Блиц-концерт в Челси - Фавьелл Фрэнсис

Трудно сосредоточиться на живописи, когда вокруг происходит столько политических потрясений. Однако минули первые месяцы войны, и рутина начала брать свое. Жизнь текла однообразно, за исключением тех случаев, когда нас отправляли на подмогу в различные городские больницы, чего, конечно, не скажешь о британцах, которых отправили воевать на континент, – там скучать не приходилось. Светская жизнь заметно оскудела, но званые обеды и коктейльные вечеринки случались. А еще было очень много свадеб.

Каждый день в окне студии напротив я видела Эллиота Ходжкина: мой сосед трудился не покладая рук. Его профессиональная дисциплинированность поражала меня. В тот момент я писала портрет маленького мальчика. Ребенок оказался ужасно вредным и при всяком удобном случае норовил ткнуть булавкой мою бедную Вики. Мальчик настолько мне не нравился, что ничего, кроме неприятной стороны его натуры, я не смогла изобразить. Само собой, заказчица – мать парнишки – портрет не одобрила. Я была рада, когда она решила уехать из Лондона. На этом сеансы с ее сыном подошли к концу.

Зеленый Кот регулярно привлекал посетителей в мою студию, поскольку восседал на подоконнике и был хорошо виден с улицы. Однажды, вскоре после того как я переехала на Чейн-Плейс, миссис Фрит поднялась ко мне в мастерскую и сообщила, что возле двери стоит джентльмен, чью фамилию она не в состоянии произнести, и просит позволения взглянуть на Кота. Посетителем оказался пожилой мужчина. Он извинился за вторжение, сославшись на интерес к статуэтке. Мужчина спросил, откуда она у меня и можно ли рассмотреть ее поближе. Я поведала ему историю моей встречи с китайцем А Ли в Пекине и призналась, что отдала за Кота отличную «лейку» – так мне хотелось заполучить статуэтку. Гость спросил, не возникло ли у меня желания продать Зеленого Кота. «Ни за что на свете, – ответила я. – Один взгляд на него доставляет огромное удовольствие». Мужчина похвалил меня за хороший вкус и сказал, что чувствует то же. «Вот моя визитка, – гость улыбнулся и положил карточку на край стола. – На случай, если вдруг передумаете». Он заметил на столе еще несколько фарфоровых фигурок, которые я привезла из Китая и Японии. Мужчина подробно рассказал мне о каждой из них и посоветовал несколько познавательных книг по истории китайского искусства.

Гость оказался чрезвычайно интересным человеком, мне приятно было побеседовать с ним. Когда он ушел, я взглянула на карточку: Джордж Евморфопулос – так его звали. Позже выяснилось, что Леон Андервуд прекрасно знает это имя – Джордж Аристидес Евморфопулос оказался известным британским коллекционером греческого происхождения. Мой рассказ о нашей встрече изрядно позабавил Леона.

Однажды серым октябрьским днем в дверь нашего дома позвонил другой прохожий и попросил показать Кота. Это была мисс Этель Уокер [28] из Королевской академии художеств, которая жила чуть выше по Чейни-Уок. Мы были давно знакомы, однако до сих пор мисс Уокер не удостаивала меня визитом. Когда миссис Фрит провела гостью в мастерскую, там ее ждал сюрприз: оказалось, Зеленый Кот принадлежит мне. Статуэтка, по словам мисс Уокер, привела ее в восторг. Однако мои работы вызвали у посетительницы совершенно противоположные чувства. Не спросив разрешения, она обошла мастерскую, пристально разглядывая каждый холст. Мисс Уокер спросила, где я училась и не желаю ли стать художником-портретистом. «Это просто кошмар, – заявила дама, остановившись перед портретом маленького мальчика. – Вам стоит взять у меня несколько уроков. Приходите завтра утром».

Я обрадовалась и на следующее утро, отложив все дела, явилась к ней в мастерскую на набережной Темзы. Мисс Уокер выглядела ужасно старой, и собаки у нее тоже были очень старые. Она держала двух жесткошерстных терьеров, которых звали Дэвид и Ангел. Я прихватила с собой Вики. Присутствие таксы вызвало неодобрение мисс Уокер.

– Не люблю этих маленьких немецких собачек, – сморщилась она, когда оба ее пса с оглушительным лаем выскочили нам навстречу. – Как видите, Дэвид и Ангел тоже не в восторге. Зачем пожаловали?

– Вы сами велели прийти к вам утром, – смутившись, пробормотала я. – Вчера у меня в мастерской вы сказали, что готовы дать несколько уроков.

– А, ну ладно, – кивнула она с таким видом, словно начисто позабыла о своем приглашении. – Натурщицы сегодня нет, но вы можете посмотреть кое-что из моих работ. И возьмите эту вашу «колбасу» на руки, или я не отвечаю за моих собак.

Хозяйка провела меня в мастерскую с огромными эркерными окнами, за которыми открывался великолепный вид на реку. Комната была заставлена холстами. Мисс Уокер обычно усаживала своих натурщиц спиной к окну, против света. На мой взгляд, писать таким образом было чрезвычайно сложно. Однако мисс Уокер обладала удивительной способностью: она умела заставить сам воздух, наполняющий пространство ее полотен, мерцать и светиться.

– Я могу сказать, что не так с вашими портретами, – резко бросила она. – Вы беретесь делать фон после того, как написали часть головы, верно? Но какой смысл изображать голову в пустоте? А после того как вы задали основной тон задника, приходится менять оттенки на лице, я права? – Возражать ей или говорить, что я стараюсь делать и то и другое одновременно, было бесполезно. – Если натурщица придет завтра утром, можете присоединиться ко мне. Посмотрите, как я работаю, – завершила свою речь мисс Уокер.

Я поменялась утренними сменами в больнице, чтобы ближайшие несколько дней иметь возможность ходить в мастерскую к моей новой наставнице. Натурщицей была прекрасная молодая женщина с азиатским типом лица. Но мне трудно было работать, когда модель сидит на фоне окна, за которым видна Темза.

– Не приходите сюда в этой уродливой униформе, – сказала однажды мисс Уокер, наблюдая, как я натягиваю длинный темно-синий плащ волонтера службы первой медицинской помощи и надеваю круглую приплюснутую фуражку. – Она вам не идет. Оставьте свой Красный Крест да сосредоточьтесь на живописи, вам явно есть над чем поработать.

Мы не виделись несколько недель, а затем, возвращаясь днем после ланча в кафе, я столкнулась с мисс Уокер на набережной.

– Какая хорошенька шляпка! – воскликнула пожилая женщина. – Просто чудесная! Я хотела бы написать вас в этой шляпке. Кто вы, моя дорогая, как вас зовут?

– Но, мисс Уокер, – пробормотала я, совершенно сбитая с толку, – мы же знакомы. Я живу по соседству, на Чейн-Плейс. Помните, вы заходили ко мне – посмотреть Зеленого Кота, статуэтку у меня на подоконнике?

– О да, конечно, – рассмеялась мисс Уокер. – Но вы вечно рядились в эту отвратительную синюю униформу. Немудрено, что я не узнала вас в такой восхитительной шляпке. Вы непременно должны позировать у меня, хорошо?

Мы договорились о нескольких сеансах. Все шло отлично до тех пор, пока Вики не сжевала мою восхитительную шляпку. На следующий день я явилась к мисс Уокер без нее. Пожилая женщина ужасно рассердилась. Когда же я рассказала, что виновницей ее гибели была моя такса, она пришла в ярость.

– Вы должны достать новую, – заявила мисс Уокер. – Меня в вашем образе привлекла именно шляпка, она основной лейтмотив картины. Идите и немедленно купите точно такую же!

Я пошла в магазин и поведала о своей беде. Нет ли у них другой такой же шляпки? Увы, это был авторский экземпляр, другой нет. А могут ли они сделать на заказ еще одну? Я получила ответ, к которому всем нам вскоре пришлось привыкнуть: «В военное время, мадам? Это было бы несколько затруднительно». Но неужели вы не можете подобрать что-нибудь в таком же духе? Они не могли. Менеджеры искали, куда-то звонили – тщетно.

И все же несколько дней спустя магазин раздобыл для меня головой убор, очень похожий на тот, что сжевала Вики. Только цветы на тулье были не фиолетовые, а белые, но их без труда заменили. Теперь новую шляпку невозможно было отличить от прежней, лишь искушенный глаз заметил бы разницу. Пожилая женщина нехотя процедила, что эта не такая, но тоже сойдет, и наши сеансы продолжились. По поводу поведения Вики мисс Уокер сделала единственно возможный вывод: «А что еще можно ожидать от немецкой собаки!»