"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Джордж Маргарет

— И она сгорела?

— Конечно сгорела. А как же иначе?

— А ты проверил пепел?

— Я просто высыпал его потом. Но ворошить — нет, не ворошил.

— А куда ты его выбросил?

— В мусорную яму со всем прочим мусором. А что?

— Я просто хотела убедиться, что идол уничтожен.

— Конечно уничтожен. Ведь он там лежал. Я должен был его увидеть, не так ли?

— А ты видел?

— Мария, перестань беспокоиться. Идол сгорел, пепел выброшен из дома. Ничего от него не осталось. А если и осталось, то это всего лишь маленький кусочек слоновой кости, который какой-нибудь ремесленник, вовсю хлеставший вино, вырезал в незапамятные времена, чтобы выставить на продажу и пополнить свою мошну. В нем нет никакой магической силы и вреда от него нет. — Иоиль помолчал. — А почему это тебя так беспокоит?

— Наверное, потому что я, понимая, что поступаю неправильно, притащила ту статуэтку домой. Меня до сих пор не оставляет чувство вины. Может быть, идол осквернил дом!

— Ну, скажу я тебе, воображение у тебя богатое, — отозвался Иоиль. — Но давай лучше вместе посмеемся над всей этой историей. Помнишь, как Исаия насмехался над идолами? Когда он говорил о человеке, который, срубив дерево, половину пускает на дрова, а из второй делает себе бога?

— Да, помню.

— Так оно и есть, — уверенно заявил Иоиль. — А тот идол уцелеть не мог; что брошено в огонь, то горит.

Прошли осенние месяцы, унылые, хмурившиеся серыми тучами и необычайно дождливые. Для рыбаков это было межсезонье; летняя путина уже закончилась, а зимняя ловля сардин еще не началась. Несколько сильных штормов уже пронеслось по озеру, вздымая волны на западной стороне.

Мария с Иоилем долго ломали голову над тем, как назвать будущее чадо, сверялись с Писанием. Насчет мальчика было проще, зачатого на Песах грешно не назвать Моисеем, а вот с девочкой дело обстояло сложнее. Но в конце концов они остановились на имени Элишеба, на греческий лад Елизавета. Им понравилось и мелодичное звучание имени, и его значение «почитающая Господа».

Ханука, праздник в ознаменование великой победы, одержанной иудейскими борцами за свободу почти двести лет тому назад, приходилась на самое темное время года. Поэтому возжигавшиеся в домах подсвечники-меноры — в первую ночь зажигали одну свечу, а к последней доходили до восьми — наполняли комнаты чудесным теплым мерцанием. Хануку всегда очень любили ребятишки, хотя сам праздник учредили в память о событии весьма серьезном, а именно о победе, одержанной пятью сыновьями Матафки Маккавея над сирийским правителем Епифаном, и повторном освящении храма, где Маккавеи запасли столько освященного масла, что светильники горели в течение восьми ночей.

«В это время на следующий год, — подумала Мария, — у меня будет ребенок, который будет смотреть, как зажигают меноры, и я расскажу ему эту историю».

В первую ночь Хануки они собрались в теплом доме Сильвана и Ноемы. Снаружи шел противный холодный дождь, а внутри огонь ламп образовал круг света и уюта. Дети Сильвана, особенно самый старший, Варнава, собрались вокруг церемониальных светильников, ерзая от нетерпения.

— Будь благословен ты, о Господь, наш Бог, Царь Вселенной, который… — Сильная уже начал произносить благословение, когда его прервал настойчивый стук в дверь.

Гости огляделись по сторонам. Все были на месте, больше никого не ждали.

— Хмм, — Сильван извинился и, провожаемый любопытными взглядами, пошел к двери. — Что тебе… — начал он и вскрикнул от неожиданности, а в дом, проскочив мимо него, ворвался странный, промокший до нитки, маленький человек.

— Спрячьте меня! Укройте меня! — закричал незнакомец, вцепившись в одежду Сильвана. — За мной охотятся!

Он тяжело дышал и буравил взглядом хозяина дома.

Иоиль встал и оттащил сухопарого тощего незнакомца от Сильвана.

— Я Симон! — заявил незваный гость. — Симон из Арбела! Ты помнишь меня? Как-то раз ты приезжал в Гергесу, на той стороне озера. Ты тогда еще спрашивал меня насчет свиней. Свиней, которых там держат язычники. Свиньи! Помнишь?

— Прости, приятель, но что-то не припоминаю. — Сильван смутился.

— Здесь ведь нет римских соглядатаев, правда?

Смуглый кривоногий Симон, не дожидаясь дальнейшего приглашения, шагнул в глубь комнаты и обвел взглядом собравшихся.

— Не припоминаю, что встречал тебя, не говоря уж о том, чтобы приглашать тебя в мой дом в ночь семейного праздника, — холодно произнес Сильван, уклонившись, когда Симон снова попытался ухватиться за его одежду.

— Да, но Ханука должна быть не просто семейным праздником! — заявил тот с уверенностью человека, имевшего полное право здесь находиться и даже пенять Сильвану за то, что тот, вопреки обычаю гостеприимства, не предлагает ему снять плащ и обмыть ноги. — Это… это праздник свободы! Он предназначен не для детей, а для тех мужчин и женщин, которые готовы отдать свои жизни за свободу!

— Еще раз повторяю: я тебя знать не знаю, и ты вломился в чужой дом без приглашения. Покинь его добровольно, или мне придется выставить тебя силой, — Похоже, Сильван счел этого человека опасным. — К слову, не явился ли ты ко мне с оружием? Симон вскинул руки, так что взметнулись полы его плаща.

— У меня нет ничего, — заявил он, — Ничего, что могло бы дать римлянам повод схватить меня.

— Вот и уходи. — Сильван бросил взгляд на Иоиля, давая понять, что, возможно, им придется выставлять этого наглеца взашей.

— Укройте меня! — повторил Симон, причем слова его звучали скорее как приказ, чем как просьба. — Римляне… они, возможно, гонятся за мной. Я возглавляю группу воинов… мы встречаемся тайно на полях близ Гергесы, где живут одержимые… мы противостоим Риму во всем. Мы обучаемся, дожидаясь того дня, когда…

— Ни слова больше! — оборвал его Сильван. — Я не желаю ничего об этом слышать. Я не хочу иметь к этому никакого отношения. И не дам тебе убежища. Если за тобой охотятся, укрывайся за городом, среди скал, в пещерах — это подходящие места для таких, как ты.

— Но в Гергесе ты произнес тайное слово «свинья»! — возмущенно воскликнул пришелец.

— Я езжу в Гергесу по делам. — ответил Сильван. — К одержимым при этом не суюсь, да и зачем бы мне это понадобилось? Они живут среди скал, некоторые из них носят оковы, все они отверженные, многие из них опасны. И тебя я в своих поездках не встречал.

— Но ты спрашивал кого-то о свиньях! Я сам слышал!

Этот человек негодовал так, будто его предали.

— Значит, дело было в самой Гергесе, а не в обители одержимых. И если ты сам не выращиваешь свиней, спрашивал ли я о них, тебя не касается.

— Я выращиваю свиней?! — Симон чуть не задохнулся от возмущения. — Да я бы ни до одной дотронуться не смог, не то что!.. Это осквернение! Да как бы мог я защищать истинный Израиль, если дошел до того, чтобы…

— Довольно! Уходи из моего дома! Я тебя не знаю. Я не приглашал тебя и ни в каком бунте против Рима участвовать не желаю, — Сильван указал на дверь.

Симон дрожал от ярости, и Мария испугалась, как бы он не напал на Сильвана или Иоиля, однако незваный гость все же совладал с собой, закрыл глаза, дал дрожи уняться и, наконец, сказал:

— Да простит тебя Господь. Когда придет час, и начнется война, и помазанный, Мессия, оглядится по сторонам и сосчитает ряды тех, кто на его стороне, вся милость Господня потребуется тем, кого он недосчитается.

— Ну что ж, мне придется положиться на Божье милосердие, — спокойно промолвил Сильван и снова указал на дверь.

Симон повернулся и вышел, так же быстро, как появился.

Все остались сидеть в недоуменном молчании.

— Сильван, — наконец очень тихо промолвила Ноема, — ты уверен, что никогда не говорил с ним?

— Никогда.

— А это правда насчет свиней? — поинтересовалась Мария, — Ты спрашивал о них?

— Может быть, я и задал пару вежливых вопросов. Они пасутся на равнине у озера, в немалом числе. Я слышал, как они хрюкали и фыркали, а их запах ощутим даже на большом расстоянии. Трудно представить себе, что такое неаппетитное с виду существо способно давать столь соблазнительное мясо. — Сильван нахмурился. — Очевидно, это ловушка. Нам нужно быть осторожными. Кто-нибудь может следить за нами. Мы должны избегать всего, что способно вызвать подозрение римлян.