Хесус Торре де ла - Пророчество Корана
— Знание всегда покоряется варварству захватчиков, — заметил Яго.
— Из Севильи его везли в цепях вместе со всей семьей, с которой находился и придворный певец, некий поэт с Сицилии. Однажды, уже в африканской ссылке, эмир попросил сицилийца спеть ему какие-то куплеты, и тот, ударив по струнам, пропел элегическую песню, — пять раз подряд. Низложенный монарх воспринял это как предсказание, решив, что сам Аллах сообщил ему устами певца, что через пять дней он умрет. И тогда он задал своим палачам некую загадку, которую лишь немногие в тот момент поняли, полагая ее либо насмешкой над врагами, либо признаком сумасшествия, предрекавшим близкую смерть. Так вот та до сих пор не понятая никем загадка в его устах взывала к знаниям. Послушай, что он сказал: «Через пять дней я отправлюсь в невозвратный путь к Яннату, то есть в рай. Многие тщетно искали мудрости Дар ас-Суры и Священной Книги, что укрепляла мой дух в эдеме Исбилии. И я спрашиваю вас, где морю хранить свои самые отборные жемчужины, как не в раковинах, чтобы скрыть их от грабителей? Там и остались мои сокровища знаний, спрятанные за черепами изменников, предавших мою кровь».
На лице Яго появилось выражение непонимания, и он удрученно заявил:
— Я ничего не разобрал, мне это показалось бессмыслицей.
— На первый взгляд так, но те мусульмане, кто еще остался на этой земле, едины в том, что аль-Мутамид был по-настоящему ученым человеком. И я не теряю надежды раскрыть, в чем состоял тайный смысл послания, меня будто голос свыше приговорил к тому, чтобы я искала его без устали. И эту сокровенную тайну Севилья хранит в своих подземельях, уверяю тебя.
Яго, до сих пор будто пребывавшей в неизъяснимой расслабленности, вдыхал восхитительный запах ее духов, отвлекаясь от смысла ее слов. Теперь он призвал на помощь весь свой пытливый ум и, будто школьник перед уважаемым педагогом, собрал все свое внимание и вперил взгляд в прекрасные губы принцессы, боясь упустить хотя бы одно ее слово.
Все, что происходило с ним в этом алькове, казалось нереальным, и Яго едва мог противостоять тому притяжению, которое объяснялось удивительным умом назарийки и сделанными ею признаниями. Оно усиливалось огромным интересом, который он сам испытывал к ней, а ведь бывают такие секреты, которые нельзя раскрывать ни по дружбе, ни по любви. Разве, посвящая кого-либо в свои тайны, ты не доверяешь ему при этом свою свободу?
Предвидение принца дона Педро
Выйдя из оцепенения, Яго сосредоточился на захватывающем предмете разговора.
— С первого дня посещения академии Гранады я попробовала проследить за судьбой сокровища, — продолжала принцесса свой рассказ. — Учитель Тасуфин утверждал, что до сих пор не найдено ни одного тома из библиотеки аль-Мутамида в медресе Феса или в Марракеше. Кроме того, в Агамате ученые монахи говорят, что не все книги были сожжены в Севилье альморавидами, потому что в ночь накануне разгрома султан и его фаворитка Итимад спрятали самые дорогие свои сокровища. И поэтому часть тех книг, что не были обнаружены африканцами или уничтожены христианами, должна быть спрятана в каком-нибудь уголке Севильи, имеющем отношение к аль-Мутамиду.
— Мне кажется, твой дар воображения гораздо выше здравого смысла.
— Бывает, что фантазии соответствуют истине, Яго. Сознаюсь, я всегда была падка на всякие тайны, но в данном случае речь идет о реальных вещах. Аль-Мутамид порой вел себя довольно цинично, однако его предсмертные слова в африканском изгнании указывают на четкий след. Хотя очевидно и их противоречивое содержание без ясного смысла. В моем изгнании у меня хватало терпения проверить догадки моего учителя, я постаралась расшифровать эту фразу. И после долгих размышлений, подключив все свои способности, просмотрев доступные мне документы той эпохи, я, кажется, смогла найти точный смысл того странного заявления, которое сделал аль-Мутамид перед уходом в мир иной. Ко всякой загадке можно подобраться либо через криптограммы, либо путем логических умозаключений, говорю об этом без всякого хвастовства. Ты первый, кто узнает об этом.
Тон назарийки был настолько убедительным, что врач был обезоружен ее умом так же, как и ее очарованием.
— Можешь доверять мне, я не болтлив.
— Знаю, что ты надежен, с того момента, как заглянула в твои глаза, а идея моя достаточно логична, — ответила она ласково. — Послушай. Года не прошло, как я нашла хронику, полуистлевшую и обгоревшую, писанную правоведом ат-Туртуси, современником аль-Мутамида, также ставшим жертвой беспощадных альморавидов, он-то и подтолкнул меня в нужном направлении. Из этой хроники я узнала, что отец аль-Мутамида, человек, в котором жестокосердие уживалось с самым утонченным вкусом, основал во дворце Биг-Рагель на берегу реки — теперь это и есть монастырь Сан-Клементе — обитель для певцов и музыкантов. Он назвал ее Дар ас-Сура и устроил там прекрасную библиотеку, подобную кордовской или дамасской. Впоследствии его сын обогатил ее ценными томами, купленными в Багдаде, Византии и Самарканде на вес золота. Я навела справки, не уничтожили ли эту библиотеку после завоевания города королем Фернандо, однако хроники подтверждают как раз мою версию, что ее в то время никто не видел. Годы спустя, во времена Альфонса Десятого, при чистке нескольких прудов и строительстве жилища для монахинь — дворянских дочерей, удалившихся от мира, было найдено подземелье с древними сводами законов, которые непременно были бы преданы огню, если бы не спасительное заступничество доньи Беренгелы, дочери Альфонса Мудрого [44], весьма образованной женщины. Аллах, благослови ее навечно!
— Он говорит о черепах. Это что, проклятие? — полюбопытствовал врач.
— Здесь-то и скрывается самое удивительное, Яго. Это тоже ключ к разгадке. Я отбросила абсурдные домыслы и сопоставила то здравое, что об этом было написано. Отец аль-Мутамида имел ужасное пристрастие мстить своим противникам. Он отрубал им головы, а потом выставлял их на могилах, вырытых прямо в дворцовом саду. Высекал плиты без имен, только череп и царский титул как единственное и мрачное напоминание для потомков. Этот сад до сих пор существует, и я со своим детским любопытством, только-только прибыв сюда из Гранады, часто бывала там вместе с дуэньями и послушницами, играя в наши игры девочек из благородных семей. Был день, когда я, увязавшись за раненой горлицей, которая искала спасения в колодце, наткнулась на целую кучу черепов, почерневших от времени, и на плитах там можно было прочесть с десяток эпитафий, полускрытых болотной травой.
— Жутковатое зрелище, должно быть, — заметил Яго, передернув плечами.
— Леденящее, — кивнула она. — Я соскребла грязь и увидела, помимо неразборчивых знаков, черепа и кости. Еще там были какие-то развалины и над дверью арабская надпись, наверное никому не понятная, но мне она в конце концов прояснила все: «Аль-Мутамид — отец аль-Мутамида — Биллах, тот, который молит о покровительстве Бога». Возможно, именно там была библиотека. Помню, это был месяц поста, и от находки у меня заколотилось сердце. Долгими ночами я не спала и лишь через многие месяцы смогла связать между собой части того послания. Дерзкая теория учителя Тасуфина, которую он заложил однажды в незрелый ум маленькой девочки, стала обретать черты строгой истины.
— А я все-таки не могу понять четкой связи в словах эмира. На что он указывал, говоря «жемчужина» и «раковина»?
— Король аль-Мутамид называл свой молитвенный экземпляр Корана «жемчужиной», а раковиной должно быть то помещение, где спрятаны пропавшие книги.
— Может быть, — неуверенно согласился христианин. — Но чего ты добиваешься?
— Послушай то, к чему я в конце концов веду, Яго. За столько времени я собрала множество доказательств того, что книги, которые уберег от пламени аль-Мутамид, находятся в том месте, которое сегодня является обителью послушниц Сан-Клементе, называвшейся когда-то Домом поэтов или Дар ас-Сура, а помещение, где были свалены плиты и черепа несчастных, есть развалины здания библиотеки — этой спрятанной сокровищницы исламской мудрости, — заключила она без тени хвастовства в голосе.
Несмотря на свою недоверчивость, медик не мог скрыть своего восторга от услышанного. С другой стороны, встреча с такими тайнами была самым великим искушением, которое только судьба могла предложить ему, неустанному искателю сокровенной истины.
— А здание то еще на месте? — спросил он несколько виновато.
— Со времени моего пребывания в Сан-Клементе я помню полуразвалившийся домик из изразцовых кирпичей необычной архитектуры в самой глубине сада, сильно обветшалый, где обитали лишь лягушки да змеи. От него исходил резкий запах запустения и сырости. Это строение и может быть тем алтарем, что уже века хранит библиотеку аль-Мутамида, ты разве не понял? Как бы я хотела потрогать своими руками «Альмагест» Птолемея, забытый «Аль-Китаб» Самарканди, великое описание Страшного суда, «Поэтический сборник» школы аль-Хикмаха в Багдаде или книги об индусском искусстве любви, которые так нравились аль-Мутамиду. Я годами мечтала добраться до тех пыльных полок, на которых лежат эти чудесные книги, и спасти их от забвения.
