Майн Рид - Призрак у ворот
Обзор книги Майн Рид - Призрак у ворот
Майн Рид
Призрак у ворот
Глава I. ПОСОШОК НА ДОРОЖКУ
— Что ж, сеньор капитан, если вы твердо решили посетить Сьерро Энкантадо (Зачарованную гору), я буду счастлив предоставить вам проводника. Жаль, что не могу отправиться сам; но, как вы знаете, мои люди готовятся к празднику La Natividad note 1 , и наш достойный падре сочтет, что я неревностный верующий, если я не останусь дома, чтобы присмотреть за приготовлениями.
Так говорил дон Дионисио Альмонте, владелец скотоводческой hacienda в мексиканском штате Коагуила; а слова его были адресованы мне, офицеру конных стрелков США; я располагался со своей частью на юго-западе Техаса. Я познакомился с доном Дионисио несколько месяцев назад и, поскольку несколько раз оказывал ему дружеские услуги, когда он посещал наш военный городок на техасском берегу Рио Гранде, теперь получал десятикратное возмещение в его доме в Коагуила.
Дон Дионисио был одним из тех, кого соотечественники пренебрежительно именуют «yankiado»: он не сторонился общения с нашими офицерами, а, напротив, охотно в него вступал. В результате, насколько это касается меня, между нами установились теплые, дружеские отношения, и сейчас я выполнял свое обещание и находился в гостях в неделю накануне ла нативидад. Для этого мне пришлось получить разрешение временно быть освобожденным от выполнения офицерских обязанностей. Hacienda note 2 дона Дионисио «Las Cruces» («Перекресток») располагалась милях в сорока от нашего форта на мексиканской территории; поэтому я, разумеется, выехал не в мундире и появился у ворот хозяина в сопровождении единственного спутника — своего слуги-солдата.
«Las Cruces» — обширное скотоводческое поместье, а сам дом хозяина, или «casa grande», больше напоминает жилище средневекового барона, чем обиталище современного землевладельца. Массивное одноэтажное квадратное сооружение занимает большую площадь; полумексиканское по архитектурному стилю, с двойными воротами впереди, ведущими во внутренний двор, или патио, откуда широкая каменная лестница идет на плоскую, окруженную парапетом крышу — azotea. Сзади располагаются другие дворы, или коррали, в основном для содержания скота; а еще дальше в глубине, на расстоянии в несколько сотен ярдов, находится группа ranchitas, или хижин, домов пеонов, vaqueros (вакеро) и других работников поместья. С главным зданием соединяется capilla, или часовня, увенчанная куполом и колокольней. Подобно баронам ушедших веков, дон Дионисио содержит священника, который удовлетворяет духовные потребности его семьи и работников; именно его он назвал «достойным падре», когда извинялся передо мной.
Был второй день, вернее, вечер после моего приезда в «Las Cruces», и мы сидели за обеденным столом, курили и пили вино; дочь хозяина, единственная леди в доме, ушла. Нас было пятеро: сам дон Дионисио; вышеупомянутый священник; молодой мексиканский джентльмен, по имени Гиберто Наварро, сын соседнего haciendado (асиендадо), чьи земли примыкают к «Las Cruces»; и мажордом поместья, отдаленный родственник владельца, который поэтому был допущен в семейные церемонии; короче, жил на правах члена семьи.
Должен заметить, что мажордом в мексиканском сельском поместье совсем не то, что дворецкий, или управляющий, европейского хозяйства. Это не степенный, уравновешенный и часто напыщенный персонаж, одетый в черную визитку и короткие в обтяжку брюки; мексиканский мажордом, как правило, крепкий и сильный человек, внушительной внешности, молодой или реже средних лет; одетый в живописный костюм своей страны, в сапогах со шпорами, умеющий ездить верхом и укротить одичавшего жеребца, вооруженный длинным прямым ножом, или мачете; нож этот у него всегда с собой, и он готов его пустить в ход при малейшем поводе с такой же легкостью, с какой стегает хлыстом непослушного мустанга.
Тот, кто занимал должность мажордома в «Las Cruces», человек по имени Мануэль Кироя, соответствовал этому описанию. Лет тридцати, высокий, смуглый, худой и жилистый, с некрасивым лицом и чуть косыми глазами, которые как будто свидетельствовали о каком-то отклонении от норм морали.
Сьерро Энкантадо, Зачарованная гора, ставшая темой нашего разговора, это одинокая вершина, стоящая в центре одной из обширных равнин Коагуилы, примерно в двадцати милях на юго-запад от «Las Cruces». Это утес, всеми сторонами обращенный к равнине; когда их освещает солнце, его лучи отражаются тысячами отблесков, как будто склоны горы усеяны кусками разбитого стекла. Я видел знаменитые Призрачные холмы Западного Техаса; и желание проверить, сходно ли с ними геологическое строение вершины в Коагуиле, и заставило меня обратиться с просьбой к дону Дионисио. Отсюда его слова. В ответ я только повторил, что намерен туда отправиться, насколько это совместимо с вежливостью по отношению к хозяину. Священник полудоброжелательно-полунедоверчиво скривил губы, как будто не очень доверял искренности объяснения хозяина. Дон Гиберто ничего не сказал; я ясно видел, что мысли этого молодого джентльмена были очень далеки от Сьерро Энкантадо — его зачаровала леди, которая недавно сидела с ним визави за обеденным столом.
Этому я не удивлялся. Никогда взгляд не падал на девушку красивей Беатрис Альмонте. Ей едва исполнилось шестнадцать, но в жарком климате Мексики она уже была зрелой женщиной и обладала очарованием, способным пленить самое холодное сердце. Красота ее была южного испанского типа: волосы черные, как крыло ворона, кожа теплого золотистого цвета, который часто можно увидеть у дочерей Андалузии и который так им идет; короче, именно такое лицо Мурильо захотел бы изобразить на своем полотне.
Я заметил также, что ею восхищается не только дон Гиберто Наварро. Несколько раз со времени прибытия в «Las Graces» я замечал взгляды мажордома, которые нельзя было истолковать иначе: взгляды, которые он бросал, когда, считал, что за ним никто не наблюдает — взгляды эти говорили, что он страстно, безумно влюблен в девушку; причем в этой страсти очень большую роль играла ревность.
Стоит ли добавлять, что предметом ревности был молодой Наварро? Это было очевидно всякому, кто понаблюдал бы за отношениями этих двух мужчин. Они почти не разговаривали, и реплики их, обращенные друг к другу, были исключительно данью вежливости. Но однажды, когда взгляды девушки и дона Гиберто встретились и между ними словно состоялся обмен какими-то словами, я видел, как на лицо Кироя упала тень, черная, как ночь; он стиснул пальцами рукоять ножа, которым пользовался при еде, как будто готов был вонзить его в сердце соперника.
Хорошо знакомый с характером мексиканцев, я не видел в этом ничего необычного. А также в том, что когда дон Гиберто сказал хозяину, что на следующий день собирается отправиться в место, которое называется Сан Джеронимо, смуглое лицо мажордома на мгновение озарилось довольной усмешкой. Но мне показалось странным, что, когда я сообщил о своем намерении на следующий день посетить Сьерро Энкантадо, Кироя попытался отговорить меня, напомнив об опасности бродячих индейцев! Почему этот человек, совершенно мне незнакомый и раньше не проявлявший ко мне никакого внимания, вдруг единственный из всех озаботился моей безопасностью? В тот вечер я не понимал этого, хотя впоследствии понял.