Наоми Френкель - Смерть отца
– Почему, детка? Я уже сыт по горло фотографированием.
– Пожалуйста, отец, мне это важно.
Фотограф окончил свое дело и может уходить. Первые вечерние тени сошли на сад. Отец снимает с себя пальто и прикрывает им плечи дочери.
– Оставь. Что ты делаешь, отец? – возражает дочь.
– Ты несчастлива, дочь, – вглядывается в нее отец.
– Ты это чувствовал, папа?
– Я это знаю, детка моя, – он гладит ее волосы, – знаю давно и всегда жду, когда ты обратишься ко мне за помощью.
– Придет день, отец, придет день.
* * *Войдя в свой дом, Иоанна никого не увидела. В это время вся компания фотографировалась в саду. Входная дверь была заперта, и никто не откликался на звонки. Только дверь в кухню была открыта, и она вошла туда. За весь день у нее и крошки во рту не было, лицо ее осунулось, веки воспалились, волосы не расчесаны. Брызги из луж оставили грязные пятна на ее синей юбке. Дом пуст и полон запахов свежевыпеченных сладостей. Иоанна поднимается на этаж выше.
«Я несчастен, госпожа!» – орет попугай деда над открытой дверью в столовую, и лоб Иоанны покрывается холодным потом.
На ступеньках одолевает ее мания преследования, и она бежит на чердак, где собраны ненужные вещи. Шкафы и полки вдоль стен, и острый запах нафталина. Один из ящиков Иоанна избрала своим тайником. В нем она хранит свои драгоценности: например, «Кровь Маккавеев» из леса в стране Израиля, которую отрезал от дерева своими руками посланец Движения, дневник, хранящий все ее секреты. В него она записывает все события с момента вступления в Движение. На первой странице дневника – десять заповедей движения. Записаны в дневнике все ее обязанности. Обязанность быть халуцем – пионером, обязанность любить родной язык и свой народ, любить труд, бороться за справедливость и прямодушие в человеческом обществе, быть поддержкой и помощью ближнему, быть дисциплинированной, обладать сильной волей и всегда говорить правду. Обязана… Обязана – быть и быть. Сколькими качествами ей надо обладать?! Нет, никогда она не будет такой. Она большая грешница и такой будет всегда. Не может она соответствовать десяти заповедям. И никакие усилия не помогут. Всегда и все у нее выходит наоборот. Комод стоит под окном, а из окна виден сад. Иоанна взбирается на комод и смотрит в сад.
Подобно длинным шеям, вытягиваются тени в чердачном помещении, и медленно проглатывают шкафы и комоды, старую восковую куклу бабки, колыбель с искусной гравировкой по дереву, в которой провели начальные дни своей жизни отец и дядя Альфред. Пыльный столб встает над грудой одеял в углу, и кажется паром, исходящим из тех теней. Иоанна ощущает себя несчастной. Она любит эту свою неприкаянность, и хорошо ей пребывать немного в печали. В таком состоянии прорастают крылья, ширится воображение. Тяжело у нее на сердце, сегодня особенно тяжело. Листает она свой дневник и заново переживает, пока доходит до последних страниц. Тут она начертала четкими большими буквами с толстым восклицательным знаком в конце:
– Самокритика!!!
А под этим заголовком – маленькими буквами, плотно стоящими друг к другу, перечислила все свои грехи. Теперь ей следует добавить еще один грех, сегодняшнее преступление: любовь к графу-скульптору, которая вдруг вспыхнула в ее грешном сердце.
– Нет, – в сердцах захлопывает Иоанна дневник, – ничего писать не буду.
Из сада доносятся голоса. Праздничная компания возвращается в дом. Фрида торопится во главе служанок, за ней Бумба ведет гостей на праздничный обед. Завершают шествие, несколько отстав от всех, отец под руку с Эдит. Что делать… щемит сердце Иоанны. Спуститься в свою комнату, помыть лицо, сменить одежду и сесть со всеми за стол? Конечно, расскажет отцу, что не пошла в поход, а пришла на помощь умирающей принцессе. Он ей все простит. Но тогда… ей надо будет все рассказать. О странноприимном доме и о графе. Нет! Даже если ей отрежут язык, она не заикнется о графе. Теперь Иоанна слышит гостей, шумно занимающих места в трапезной. Затем воцаряется тишина. Все, вероятно, расселись, и дед произносит первый тост, поздравляя Бумбу. Голова Иоанны опущена на грудь. Голод и усталость терзают ее. Что делать? Снова она раскрывает дневник. Чистая страница под заголовком «Самокритика». И рука ее пишет слово: тайна!
Праздник внизу продолжается. Еще немного, и придут одноклассники Бумбы, дом наполнится шумом, и никто даже представить не сможет, что Иоанна одиноко сидит на чердаке и записывает в дневнике, раскрытом на ее коленях, свои пригрешения.
– Нельзя! Я запрещаю себе так думать, – бормочет Иоанна, слезает с комода и прячет дневник в глубине ящика на полке. Она ужасно устала, глаза ее горят. Она движется, словно тянет свое тело, к груде одеял, мерцающих в сумерках. Запах плесени и пыли идет от этой груды. Она снимает ботинки, сворачивается клубком в одном из бабкиных покрывал и засыпает в мгновение ока.
Глава третья
Март это месяц, которому нельзя верить. Уже прячут зимнюю одежду в шкафы, и запах нафталина заполняет дома. Но по ночам еще крепки заморозки, по утрам идут дожди, а в полдень – нещедрое солнце.
Зима ослабела, но весна еще играет в жмурки, тайно скрываясь в наслоениях облаков, гуляя по городу, выцвеченому плакатами предвыборной гонки. Лозунги кричат со стен домов, топот демонстрантов по шоссе, рев рупоров.
Выбирают президента страны!
Даже тихая улочка, на которой расположена школа Иоанны, пробудилась от дремоты. Скромные дома оделись в полосатые одеяния лозунгов, раскрывших свои беззвучные пасти. И стена школы тоже сотрясает улицу крикливыми надписями. День за днем доктор Гейзе приказывает привратнику Шульце соскабливать эти надписи и закрашивать их известкой. Шульце посылает взвод уборщиц с ведрами известки в руках – но весь этот труд идет насмарку. На следующий день появляются новые надписи. В результате неутомимый доктор Гейзе, побежденный в этой борьбе, стоит у окна и смотрит на густую бороду дуба, который единственно на всю улицу сохранил свою чистоту.
У стены школы Саул ожидает Иоанну. Названивает в звонок велосипеда и вглядывается в зашторенные окна школы. Саул плюет на стену, залепленную плакатами партии Гитлера. В последний год Саул значительно вытянулся ростом. Он уже готовится к празднованию своего совершеннолетия – бар-мицве. Над верхней его губой появился темный пушок, и в голосе появились петушиные нотки. Все говорят, что зрелость пришла к нему раньше положенного времени. Но Саул гордится этим, и особенно тем, что, как говорят люди, он становится все более похожим на своего дядю – Филиппа. Очки у него, как у дяди, и на лице такое же озабоченное выражение.
Долго еще будет шататься Саул по улицам, пока сможет увидеть Иоанну. Но он не скучает и вовсе не считает, что теряет время. На скамьях в парках, на ящиках на углах улиц ораторы толкают речи, и массы людей шумят на площадях.
Саул возвращается к школе. В этот момент раздается сверлящий электрический звонок. Занятия закончились. Саул вскакивает на велосипед и заезжает за угол дома. Скрытый арочный тупичок служит им постоянным местом встреч. И каждый полдень, выходя из школы, она заглядывает сюда, не пришел ли Саул. И не то, чтобы они договаривались заранее, но она чувствует, что он здесь.
– Саул, крепись и мужайся! – поднимает руку в приветствии Движения Иоанна.
– Крепись и мужайся, Хана! – вытягивается по стойке смирно Саул и приветствует ее тем же жестом. – Почему ты вчера не была в походе? – строго спрашивает Саул.
– Была причина, – отвечает Иоанна тихим голосом.
– Какая причина?
– Я расскажу тебе в парке.
– Сегодня мы не едем в парк. Быстро садись на раму.
– А куда мы сегодня едем?
– Не спрашивай сейчас. Садись на велосипед.
– Почему ты сегодня какой-то странный, Саул?
– Есть причина. Ну, садись уже.
Саул подсаживает Иоанну. Велосипед катится по шоссе, выделывая трюки между несущимися по обе стороны автомобилями. Тысячи и тысячи голосов со всех сторон, треск моторов, гудки, а поверх всего этого цветные лозунги, мигание светофоров. Они выезжают из района, где живет Иоанна, и въезжают в самый центр города. И чем больше углубляются в город, тем более шумными и забитыми людом, лихорадочным движением становятся улицы.
– Куда мы едем?
– Не спрашивай сейчас. Лучше следи за полицейскими, – сердится Саул. За поездку на велосипеде вдвоем наказывают, и полицейские выслеживают нарушителей на каждом углу.
– Нам надо торопиться! – говорит своим тонким голосом Саул, надсадно дыша в затылок Иоанне. Она резко поворачивает голову, велосипед теряет устойчивость и чуть не врезается в проносящийся вплотную грузовик. Водитель высовывается из окна кабины.
– Черт вас побери, шушера! Нет у вас другого места заниматься любовью?
– Куда ты мчишься, Саул?
– Полицейский!
Иоанна спрыгивает с рамы, Саул уносится. Иоанна бежит вслед, ищет его. С угла улицы приближается к ней толпа, внимающая оратору который соорудил трибуну из подвернувшихся пустых ящиков, звучит знакомый членам Движения мотив. Саул берет Иоанну за руку и наконец-то шепотом сообщает ей свой секрет:
