Фарман Керимзаде - Снежный перевал
Кербалай стоял посреди комнаты, чуть прищурив глаза. Чтобы не показаться старым и усталым, он подбоченился, старался держаться прямей.
На всех свадьбах, празднествах раньше он сидел ниже Абасгулубека. И всегда считал себя менее влиятельным и даже в какой-то степени зависимым от него. Но сейчас во что бы то ни стало он должен держаться гордо, ничем не выдать слабости. Поначалу он даже решил не подавать руки. Но как только Абасгулубек приблизился, Кербалай поспешно протянул ему руку.
Помолчали. Абасгулубек считал, что первым должен заговорить хозяин. Но он приехал не по приглашению, и ясно, что Кербалай не очень-то рад его приезду. В конце концов пришлось начинать Абасгулубеку.
— Кербалай, что это ты решил податься в горы? Еле нашли тебя, — улыбаясь, сказал он. Уверенность его тона, как ни странно, успокаивающе подействовала на Кербалай Исмаила.
— Вы разожгли такой пожар, что самое время податься подальше.
Не дожидаясь приглашения, Абасгулубек сел. Кербалай тоже опустился на ковер, потупив глаза и задумчиво теребя бороду. Можно было подумать, что он рассматривает узоры ковра. Все его поведение, молчание говорили о том, что он не расположен слушать гостя. Абасгулубек, в свою очередь, не желал сразу же выкладывать цель своего приезда. Он 'был из тех, кто, прежде чем рубить дерево, подумает о том, в какую сторону оно упадет. Поэтому он начал издалека:
— Слава богу, хороший снег лежит. Видать, урожайный будет год.
Гость заговорил об урожае, и Кербалай воспринял это как намек, что они могут оставить его без хлеба, обрекут на голодную смерть.
Продолжая внутренний диалог, Кербалай сказал вслух:
— Бойтесь за поля, что лежат ниже Кара-гая. Вы их поливаете водой с наших гор. А за нас не беспокойтесь: наши неполивные земли всегда дадут урожай.
— В следующем году снег можег и не выпасть.
— Муравей заранее готовит свои запасы, — ответил Кербалай. — Ты не должен был, Абасгулубек, встревать в это дело. Мы всегда оказывали помощь друг другу. Делили с тобой хлеб-соль. Трудно забыть, перешагнуть через все это.
— Что тебе сделали Советы?
— Что сделали?!
О, он мог бы рассказать многое. Но ведь всего не перескажешь! Ему было из-за чего ненавидеть новую власть. Эта ненависть по капле собралась в его сердце. Пришел день, и ненависть выплеснулась из берегов, снесла, смыла все плотины.
В Карабагларе был избран комитет бедноты. Те, кто раньше толклись в его дворе в надежде, что и нм что-нибудь перепадет с хозяйского стола, теперь смело стучались в ворота. Посылали за ним человека, приглашали к себе.
Он не ходил на собрания.
Над домом с покосившейся крышей и единственным окном висело знамя. Говорили, что это знамя сшито из ткани, которую Иман — председатель комбеда — купил для матраса. Злые языки судачили, что Новраста, жена Имана, устроила ему за это головомойку.
Знамя Имана пользовалось большим уважением. О, если бы это знамя принесли издалека! И никто бы не знал, кем оно сшито, — тогда еще куда ни шло...
Когда глядишь на Араке, темнеет в глазах, но стоит посмотреть на маленький ручеек, с которого начинается река, — и она теряет свое величие. Верить и поклоняться можно лишь тому, что далеко, недоступно, непостижимо. Он никогда не преклонял головы, чтобы перешагнуть через порог хибарки Имана. Разве он склонит голову и пройдет под знаменем, которое повесил Иман?
Иман несколько раз навещал его. «Кербалай, ты должен сдать зерно, — говорил он. — Этого требует правительство».
Он приходил и прикладывал свою огромную, вырезанную из дерева, в форме звезды, печать на куче зерна. На папахе председателя тоже была пятиконечная звезда. После того как ставилась печать, Кербалаю казалось, что из кучи пшеницы выглядывает голова Имана. Печать прикладывали на случай, если Кербалай решит растаскать зерно.
Однажды он сказал Иману:
— Разве мои предки, отец и дед, задолжали горожанам? Разве вы когда-нибудь дарили мне хлеб? Вот ты пришел и требуешь, чтобы я сдал зерно. Но ведь я сам сеял и растил эту пшеницу.
— Ты говоришь, что не должен рабочим? Еще как должен! Именно они совершили революцию.
Однажды ночью Иман вместе с членами комбеда вошел в его двор. Облазил все углы конюшни, заглянул туда, где хранилось сено. И, только проверив все своими руками, вышел во двор.
Кербалай все это время стоял на веранде в нижнем белье, накинув на плечи чоху. Он старался унять свой гнев и ненависть, но это ему плохо удавалось.
Эти голодранцы посреди ночи ворвались к нему. Шарят по всем: углам, всюду суют свой нос; И даже не скажут, что ищут. Слева от веранды работники Кербалая вырыли ямы и закопали в них большие глиняные кувшины. Один из членов комбеда открыл крышку сосуда. Закатав рукав, сунул в него руку и сразу же отошел.
— Что вы ищете? — не выдержав, крикнул Кербалай. — Если ищете вора, то он в кувшин не влезет.
Иман тогда все же попытался успокоить его:
— Не принимай это близко к сердцу, Кербалай. Таково требование времени. Ведь мы не говорим тебе ничего плохого.
Они вошли в дом. Голодранцы конечно же знали ходы и выходы, все щели в его доме. Едва войдя, Бейляр схватился за край ковра и поднял его. Кербалай сразу же встал на другой край. Медленно ступая, он надвигался на Бейляра, и с его приближением Бейляр наклонялся, — наконец рука коснулась земли, и он опустил край ковра.
— Что ты себе позволяешь? Может, этот ковер соткала твоя мать? Быть может, я его унес из вашего дома?
— Отойдите!
Иман взял Кербалая под руку и отвел в сторону. Завел с ним какой-то разговор. Видимо, хотел отвлечь его внимание.
Бейляр скрутил и сложил в угол ковер. Затем обвел взглядом комнату.
— Ты что, золото ищешь?
— Сам знаю, что ищу.
Бейляр взял из рук одного товарища шомпол и с силой воткнул в пол. Шомпол до половины вошел в земляной пол. С трудом выдернул его обратно. Отступил на два шага, снова воткнул в землю. Земля оказалась твердой.
— Зря тычешь, ямы тут нет, — сказал Иман.
Бейляр передал. шомпол товарищу и снова постлал ковер. Закончив свое дело, подошел к Кербалаю. Чуть наклонив голову, сказал:
— Простите.
Искренне ли он говорил? Нет! Если бы они нашли то, что искали, он разговаривал бы иначе.
Кербалай, поняв тогда, что они проиграли, перестал сдерживаться.
— Молокососы! — кричал он. — Боже, кто нами правит! Прощелыги, голодранцы!
— Где спрятано зерно? — строго спросил Иман.
— О каком зерне говоришь?
— Как будто не знаешь. Ты занимаешься явным саботажем.
— Что такое саботаж, Иман?
— Саботировать — значит подкапываться под здание Советов. В городе голод, Кербалай, а ты прячешь зерно!
Они ушли, ничего не найдя.
Менялся весь уклад жизни. В былые времена офицеры в эполетах, начальник уезда, приезжая в Карабаглар, останавливались в его доме, советовались с ним, дорожили его мнением. И уезжали довольные, нагруженные подарками.
Его дом был лучшим в селе. Самые уважаемые гости направляли своих коней к этому дому. И, уезжая, рассказывали всюду, что Кербалай богатый, гостеприимный, влиятельный человек. И никто не спрашивал, откуда у него богатство. А теперь из-под ног тащат ковер, ищут в его доме зерно.
Кто такой Иман? Еще вчера он. выгонял в поле скот. В его хибарке даже не было тендира. Его жена, Новраста, заменила циновку ковром только после прихода новой власти.
Кербалай вспомнил и день, когда в село вступили большевики. Все мужчины, как один, собрались на площади. Женщины, забравшись на крыши невысоких, сложенных из речных камней домов, глядели на площадь. Село было взбудоражено. Кербалай думал, что люди, свалившие трехсотлетний трон, должны напоминать драконов. У идущего впереди человека, который, видимо, был большим начальником, на шапке ало горела звезда. Ремни, перекинутые через оба плеча, соединялись на спине. Китель был застегнут на все пуговицы. Мысленно Кербалай сравнил этого человека с уездным начальником, который много раз останавливался у него в доме. Разве сравнишь нарядный мундир начальника с запыленным кителем этого человека? Его бритое лицо напоминало кору старого тополя. На боку в деревянной кобуре болтался маузер. Вооруженные люди рядом с ним шли, так плотно окружив его, что можно было подумать — ведут арестованного.
Они дошли до площади. Откуда-то приволокли доски, соорудили стол, накрыли его белым полотном. Но тот человек приказал, чтобы белое полотно сняли и нашли красную материю. Все
переглянулись. Начальник остановил свой взгляд на Имане, который стоял, опершись на пастуший посох.
— Наше правительство на стороне бедноты. Ты тоже наш человек. Найди кусок красной материи.
Иман бросился к себе и через минуту вернулся обратно с перекинутой через руку красной материей, подошел к столу, накрыл его.
До этого он стоял неподалеку от того места, где толпились Кербалай и сельские аксакалы. Теперь он перешел на сторону тех, кто представлял новую власть. В течение одного часа прибывшие, можно сказать, разворошили все село. Карабаглар разделился на два если не враждующих, то уже противостоящих друг другу лагеря.
