Михаил Иманов - Звезда Ирода Великого.Ирод Великий
Иешуа не ответил ни «да», ни «нет», но когда Антипатр шагнул в его сторону, посторонился и вложил меч в ножны.
— Вторая дверь от окна, — глухо выговорил он, глядя в сторону.
Антипатр улыбнулся ему благодарно, но тот уже не смотрел на своего бывшего начальника, отвернулся и медленно, широко расставляя ноги, направился к лестнице. Антипатр смотрел ему в спину — он не колебался, он выжидал.
Одним прыжком, бесшумно, по-кошачьи, настиг он стражника и, одной рукой крепко зажав ему рот, другой ударил кинжалом в спину, снизу вверх, точно в сердце. Стражник не вскрикнул, не дернулся, просто стал оседать — Антипатр успел перехватить падающий факел.
Отыскав скобу в стене, он воткнул туда древко факела, нагнулся к убитому и, ухватив за одежду у плеч, потащил вдоль коридора. Толкнул первую же дверь, перетянул стражника через порог, вернулся, взял факел и, наступая на носки, с трудом сдерживая одышку, побежал в глубь коридора.
У нужной двери остановился, кое-как отдышался, прислушался, аккуратно потянул за ручку и, проскользнув в открывшийся проем, плотно притворил дверь.
В глубине комнаты стояло широкое ложе, рядом, на столе, горел светильник. Гиркан лежал, высоко запрокинув голову, — недвижимый, маленький. Сделав Несколько шагов к ложу и высоко подняв факел, Антипатр увидел, что глаза Гиркана раскрыты, — в первое мгновенье ему показалось, что первосвященник мертв. Он остановился, кровь отлила от лица. И тут же Гиркан резко поднял голову и расширившимися от ужаса глазами уставился на вошедшего. Антипатр вздрогнул, невольно отступил на шаг.
Гиркан вскинул руки и закричал. Вернее, он широко раскрыл рот и попытался крикнуть, но горло его сумело воспроизвести только жалкий клекот. Уже пришедший в себя Антипатр бросился к первосвященнику и закрыл ему рот рукой. Тот вцепился в одежду Антипатра и слабо дернулся, а Антипатр прошептал как можно спокойнее:
— Это я, я!.. — и сразу же отпустил Гиркана.
Тот приподнялся на локтях, отодвинулся к изголовью ложа и наконец выдохнул:
— Ты? — И, с трудом сглотнув, добавил уже более спокойно: — Я думал, он прислал… убить меня.
— Еще нет, но скоро пришлет, — сказал Антипатр, — Вставай, нам надо торопиться.
— Нет, нет, — испуганно проговорил Гиркан, — я никуда не пойду.
— Вставай, нам надо торопиться, — повторил Антипатр, — убийцы уже направляются сюда. — И, как бы подтверждая сказанное, Антипатр оглянулся и посмотрел на дверь.
— Убийцы?! — воскликнул Гиркан, дрожа всем телом. — Не один, несколько? Сколько? — спросил он так, будто количество посланных Аристовулом убийц таило главную опасность.
«Тебе хватит и одного», — подумал Антипатр, подавляя брезгливость, но вслух произнес твердо и уверенно:
— Трое. Он послал троих.
— Откуда ты знаешь? — простонал Гиркан.
— У меня есть сведения, — ответил Антипатр. Не желая продолжать этот бессмысленный разговор, он бросил факел прямо на ковер, затушил его ногой и, схватив Гиркана обеими руками, рывком поставил на ноги.
— О-о-о… — протянул Гиркан, но Антипатр тряхнул его с такой силой, что тот осекся и замолчал.
Обняв Гиркана за плечи, Антипатр повел его к двери. Гиркан спотыкался на каждом шагу, но уже не стонал и не пытался разговаривать. Они вышли в коридор и уже было достигли лестницы, когда увидели свет и услышали шаги — по ступеням поднимались двое или трое. Зажав Гиркану рот, Антипатр не повел, а потащил его назад, толкнул локтем дверь в ту самую комнату, где за порогом лежало бездыханное тело несчастного Иешуа, проник внутрь и осторожно притворил ее. Он не отпустил Гиркана, только чуть расслабил руку — тот прерывисто и жадно вдохнул.
Шаги приближались, люди были в коридоре, порог прочертила колеблющаяся полоска света.
— Иешуа! — осторожно позвал низкий мужской голос.
Другой, более высокий и молодой, предостерег:
— Тише, ты разбудишь первосвященника.
Шаги стали отдаляться и скоро совсем затихли, — наверное, стражники завернули за угол коридора.
Счастье было на стороне Антипатра, — больше никого не встретив, они с Гирканом покинули дом. Спутники Антипатра ждали их в условленном месте. Смешавшись с толпами горожан, всю ночь праздновавших победу, улучив момент, они вышли из города. Гиркан едва держался на ногах и несколько раз терял сознание. Впрочем, это было даже на руку Антипатру: было бы значительно труднее, если бы первосвященник был в силе и трезвом сознании, а так он вполне сходил за пьяного — таких много шаталось в ту ночь по улицам Иерусалима.
За городом их ждали лошади. Гиркан не мог самостоятельно сидеть в седле, и. Антипатр, не долго думая, приказал одному из своих людей просто перекинуть первосвященника через спину лошади. Его привязали, словно тюк с поклажей, и всадники двинулись в путь.
Несколько раз меняли лошадей, заранее приготовленных Антипатром. Время от времени приходя в себя, Гиркан мычал, стонал и даже пытался соскользнуть со спины лошади. Антипатр не обращал внимания на эти стоны и мычания и торопил своих несколько смущенных спутников.
Когда наконец добрались до границы Аравийского царства, Антипатр спрыгнул на землю, помог спустить Гиркана и сам перенес его в ждавшую тут повозку — удобную, устланную изнутри коврами. Впервые за время бегства из Иерусалима он разрешил себе и другим несколько часов отдыха.
Когда Гиркан пришел в себя и, привстав на локте, огляделся, стоявший рядом с повозкой Антипатр низко ему поклонился и произнес тоном слуги, обращающегося к хозяину:
— Я к твоим услугам, первосвященник, — приказывай!
…Когда Антипатр закончил свой рассказ, Кипра
спросила:
— Скажи, зачем ты убил этого стражника… как его?..
— Иешуа, — подсказал Антипатр.
— Да, Иешуа. Зачем тебе нужно было убивать его, ведь он узнал тебя, не поднял тревоги, отпустил? А ведь мог…
Антипатр не дал жене договорить, перебил, проговорив с особенной твердостью в голосе:
— Не мог. Если бы он только раскрыл рот, я бы вонзил ему кинжал в горло. В любом случае такая встреча со мной была для него смертельна: если бы он поднял тревогу, я бы убил его, если бы нас поймали, когда мы выходили, то его за предательство казнил бы Аристовул. Да, он отпустил меня, но я не мог оставлять свидетеля — вот и все.
Кипра хотела еще что-то сказать, но Антипатр поднял руку, останавливая ее.
— Хватит об этом, — с необычной для него мягкостью выговорил он, обнимая жену, — мы так давно не были вместе, я уже забыл запах твоих волос и вкус твоих губ. А скоро новый поход… — И Антипатр зарылся лицом в пышные волосы жены.
Стоявший всего в нескольких шагах от родителей Ирод почувствовал такой стыд, что опустил голову и, рискуя быть обнаруженным, стал быстро отступать вдоль забора.
Возвратившись в свою комнату, он лег, но долго не мог уснуть. Темнота вокруг представлялась ему темнотой глухого коридора, где он, одной рукой зажав стражнику рот, резким ударом вонзал в его спину кинжал — снизу вверх, в самое сердце.
7. Первый поход
Настал день, когда объединенное войско Ареты и Гиркана выступило в поход на Иерусалим. Прошло около месяца со времени прибытия Антипатра в столицу Аравийского царства — он не терял ни дня. Рассылал своих людей в Идумею и Самарию[7], вербуя солдат, и к четырем тысячам воинов, с которыми он вышел из Иудеи, прибавилось еще три. Он сформировал по римскому образцу два легиона[8] — одним командовал его брат Фал ион, над вторым он поставил своего старшего сына Фазаеля.
Ирод чувствовал себя ущемленным, но ничего не сказал отцу и не изменил отношения к брату. Он думал, что отец отдаст его под командование Фазаеля, и уже заранее подавлял свою гордость, но отец рассудил иначе. За несколько дней до выступления он позвал к себе Ирода, спросил, прямо глядя в глаза сыну:
— Скажи, как ты относишься к тому, что я назначил Фазаеля командиром второго легиона?
Ирод не ожидал вопроса, но, не смутившись, ответил:
— Все, что ты приказываешь, отец, для меня закон.
— Хороший ответ, — похвалил Антипатр сына. — Но я спрашиваю о твоем отношении, а не о мере твоего послушания.
Глаза Ирода блеснули, с трудом сдержавшись, он проговорил осторожно:
— Я бы желал, чтобы ты дал мне возможность проявиться как воину.
Антипатр усмехнулся:
— У тебя будет такая возможность. Потерпи, — Он помолчал, раздумывая, и наконец продолжил: — Я хотел говорить с тобой о другом. Послушай. Для отца иметь четырех сыновей — большая радость, но также и большая печаль, — Он сделал долгую паузу, и Ирод сказал:
— Мы все любим тебя, отец, и преданы тебе.
Антипатр вздохнул:
— В этом я не сомневаюсь, Ирод. Меня беспокоит другое: преданы ли вы друг другу настолько, чтобы… — он не сразу закончил фразу, подбирая слова, — чтобы жить в мире?
