Майн Рид - Призрак у ворот
Девушка стояла у парапета, опираясь руками о верх ограды, она смотрела вслед всаднику, фигура которого, постепенно уменьшаясь, наконец совсем исчезла на отдаленной равнине. Тот, что стоял под окном, продолжал внимательно наблюдать за девушкой; несомненно, он испытывал горькое чувство. Я подумал, что сейчас он выйдет на свет и заговорит с нею. Но он этого не сделал. Напротив, продолжал держаться в тени, пока она не ушла с azotea, очевидно, к себе в спальню. Тогда мажордом, спрятав мачете, повернулся и прошел назад мимо моего окна; при этом произносил проклятия и выглядел, как негодяй из трагедии.
* * *Я лег в постель и принялся размышлять, что делать в сложившихся обстоятельствах. Рассказать дону Дионисио все, что видел и слышал? Конечно, не немедленно, потому что в этом нет необходимости; но утром. Довольно деликатная тема для разговора с ganadero (скотоводом). Преступник его родственник; вдобавок, я раскрою поведение дочери, что, конечно, ей не понравится. Не понравится и ее возлюбленному. Таким образом, со всех сторон я вряд ли мог ожидать благодарностей за свое вмешательство. К тому же, какие у меня доказательства, что этот человек замыслил убийство? Я сам был убежден в его намерении убить Гиберто Наварро, если появится хоть малейшая возможность. Но если его обвинить, он легко найдет какое-нибудь правдоподобное объяснение своего странного поведения — скорее всего выставит меня на смех. А потом постарается отыскать возможность убить меня! Однако, опасения не должны мешать мне выполнить то, что явно является моим долгом. К тому же молодой мексиканец мне нравился — красивый, энергичный парень, джентльмен с головы до ног. Поэтому я решил, что по крайней мере его предупрежу об опасности. Приняв такое решение, я уснул.
Глава III. ОХОТА НА «ТИГРА»
Повинуясь приказанию, мой слуга поднял меня на рассвете, говоря, что завтрак уже накрыт в sala de comer, а лошадь моя оседлана. Он принес мне извинения дона Дионисио, который уже уехал по какому-то делу, но сообщил, что обещанный проводник будет ждать меня у передних ворот.
Легкий мексиканский завтрак — desayuna — состоит обычно из чашки шоколада и какого-нибудь печенья; второй завтрак, гораздо более плотный, бывает не раньше полудня. Я не думал, что увижу за завтраком донью Беатрис. Ее действительно не было; не было и никого другого. И хорошо: я испытывал бы странные ощущения, если бы пришлось завтракать с еще одним членом семьи — мажордомом. Но мне сказали, что он уехал очень рано. И никто не знал, куда.
Быстро позавтракав, я приготовился выезжать. Лошадь я нашел во внутреннем дворе, в конюшне для caballos de luxo (верховых лошадей).
Сев в седло, я выехал со двора и у передних ворот увидел человека, тоже верхом, одетого в живописный костюм мексиканского ranchero, со всеми его звенящими украшениями. Это был обещанный проводник. Он застал меня врасплох, обратившись ко мне по-английски:
— К вашим услугам, капитан. Я тот, кто должен отвести вас на Зачарованную гору.
— Соотечественник? — спросил я.
— Да, капитан. Меня зовут Джо Гринлиф.
— Джо Гринлиф! — воскликнул я, услышав имя знаменитого обитателя равнин. — Неужели это вы?
— Я, и никто другой — не лучше и не хуже.
— Лучшего мне и не нужно; я рад иметь такого проводника. Я слышал о вашем мастерстве, мистер Гринлиф.
— О, ничего особенного, капитан; нечем похвастать. Да и вообще говорить не о чем: мы ведь идем всего до Зачарованной горы. Эта любопытная вершина почти на виду — была бы на виду, если бы перед ней не были запутанные хребты. Наш путь как раз идет через них.
— Ну, во всяком случае, я рад находиться в обществе соотечественника. Я ожидал, что мой проводник будет…
— Скотовод! — прервал он со смехом.
— Вот именно, — подтвердил я, — и поэтому приятно разочарован. Но как вы оказались в Коагуиле?
Мы поехали, и житель, равнин принялся рассказывать. Он был на одном из фортов пограничья, где с ним случайно встретился дон Дионисио, и «ganadero yankiado», прослышав о его мастерстве охотника, пригласил его в качестве такового в свое поместье. Местность вокруг «Las Cruces» изобиловала ягуарами и кугуарами, которые производили опустошительные набеги на молодняк скота, и у Гринлифа был контракт на уничтожение их — короче, он стал tigrero поместья.
Он рассказывал о себе много интересного, поэтому время проходило незаметно, и вскоре мы оказались в хребтах, о которых он упоминал. Он хорошо описал их: посреди равнины неожиданно возник настоящий хаос перепутанных вершин, конических, продолговатых или с широкими основаниями, и тропа вилась между ними, поворачивая на все стороны света. Судя по пластам лавы, я мог определить, что вершины эти вулканического происхождения; в сущности, на многих из них были кратеры потухших вулканов; склоны их поросли редкой растительностью, которая еще больше усиливала впечатление опустошенности.
Теперь я понял, что без проводника не преодолел бы эту пересеченную местность. На твердой сухой почве, покрытой вулканической пемзой и шлаком, ни следа дороги или тропы, и путник, не знакомый с этой местностью, может ездить кругами, пока не заблудится окончательно и не погибнет. Но он или его лошадь погибнут не от голода, а от жажды: в этом лабиринте Плутона нет никакой воды.
Примерно час мы пробирались через эту горную пустыню и, наконец, увидели впереди просвет. Гринлиф воскликнул:
— Вот что мы ищем!
Я посмотрел в том направлении, куда он указывал, хотя в указании не было необходимости. Перед нами расстилалась широкая равнина, на запад и восток она уходила миль на двадцать, а на север и юг — еще дальше. У восточного ее горизонта поднималась одинокая вершина, той разновидности, которые мексиканцы называют «mezu», с плоским верхом и почти отвесными склонами. Солнце миновало зенит, и его косые лучи падали на обращенный к нам склон, отражаясь тысячами искр, о которых я уже слышал. Это была Сьерро Энкантадо.
Мы уже собирались двинуться к ней, когда Гринлиф, посмотрев на землю перед ногами своей лошади, удивленно вскрикнул и заметил:
— Следы лошади! И совсем свежие! Хотел бы я знать, кто здесь проезжал!
Я увидел, что он разглядывает полоску наносного песка, на которой отчетливо видны были следы лошадиных копыт.
— Может, это дорога на Сан Джеронимо? — спросил я, припомнив вчерашний разговор.
— Начинается здесь, — ответил мой проводник. — Дорога на Джеронимо идет прямо через равнину, а наша поворачивает налево, на восток, как видите. Тот, кто тут побывал, должно быть, направлялся в городок — pueblita, как называют его скотоводы. Но кто бы это мог быть? Не могу представить себе, чтобы кто-нибудь из «Las Cruces» туда поехал.
