдий написал не сохранившиеся до наших дней научные труды по истории своего времени, карфагенян и этрусков, из-за чего сделался предметом насмешек при дворе и, особенно, со стороны своего племянника Калигулы.
Афины... Сомнений не было - точно такой же панцирь он видел на фресках и мозаиках, изображавших Александра в боевых доспехах. Только откуда он взялся здесь, ведь по преданиям, великий царь был похоронен вместе с ним!
«Впрочем, - подумалось Андромену, - если Калигула действительно такой, каким описывают его здесь, то, что ему стоило приказать разграбить могилу, даже если она –самого Александра Македонского?..»
