Мари-Бернадетт Дюпюи - Лики ревности
Таким его и увидела Йоланта – вытянувшимся во весь рост, с закрытыми глазами. Решив, что Тома спит, девушка хотела уйти, но он ощутил ее молчаливое присутствие – вздрогнул и посмотрел на нее.
– Это ты, Йоланта! Подойди! – тихо попросил он.
Красавица полька подбежала к кровати, упала на колени, прижалась щекой к матрасу.
– Тома! Благодарение богу, ты жив! Мне было страшно! Так страшно!
Радость настолько захлестнула Йоланту, что она разрыдалась. Он ласково погладил ее по плечу, успокаивая:
– Любимая, я не мог тебя покинуть. Ни тебя, ни твоего брата.
– Но меня не оказалось на месте, когда вас вытащили наверх. Я опоздала! А мне так хотелось первой вас обнять! Тома, прости, но я не могу остаться с тобой надолго. Нас с папой пообещали подвезти на грузовике до больницы, чтобы мы могли побыть с нашим бедным Пйотром. Говорят, у него был сильный жар, и он так и не пришел в сознание.
– Да-да, я знаю. Но он поправится!
– Ему уже сделали операцию. Отняли ногу! – пожаловалась Йоланта, словно забыв, что ей пора убегать.
– Не было другого выхода, – расстроился Тома. – Я держал его, прижимал к себе, пока доктор делал ампутацию. Можешь мне поверить, я проклинал судьбу и проклятый камень, который мы так и не смогли сдвинуть. Спасательной бригаде пришлось расширить проход, чтобы вытащить нас оттуда. Каждая минута – на вес золота! Пьер был так плох, что доктору пришлось оперировать на месте. Ничего, родная, не плачь! Поезжай к нему и передай от меня привет. Я знаю нашего Пьера – у него хватит сил жить, несмотря на увечье. Вспомни Жерома, моего брата, который остался без глаз. И еще подумай о будущем малыше! Там, в жуткой дыре, умирая от безысходности, я представлял себе нашего кроху – как ты его кормишь, и это не давало мне отчаяться. Йоланта, прекрасная, милая моя Йоланта, скоро мы поженимся!
Только теперь девушка подняла голову и посмотрела на него счастливыми глазами. В голосе Тома было столько нежности, во взгляде – столько любви, что она не могла не улыбнуться.
– Я приду к тебе вечером. Расскажу, как дела у Пьера… У моего маленького Пйотра… Не люблю называть его французским именем. Пйотр звучит приятнее. Если бы ты только слышал, как произносила его моя мама… Это было похоже на воркование гойлицы…
– Го-р-лицы, моя хорошая, – поправил ее Тома.
– Прости, до сих пор делаю ошибки.
Йоланта встала и, так же, как несколько минут назад Онорина, наклонилась к Тома. Только она поцеловала его в губы – робко и в то же время чувственно.
– Постарайся отдохнуть, – приказала она.
Когда Йоланта вышла из палаты, мужчина лет тридцати в синевато-сером костюме-тройке с интересом посмотрел ей вслед. Он прохаживался взад-вперед по коридору, и шляпа из черного фетра затеняла его лицо.
Медсестра, энергичная шестидесятилетняя особа, чей крошечный кабинет располагался в самом конце коридора, знаком попросила его еще немного подождать.
– Вы сможете побеседовать с мсье Маро через минуту, после того, как я сделаю ему укол, – объявила она, потрясая шприцем.
– Да-да, конечно! – отозвался незнакомец.
Он еще раз посмотрел на Йоланту, направлявшуюся к широкой лестнице. Там она встретила другую девушку. Они вполголоса обменялись парой слов и разошлись каждая в свою сторону. Новая посетительница нерешительным шагом направилась к палате. Это была Изора в своем скромном, но элегантном костюме горожанки.
– Если вы хотите повидаться с мсье Маро, мадемуазель, то придется подождать, – любезно обратился он к ней. – В данный момент у него медсестра, проводит процедуры. К тому же я пришел первым.
Изора молча кивнула, но по выражению ее ярко-синих, с фарфоровым отблеском глаз он понял, как она разочарована.
– Мой визит не займет много времени, хотя, в принципе… – Мужчина не закончил фразу.
К его огромному изумлению, у девушки хватило смелости попросить:
– Не будете ли вы так любезны пропустить меня вперед?
– Мне очень жаль, но я должен ответить отказом. К тому же вы – не первая посетительница на сегодня, – чуть насмешливо заметил мужчина в шляпе. – Разрешите представиться: Жюстен Девер, инспектор полиции!
Сказать, что Изора удивилась, – ничего не сказать. Она представить не могла, что могло понадобиться полиции здесь, в Феморо. Ни капли не смутившись, девушка окинула инспектора внимательным взглядом. Орлиный нос, темно-каштановые усики, тонкие губы, карие глаза под припухшими веками… Ярко выраженная маскулинность его облика не укрылась от Изоры, однако немедленно вызвала подозрение.
– Ну пожалуйста, мсье! – не унималась она. – Я хочу лишь поздороваться и убедиться, что с ним все в порядке.
Красивые женщины не оставляли Девера равнодушным. Но эта была просто завораживающе хороша – с кукольным личиком, молочно-белой кожей и манящими губами.
– Десять минут, и учтите, я смотрю на часы, мадемуазель…
– Мийе, Изора Мийе! Спасибо, мсье Девер!
В коридор вышла медсестра. Она одарила обоих инквизиторским взором, давая понять, что пациент нуждается в отдыхе, но никак не в посещениях. Безразличная ко всему, за исключением своего Тома, Изора проскользнула в палату. Прежде им не приходилось разлучаться так надолго. На протяжении многих недель она довольствовалась тем, что думала о нем, и это только обостряло ее чувства.
– Тома! – позвала-выдохнула она, поскольку он лежал спиной к двери.
– Изора! Моя крошка Изора! – отозвался юноша, быстро меняя позу. – Какой чудесный сюрприз! Я думал, ты в городе до самого Рождества!
Звук его голоса, как всегда, утихомирил ее сердце, которое снова начало биться в привычном ритме. Изора смотрела на него с восторгом, не замечая ни царапин на лице, ни грязи в светло-русых волосах.
– Тома, ты жив!
– Думаю, да, – пошутил молодой углекоп.
Изора взяла его руку и легонько сжала. Простое прикосновение принесло ей огромную радость. Все остальное померкло – и гибель старших братьев, и жестокость отца, и боязливая пассивность матери, и скучные часы, проведенные в школе господ Понтонье…
Сама не замечая, что делает, Изора приподняла и прижала эту родную руку к губам.
– Что ты делаешь? – удивился Тома.
– Прости, я боялась, что уже никогда тебя не увижу. Тома, без тебя мир стал бы невыносимым – по крайней мере, тот, в котором я вынуждена жить…
Изоре пришлось сесть – так у нее дрожали ноги. Но отпустить любимую руку она была не в состоянии.
– Я всегда буду рядом, Изора.
– Если только не умрешь!
– Что бы ни случилось, мне всегда везет. И как доказательство… Там, наверху, прислушиваются к молитвам моей матушки!
Тома широко улыбнулся, и нежность этой улыбки сделала ее неотразимой. Но тотчас же к нему вернулась серьезность.
– Мне еще не время умирать, не сейчас. А Пьеру Амброжи отняли ногу. Я все время находился рядом. Доктору пришлось отрезать ее чуть ниже колена. Представь себе весь ужас! Часть ноги, изувеченная валуном, так и осталась в забое. Даже не знаю…
– Чего ты не знаешь? – Она была уверена, что он думает о своей свадьбе.
– Не знаю, когда он выйдет из больницы. Изора, мы с Йолантой скоро поженимся. Я хотел тебе написать, но все как-то не получалось. В поселке уже объявлено о нашей свадьбе. Только я сомневаюсь, что через две недели мой славный Пьер сможет быть моим шафером!
– Твоя мать мне все рассказала.
– И ты меня не поздравишь?
– Конечно, поздравляю!
Тома свято верил, что их с Изорой связывает крепкая дружба. Когда девушка уезжала в Ла-Рош-сюр-Йон, он и представить не мог, насколько тяжела для нее разлука.
– Что-то я не вижу радости! – шутливо возмутился он. – Только не говори, что ревнуешь!
Выдавив из себя улыбку, Изора ответила в том же тоне:
– Ты так часто рассказывал, какая Йоланта замечательная, что этого следовало ожидать. А почему бы и нет? Она – красивая, добрая и порядочная девушка.
Слова давались Изоре с трудом, однако она заставила себя говорить. Что угодно, только бы он не заподозрил правды!
– Она действительно хорошая, и я рад, что ты оценила ее по достоинству. Если бы Изолина не одобрила мой выбор, для меня это было бы большое горе!
В дверь постучали. Послышался голос Жюстена Девера:
– Десять минут прошло!
– Кто там? – удивился Тома.
– Полицейский инспектор. По-моему, он хочет с тобой поговорить. Он дал мне всего десять минут. Я пока выйду и вернусь, когда он уйдет!
Девушка произнесла это мягким, ласковым тоном – никто, кроме Тома, не знал ее такой. С ним Изора становилась иной – восторженной, послушной. Она пребывала наверху блаженства и не желала ничего большего, чем быть здесь, рядом с ним.
Онорина Маро и ее младший сын Жером давно это подметили и сделали свои выводы. Однако ни мать, ни брат не стали вмешиваться в их дружеские отношения, какими бы необычными они ни казались. «Как брат может быть настолько слеп, ведь у него есть глаза?» – тихо удивлялся увечный Жером. Один-единственный раз он попытался поговорить о своих наблюдениях с матерью, но Онорина не поддержала его:
