Октавиан Стампас - Великий магистр
— О, дьявол! — взревел Лабе, наваливаясь по инерции на Ренэ. Кровь полилась по шее и плечам, но он не потерял сознание, крепко сжимая кинжал и пытаясь пронзить грудь француза. — Стерва! Мерзавка! — площадно ругался он, повернувшись к византийской принцессе. Ренэ схватил колченогий стул и ударил им по спине разбойника. Лабе рухнул на колени и, перекатившись по полу, пошатываясь, поднялся возле двери. Глаза его яростно горели, а кинжал угрожающе выставлен вперед. Подойти к нему было невозможно.
— Сейчас вас прикончат! — пообещал он, отступая за порог. — Я заставлю вас жрать конское дерьмо!
Дверь за ним захлопнулась, щелкнул замок и тяжелые шаги стали удаляться. Прошло несколько напряженных минут. Тяжело дыша, Анна Комнин взглянула на Алансона.
— Кажется, нам конец, — произнесла она тихо.
— И все равно я люблю вас, — отозвался он, продолжая держать в руках обломки стула. Впервые принцесса взглянула на него не так, как раньше, — без того постоянного пренебрежения и насмешки. Она наконец-то поверила, что этот рыцарь действительно искренно любит ее.
— Мне очень жаль, — грустно сказала она. — Я была уверена, что он хочет убить вас. Но теперь мой лексикон пополнился новыми словами. Правда, ненадолго.
Внимание их привлек раздавшийся шум за стенами комнаты, крики, бряцанье оружия. Они были уверены, что главарь ведет сюда своих разбойников и приготовились достойно встретить смерть. Руки их инстинктивно переплелись, и Анна Комнин в неожиданном порыве прижалась к плечу Ренэ, а он поднял над собой обломок стула, надеясь проломить голову первому, кто войдет сюда. Шум и топот в соседних комнатах, коридоре и вокруг дома усиливался. Похоже было, что идет какая-то схватка. Уже слышались стоны раненых, ржанье лошадей…
Этьен Лабе, выскочивший из своей комнаты, где он упаковывал в холщовый мешок золото и драгоценности, награбленные за последнее время, подбежал к окошку и высунул наружу голову. С первого же взгляда ему все стало ясно: дом был окружен всадниками и спешившимися людьми в белых плащах с восьмиконечными красными крестами, его часовые обезоружены, а внутри здания уже шел бой. Лабе узнал худощавого рыцаря, командовавшего нападавшими. На его пощаду рассчитывать главарю разбойников было бы напрасно: у них были старые счеты.
— Вот, дьявол! — пробормотал Лабе, юркнув по узкой лестнице в мансарду. Прижимая драгоценный мешок к груди, он выбрался на крышу и побежал по кровле; достигнув ее конца, Лабе перепрыгнул на конек сарая, а оттуда — перескочил на крышу конюшни. Спустившись вниз, он вспрыгнул на первую попавшуюся лошадь и, настегивая ее, помчался по лесной дороге к условленному месту встречи с Беф-Цуром.
Дверь в запертую комнату с грохотом сорвалась с петель и появившийся худощавый рыцарь, ловко увернувшись от стула Ренэ Алансона, влетел внутрь.
— Судя по тому, что вас держали взаперти, вы — пленники? — спросил он, убирая меч в ножны.
— Вы правы, — сказала Анна Комнин. — Нас захватили несколько часов назад, на дороге из Антиохии. А кто вы?
— Разрешите представиться: Жак Греналь, — улыбнулся рыцарь. — Меня еще называют — Истребитель Разбойников. Я очищаю дороги от разной нечисти по заказу Ордена тамплиеров и его командора — Гуго де Пейна.
— Так вы… тамплиер? — спросил Ренэ Алансон, все еще не решаясь расстаться с ножкой от стула.
— Нет. Но надеюсь стать им в скором времени, — пояснил Жак Греналь. — Я давно выслеживал Этьена Лабе, но, кажется, ему удалось ускользнуть и на сей раз.
— Вы проводите нас до Иерусалима? — спросила Анна Комнин.
— Ну разумеется, — ответил Греналь-Истребитель.
3По Иерусалиму быстро разнеслась весть о возвращении Гуго де Пейна и его тяжелом состоянии. К Тамплю стекались толпы паломников, нищих, калек, падших духом, которые когда-то приняли заступничество мессира и тамплиеров, и, благодарные им, тревожно гудели у белокаменных стен. Оруженосцам и слугам порою приходилось грубо разгонять их, чтобы они не мешали покою раненых. Бодуэн I ежедневно слал в Тампль корзины с изысканными яствами, фруктами, вином, орехами для выздоравливающих рыцарей. Но весь провиант, по приказу де Пейна, тотчас же раздавался обездоленным. Скромность и умеренность в еде, приверженность к простой пище становились одной из заповедей тамплиеров, чему особенно противился Бизоль де Сент-Омер, с завистью поглядывающий через окно на нищих, хватающих нежнейшее мясо фазанов грязными руками. Сердце его в эти мгновения обливалось кровью, а к горлу подступал комок голодных слез. В конце концов, он в ярости выскочил на улицу и палкой разогнал всех бродяг, словно стаю наглых дроздов, облепивших рябиновое дерево. А своему оруженосцу Дижону велел отныне сносить все присланные корзины к себе в покои, оставляя нищим лишь куски хлеба и капустные листья.
Между тем, твердой уверенности, что Гуго де Пейн выживет не было ни у кого, и что тогда произойдет с еще не окрепшим и не набравшим силу Орденом тамплиеров, если он лишится своего лидера и главы? Все горизонтальные и вертикальные связи Ордена держались, пока что, на личном авторитете и энергии Гуго де Пейна, кроме того, лишь он обладал теми сокровенными знаниями и таинствами, переданными ему аббатом Сито. Не рассыплется ли хрупкое здание, еще не пропитанное цементом времени, когда рухнет его главная башня? Не разбредутся ли рыцари-тамплиеры по своим дорогам, лишенные объединившего их мессира? Сомнения стали одолевать всех тех, кто пристально следил за деятельностью Ордена и его командора, связывая с этим свои надежды, вожделения или опасения. В различные города и страны Запада и Востока полетели депеши и письма, поспешили гонцы, чтобы передать из уст в уста важное сообщение, испросить дальнейших инструкций и заручиться поддержкой в предполагаемых действиях. Иерусалимский патриарх Адальберт направил папе Пасхалию II длинное послание, где предлагал в очередной раз переподчинить все существующие в Палестине рыцарские и монашеские Ордена лично ему, дабы координировать их единую линию на благо католической Церкви; попутно ругая и обливая грязью Бодуэна I за его бездарный провал осенне-зимней кампании у Син-аль-Набра и на восточных границах государства, где он потерпел сокрушительное поражение от моссульского султана Малдука, едва избежав пленения. В Константинополе эпарх Стампос ломал голову над донесением грека Христофулоса: объективно, смерть Гуго де Пейна, а значит и крах Ордена тамплиеров, был бы выгоден всей внешней политике Византии в Палестине, поскольку там рухнула бы еще одна опора католического влияния, учитывая все возрастающую мудрую деятельность в Святом Городе православного игумена Даниила; но с другой, субъективной стороны, как к сему факту отнесется василевс, который лично поручил заботиться и охранять этого рыцаря, оказавшего на него странное и непонятное воздействие, и что вообще связывает византийского императора и главу Ордена тамплиеров? Кроме того, Стампоса заботили еще две вещи: отсутствие известий о поездке Анны Комнин в Иерусалим, и постоянно возникающие волнения в Константинополе, появляющиеся на стенах домов и храмов воззвания к народу, стихийные сборища простолюдинов, требующих каких-то свобод и прав, будто им плохо живется под спокойным и трезвым правлением императора Алексея? На этих людских кипениях подвергался оскорблениям не только сам василевс и его родня, но — что самое худшее! — и вся вековая история Византии, весь ее вклад в мировую культуру и цивилизацию; это было глупо, смешно, но и … весьма опасно, поскольку замороченные хитрыми лозунгами и призывами граждане, начинали убеждать сами себя в никчемности этой огромной империи, в необходимости ее полного разрушения для блага мира, в продажности всех государственных структур, в трусости армии, в лицемерии духовенства, в лености всех слоев населения, в желательном самоуничтожении. Удивительно, что подобные настроения витали не только среди черни, но пробирались и на вершины власти, вползали во Влахернский дворец. Казалось, чья-то невидимая рука управляет всем процессом, происходящим в Византии. И руку эту пока нельзя было выявить, чтобы отсечь спасительным для государства ударом. Старцы Нарбонна, стоявшие за этими волнениями в Византии, умели скрывать свои тайны, действовали терпеливо и осторожно…
К ним летело послание ломбардца Бера, писавшего о создании им лже-ордена тамплиеров в Цезарии, который после смерти Гуго де Пейна (если не естественной, так насильственной) и неминуемого распада созданной им организации, впитает в себя ее славу и деяния и тотчас же дискредитирует их, покончив тем самым с еще одной католической болячкой в Палестине; хотя, по убеждению Бера, смерть де Пейна несколько преждевременна, так как он не довел до конца свой план, о котором упоминал в прошлом донесении: связать мессира с князем Васильком таким образом, чтобы вынудить их совершить поступок, способный опорочить миссию игумена Даниила, вызвав гнев Бодуэна I и всего католического синклита в Иерусалиме на православного священника, заставив его убраться восвояси и более не показывать своего носа в Святой Земле. Таким образом будет решено три задачи: Орден тамплиеров противопоставлен Бодуэну, православный священник и князь — Ордену, а сам де Пейн — католической церкви. Если бы удалось провести в жизнь эту гениальную схему, то свою задачу в отношении Ордена ломбардец Бер мог бы считать выполненной.
