"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Джордж Маргарет

Я пил за Климента лучшие вина, заботливо интересовался его здоровьем, восхвалял мужество, с коим он перенес лишение свободы, и прочие заслуги. А затем быстренько отправил второго гонца обратно в Европу на первом же подвернувшемся корабле. Кранмера же я подготовил для возведения в сан архиепископа.

— …Немедля, — пояснил я. — Пока Климент не передумал. Я понимаю теперь, почему он послал распоряжение об удалении Анны и воссоединении с Екатериной. Это послание должно было прибыть вместе с подтверждением вашего архиепископства. А мне предстояло проглотить их разом, словно детское слабительное в куске пирога. Папа снарядил разных посыльных, остерегаясь дорожных грабителей и иных неблагоприятных инцидентов. Но просчитался! Господь явно поддержал нас, не дав этим людям встретиться в Англии.

— А я полагал, что именно Кромвель позаботился о том, чтобы они разминулись, — спокойно заметил Кранмер.

— На то была Господня воля, иначе колесо фортуны повернулось бы иначе, — возразил я. — Вы примете сан здесь, в Вестминстере, в капелле Святого Стефана. Но сначала, дорогой Томас, мы должны кое-что обсудить. Безусловно, вы сочли мои намерения озадачивающими. А какое впечатление они произвели в Европе? Ведь вы в январе ездили с дипломатической миссией к императору…

Прелат смотрел на меня ясными голубыми глазами.

— Абсолютно никакого. Прошу прощения, ваша милость, но если о вашем «великом деле» у нас судачат на каждом углу, то там о нем будто и не слышали.

— Абсурд! Наверняка оно крайне беспокоит императора! По-моему, в Германии вас более увлекало ваше собственное «великое дело». Или я не прав? Ну и как, вы сумели распрощаться с ней? Женатый архиепископ! Если бы об этом узнали, то о нас могла бы пойти дурная слава.

Кранмер продолжал спокойно глядеть на меня. Право, порой его невозмутимость сильно раздражала меня.

— Держите ее в качестве любовницы. Истинная церковь позволяет иметь любовниц, но не жен.

— Разве вас, ваша милость, не поражает такое ханжество и лицемерие? — вяло проронил он.

Тут уж я потерял терпение.

— Бог ты мой! Вы что, записались в реформаторы? Уж не собираетесь ли вы взяться и за меня после получения сана? Стать протестующим Бекетом? Предупреждаю, дорогой Томас, успеха вы не достигнете. Я не выношу предательства. Лучше уж сознайтесь сейчас… поделитесь откровенно своими планами. Не упражняйтесь в лицемерии, которое вы так гневно осуждаете в иных случаях.

Воцарилось долгое молчание… очень долгое. Наконец Кранмер произнес:

— Я ваш человек.

— Вот и славно.

Приторный аромат еще не выветрился. Мне давно хотелось избавиться от него, и я предложил:

— Давайте выйдем отсюда. Посмотрим на весеннее утро.

На галерее я подвел Кранмера к кушетке, стоящей возле залитого солнечным светом окна. Мы присели.

— Есть некоторые сложности… — начал я.

— Не надо недооценивать меня, ваша милость.

Он справедливо упрекнул меня. Тогда я высказался прямо:

— Наша цель заключается в том, чтобы вы заменили Папу. Именно вы будете вершить церковный суд в Англии, следовательно, принятые вами решения не могут быть без вашего ведома обжалованы Его Святейшеством. Придется порвать устоявшиеся связи с Римом. Об этом позаботится парламент.

— Как? Разве это в его власти?

— У парламента есть такие полномочия. А по какому праву в конце концов Рим установил в Англии свою юрисдикцию? Своеволие. Да-да! Вся сложнейшая церковная структура, возникшая в нашей стране, — соборы, аббатства, приходские священники, странствующие и проповедующие монахи, монастыри — все опирается на сомнительный фундамент. Постановления Рима? А парламент теперь проверит и отменит их.

— Нужны особые законы?

Ах! Наконец-то он оживился, заинтересовавшись каноническими тонкостями. Отлично. Позволим ему поплутать в них.

— Парочка, — с улыбкой ответил я, вызвав его удивление. — Достаточно двух. Первый — о запрете обжалования ваших решений в Риме, второй — о выдвижении и посвящении в епископы без предварительного согласия Папы. Я еще не придумал название для этого закона… Нужно что-нибудь безобидное.

— Я понимаю. Папа не сможет назначать высшее духовенство в Англии и осуждать его последующие деяния. У нас Рим станет impotens [73].

Неужели обязательно надо было использовать это слово?

— Да, именно так.

— Парламент согласится принять такие законы? — тактично поинтересовался Кранмер.

— Я убедил их, что эти законы большого значения не имеют. И постарался подробнейшим образом описать им картину моих приятельских отношений с Климентом. Может ли преданный сын повредить хоть чем-то духовному отцу? Разумеется, нет. Кто получает епископство, какой суд рассматривает апелляции — все это не волнует простых людей.

Он медленно поднялся с диванчика и потер лоб.

— Вы совершаете ошибку, — произнес он с огромной печалью.

Теперь мне придется выслушать очередные «предостережения». Неизбежные помехи королевской власти! Уныло вздохнув, я терпеливо ждал продолжения.

— Вы пожалеете о том, что предоставили парламенту такие полномочия. Раз он будет принимать законы, никто не помешает ему и отменять их. Если с вашего согласия парламент избавится от духовной и законной власти Папы в Англии, к кому вы потом в случае необходимости обратитесь за поддержкой? Вы же делаете парламент правителем Англии. Вот чего я опасаюсь, ваша милость. Вы устраняете далекого, пусть непостоянного, но морально крепкого и сильного партнера и заменяете его чуть ли не соседом, которого обуревают мирские страсти.

Только и всего?

— Но я же сам руковожу действиями парламента, — усмехнулся я. — Это дитя я держу в ежовых рукавицах.

— Дети растут, ваша милость. И когда ваш сын будет еще ребенком, парламент может возомнить себя его старшим братом. Кто станет править тогда?

— Я не позволю парламенту вознестись слишком высоко и вновь ограничу его полномочия после разрыва с Римом.

— Подрезанные живые изгороди растут гуще и быстрее, это подтвердит вам любой садовник. А люди, вкусившие власть, аппетит теряют редко.

Он странно глянул на меня, словно хотел что-то добавить, да передумал.

— Сейчас я вынужден воспользоваться их услугами. Или вы предпочли бы, чтобы я распустил всю эту братию и правил самовластно, как Нерон? Силы небесные, какая заманчивая мысль! — Я улыбнулся. — Но боюсь, как раз этого не потерпят мои подданные. Король не всегда может поступать по своей воле… Надо обходиться тем, что есть.

Я глянул в окно на помутневшую Темзу, уныло несущую свои воды к морю.

— Тем не менее я учту ваше предостережение, — серьезно сказал я, похлопав Кранмера по плечу. — И знаете, Томас, я прихожу к выводу, что вы обладаете политическим чутьем. Это меня радует!

Он вяло усмехнулся.

— А теперь перейдем к более приятным вещам. К вашему посвящению. Сия восхитительная церемония…

Такой она и оказалась. Но еще более приятным для моих ушей был предшествующий ей простой обряд в уединенных покоях Вестминстера. Там Томас Кранмер в присутствии благоразумных свидетелей торжественно заявил, что не намерен подчиняться Папе, если распоряжения оного пойдут вразрез с волей короля, законами королевства или законом Божиим. Первые два пункта соответствовали моим творческим замыслам, а третий, безусловно, допускал мое собственное толкование.

Перемены начались.

XLVIII

Я решил, что Страстную седмицу новый архиепископ проведет с невиданным размахом.

— Так ли уж необходимо все это, ваша милость?

Кранмер выглядел несчастным в меру своей осторожности. Он действительно склонялся к реформаторам, но не смел открыто высказывать свои убеждения.

— Безусловно.

— Даже…

— Даже преклонение перед распятием в Великую пятницу. Я сам возглавлю процессию кающихся.

Кранмер попытался улыбнуться.