Василий Веденеев - Дикое поле
— Как ты узнал об этом?
— Золото, — самодовольно улыбнулся Сулейман.
Паша опять задумался. Обычай кастрировать слуг ввел древний персидский царь Кир еще задолго до рождения Пророка. Но ислам строго запретил уродовать правоверных, поэтому кастратов вывозили из Грузии, Армении, Египта, Абиссинии и других стран. Крайне редки случаи, когда евнухами становились турки, чаще всего это было связано с уродством мальчиков, их врожденными пороками. Как же скопцу удалось выдать себя за турка и сколотить огромное состояние? Ну, положим, каким образом он разбогател, догадаться нетрудно: у царедворцев целая система поборов и взяток, кроме того, они беззастенчиво обкрадывают казну. Но как он вдруг стал турком?
— Это правда? — Гуссейн пытливо поглядел сыну в глаза.
— Аллах свидетель. — Юноша прижал правую руку к сердцу. — Мне не удалось узнать его настоящее имя, однако история его превращения известна.
— Говори, говори, — поторопил паша, нервно перебирая зерна четок.
— Много лет назад действительно существовал человек по имени Фасих, который из-за своего уродства стал евнухом, чтобы помочь семье, испытывавшей трудности. Лжефасих тогда был мальчиком, и его в своих целях пригрел старый хитрец Нами, чернокожий кастрат-нубиец: он решил прибрать к рукам землю, принадлежащую настоящему Фасиху, и умертвил его, а всем сообщил, что умер мальчик-скопец из далекой страны. Так этот мальчик стал Фасихом. Потом Нами извел семью настоящего Фасиха, однако к тому времени Лжефасих подрос и не захотел делиться со своим чернокожим покровителем.
— Нубийцу пришлось умереть и унести тайну в могилу? — догадался Гуссейн.
— Он расстался не только с жизнью, но и со всеми своими богатствами, — подтвердил сын. — Его наследником стал Фасих, через некоторое время превратившийся в того Фасих-бея, которого знают все.
— Это только занятная сказка, или живы люди, которые еще помнят настоящего Фасиха и его родственников? Кто-нибудь готов подтвердить, что евнух присвоил чужое имя, выдав себя за природного османа? То, что он сумел присвоить чужое имущество, мало кого заинтересует.
— Боюсь, таких людей уже не найти, — сокрушенно вздохнул Сулейман — Кастрат умело заметал следы.
— Неудивительно. — Паша встал, отбросил четки и начал мерить шагами комнату. В какой сложный клубок сплелось все, что связано со старым скопцом! Тайный посол верховного имама христиан, присвоение чужого имени, разговоры о возможной войне с урусами, загадочные поездки толстого Джафара и проходимца Али, подаренная красавица невольница и слежка за купцом из Крыма. Кстати, кажется, у Фасиха прочные связи со многими мурзами из ханства Гирея? Уж не туда ли он отправлял Джафара и Али вместе с человеком Белометти?
Пока ясно одно: Сулеймана необходимо убрать подальше от этих странных и опасных дел.
— Завтра утром ты отправишься в наше имение в Анатолии, — приказал Гуссейн. — Проверь, как там идут дела, и пришли мне подробный отчет. Вернешься, когда я позову. Постарайся немедленно забыть все, о чем ты мне рассказал, и крепко держи язык за зубами! Еще кто-нибудь знает об этом?
— Нет, отец, — поклонился юноша.
— Хорошо, — немного смягчился паша. — Напиши мне имена тех, кто дал сведения о Фасихе, и тех, кто собирал эти сведения. В городе больше не появляйся. Собирайся в дорогу. В провинциях шалят разбойники, поэтому возьмешь с собой охрану… Иди, я доволен тобой. Но помни о молчании!
— Да пребудет на вас милость Аллаха, — уже у дверей снова поклонился Сулейман.
Проводив его, Гуссейн облегченно вздохнул: в Анатолии наследник будет в большей безопасности, чем в столице. Хотя у евнуха руки длинные, словно щупальца у осьминога. Надо хорошенько подумать, как побыстрее обрубить их, а потом свернуть его морщинистую шею. Теперь в борьбу вступит сам паша, продолжив незримый поединок с проклятым уродом, присвоившим чужие владения и чужое имя. Либо он сумеет уничтожить евнуха, либо тот прорвется к власти и сметет с лица земли весь род Гуссейна, как некогда уничтожил семью несчастного Фасиха, у которого украл имя.
Внезапная догадка заставила Гуссейна застыть посреди комнаты. Все предельно просто: Фасих готовит политический союз с Папой против урусов, надеясь с его помощью упрочить свое положение, когда достигнет власти! Он, как азартный игрок, поставил на кон крепость Азов, ханство Гирея, армию империи и возможность стать великим визирем против интересов верховного имама христиан на Балканах и в далекой Московии. Раз за разом бросая кости, призывая на помощь хитрость и злые козни, старик надеется на выигрыш.
Впрочем, все кажется простым сейчас, когда он многое узнал от сына и дополнил его рассказ своими наблюдениями, сведениями из тайных доносов и некоторыми откровениями, почерпнутыми в беседах с доверенными людьми валиде Кезем. Наверняка Фасих придумал свой собственный заговор и умело спрятал его внутри заговора против султана Мурада!
Можно ли доверить кому-нибудь из сторонников томящегося в заключении брата султана то, что стало известно о старом евнухе? Или лучше поберечь свою голову, не высовываться, пока еще не можешь убрать кастрата, не уверен в полной победе над ним? Наверно, разумнее до времени молчать и готовить решительный удар. Не жалеть золота на подкуп, не скупиться на обещания, не знать усталости, пока проклятый Фасих не окажется полностью в твоих руках…
* * *Весь день, ожидая возвращения Бажена, отправившегося в город, Куприян не находил себе места. На улицах сегодня царило необычное оживление. Иногда казаку чудилось, что он слышит отдаленную пушечную пальбу, вопли многотысячной толпы и глухие удары в огромные барабаны. Потом все смолкло, но через некоторое время ему вновь казалось, что в центре Константинополя ревут трубы, исполняя непонятную мелодию, от которой пробегает мороз по коже. А то вдруг, совсем не вовремя, завопил муэдзин с минарета расположенной неподалеку мечети и давай рвать сердце заунывными воплями.
Что там творится? Уж не объявили ли турки кому-нибудь войну? Или они разом сошли с ума и, как угорелые, бегают по огромному городу, паля из пушек и трубя в трубы? А Сухоборец, как назло, совсем запропастился! Легко ли сидеть взаперти, не высовывая носа за ворота, когда вокруг творится невесть что?
Волосатый выбрался на крышу и попытался разглядеть, нет ли в небе дыма пожаров: когда горит, турки обычно шумят, как будто наступил конец света. Но дыма нигде не видно, шум, похоже, стал стихать, а Бажен все не возвращается. Уж не случилось ли с ним чего? Здесь все время ходишь как по лезвию ножа: стоит только туркам дознаться, кто ты есть на самом деле, пощады не жди! Никакие заверения, что хочешь мира, а не войны, не помогут спастись от руки палачей, но смерть придет к тебе только после долгих и страшных мучений.
Вот и думай, где Бажен и почему его до сей поры нет, хотя обещался вернуться к обеду. Невольно в голову полезут разные мысли, особенно когда османы расшумелись. Вроде сегодня нет у них никакого праздника. Но почему муэдзин орал задолго до намаза? И не разобрать, чего он кричал: ветер дул в другую сторону, уносил слова, да и расстояние велико, а окликнуть кого-нибудь из прохожих и спросить, в чем дело, Куприян не решился.
Наконец во дворе стукнула калитка, потом послышались торопливые знакомые шаги. Казак бросился навстречу другу, но невольно остановился, увидев его хмурое лицо.
— Что стряслось, Бажен?
— Султан Мурад умер! — Сухоборец сел на диван и вытянул ноги, гудевшие от долгой беготни по городу. Пораженный известием, Куприян ошарашенно покрутил головой, словно вытрясал воду из ушей. Ничего себе новость!
— Он же был здоровехонек! — вскричал Куприян. — Недавно вернулся в столицу, и что же — в одночасье скончался?
— Хрен их там разберет, — стягивая пыльные сапоги, сердито отозвался Сухоборец. — Турки они и есть турки! Вчера был здоров, а сегодня помер.
— Помогли, наверно, — предположил Волосатый.
— Может, и помогли. Теперь на престол сядет султан Ибрагим. Новый султан, новый великий визирь, новые решения.
Бажен зло сплюнул и бросил сапоги к порогу. Честно признаться, такого быстрого и резкого поворота событий он не ожидал. Чувствовал, что готовится нечто, но не предполагал, что смена султанов случится со дня на день.
— И кто теперь великий визирь — Фасих или Гуссейн? — прищурился Куприян.
— Не знаю, пока вроде никто.
— А новый падишах османов?
— Что новый падишах? — неожиданно разозлился Бажен. — Знаешь, как говорят на Востоке: змея меняет кожу, а не нрав!
— Понятно, — вздохнул Куприян. — В общем, один другого стоит.
— Стоит, — согласился Сухоборец. — Любой — не мёд с орехами.
Волосатый вздохнул и отправился за кувшином с водой и тазиком, чтобы Бажен мог смыть уличную пыль. Пока тот плескался, казак собрал на стол и позвал приятеля обедать. За столом опять неизбежно вернулись к разговору о делах.
