Дмитрий Дмитриев - Золотой век
Сергей Серебряков откланялся и вышел.
‘Оставшись один, граф Петр Александрович, заложив руки за спину и задумчиво опустив голову, принялся мерно расхаживать по своему обширному кабинету.
Думы князя были о дуэли. Неожиданная смерть его любимого генерала князя Голицына заставила фельдмаршала предаться следующим размышлениям:
«Непостижимо, просто необъяснимо: князь убит! Нет ли тут какого-нибудь подвоха, преступления? Случайное ли это убийство на дуэли, или просто убийство из-за угла? Против такого убийства никто не устроит. А на дуэли князь Петр Михайлович показал бы себя! Никакой противник против него не устоит. Я это знаю хорошо. Потемкин секундант и, как мне пишут из Питера, он несколько дней предавался чуть не отчаянию, оплакивая князя Голицына. Искренни были эти слезы, непритворны, или только одна комедия, то ведомо одному лишь Богу. Чужая душа темна. Покойный князь пересек дорогу Потемкину, это всем ведомо. Потемкина стали забывать. Голицын очутился на его дороге. Потемкину, честолюбивому и хитрому, оставалось одно из двух: или оставить в Питере службу, или убрать с своей дороги противника. А если Потемкин избрал последнее? О, Господи! Подумать о том страшно! При одной мысли холодеет вся кровь. Да нет, нет! Быть не может! Потемкин честолюбив, хитер, едва ли решится на преступление, на такое ужасное, потрясающее преступление. Памятуя смерть моего друга и сослуживца, князя Петра Голицына, я постараюсь во чтобы то ни стало распутать эту нить, добьюсь правды, в том мне поможет Серебряков. Он офицер дельный, смышленый. Наверное, кое-что поразведает».
XV
Сергей Серебряков, проезжая из армии с Дуная в Петербург, остановился дня на два в Москве.
Ему хотелось взглянуть на свою возлюбленную и, если удастся, поговорить с ней.
Подъезжая к роскошному дому князя Полянского, у него как-то особенно забилось сердце, замерло.
— Что это, перед добром или перед худом? — вслух проговорил он.
Вот и обширная княжеская приемная. Те же обитые кожей диваны. Его встретил камердинер князя, Григорий Наумович, и, приветливо кланяясь неожиданному гостю, проговорил:
— Его сиятельство князь Платон Алексеевич только что изволили откушать чай и находятся в своем кабинете. Я сейчас, Сергей Дмитриевич, о вас доложу.
— Да, да, пожалуйста. Надеюсь, у вас все здоровы?
— Благодарение Всевышнему, их сиятельство князь Платон Алексеевич находятся в вожделенном здравии.
— Ну, а княжна Наталья Платоновна?
— Тоже здравствует. Пожалуйста, Сергей Дмитриевич, к кабинету, я сейчас доложу.
Серебряков прошел с княжеским камердинером целую анфиладу комнат и остановился в маленькой гостиной, смежной с княжеским кабинетом.
— Где он? Давай его сюда! — раздался веселый голос князя Платона Алексеевича.
— Пожалуйте, просят, — с улыбкою проговорил Григорий Наумович, показывая на дверь кабинета.
— Честь имею кланяться вашему сиятельству, — низко кланяясь князю, проговорил вошедший Серебряков.
— Здорово, здорово, голубчик! Подойди, я обниму тебя.
Князь Полянский обнял молодого офицера и поцеловал его.
— Ну, садись, рассказывай. Ты ведь с Дуная?
— Точно так, ваше сиятельство.
— Небось, новостей столько привез, что в три короба не уложишь, так что ли?
— Какие же особые новости, ваше сиятельство? Война, как вы изволите знать, прекращена.
— Да, да. Только плохо я верю в мир. По-моему, это не мир, а скорее перемирение. С турками только тогда можно заключить вечный мир, когда их выгонят совсем из Европы. Но не в том дело. Ты едешь в Петербург?
— Так точно, ваше сиятельство, с письмом главнокомандующего государыне императрице. Письмо я должен передать в собственные руки ее величества, — не без гордости проговорил Сергей Серебряков.
— Ого, какая честь! Молодец! Граф Петр Александрович, стало быть, тебе доверяет и отличает от других?
— Благодаря вашему письму, ваше сиятельство. Вы изволили так меня аттестовать перед фельдмаршалом графом Петром Александровичем!.. Я просто не найду слов, как благодарить ваше сиятельство за отеческое ваше внимание.
При этих словах молодой человек встал и низко поклонился князю Полянскому.
— Ну, ну, что за благодарность! Я все готов сделать для сына моего лучшего приятеля и сослуживца. Я свято чту, государь мой, память твоего отца. Что у вас в армии думают о той загадочной дуэли, от которой погиб князь Голицын? — переменяя разговор, спросил у Серебрякова князь Платон Алексеевич.
— Все сожалеют о покойном князе и проклинают его убийцу. Особенно сильное впечатление произвела смерть князя Голицына на его сиятельство, генерал-фельдмаршала.
— Думаю. Ведь у графа Румянцева-Задунайского князь Голицын был правая рука. Такого боевого генерала, каким был покойный князь, и не найдешь, пошли ему Бог царство небесное! Вот уж про него точно можно сказать: из ранних да поздний! Годами молод, умом и храбростью стар. Если бы он был жив, то занял бы в государстве видный пост. Но не судил ему Господь… Однако довольно говорить о печальном. У меня есть кое-что и повеселее и порадостнее… о своей радости тебе, как близкому человеку, хочешь скажу.
— Удостойте, ваше сиятельство.
— Изволь, изволь. Дочку свою княжну Наталью Платоновну замуж выдаю.
— Как? Как вы изволили сказать, ваше сиятельство? — меняясь в лице, тихо переспросил гвардеец Серебряков у князя Полянского.
— Дочь замуж выдаю. Да ты что это, с чего побелел? — пристально посматривая на Серебрякова, спросил у него князь.
— Простите, ваши сиятельство. Это с дороги. У меня голова закружилась.
— Ах, сердяга!.. На, выпей воды, это тебя освежит..
— Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство.
— Пей, пей, какое тут беспокойство.
Князь Платон Алексеевич налил стакан холодной воды и подал ее Серебрякову.
— Покорнейше благодарю, ваше сиятельство. Вот мне теперь и лучше. Так вы изволите княжну Наталью Платоновну замуж выдавать?
— Да, да, братец. Хоть и жалко мне с ней расставаться, да что делать, надо… при себе хочу пристроить дочку.
— Смею спросить, ваше сиятельство, за кого?
— Партия хорошая, за графа Аполлона Ивановича Баратынского. Знаешь? Слыхал? Богач, аристократ! Крепостных мужиков десятками тысяч считает!..
— Знать не знаю, ваше сиятельство, а слыхал…
— Ну кто же не слыхал про графа Баратынского, про его несметные богатства.
— Говорят, он польского происхождения, ваше сиятельство?
— Это точно. Дед его был поляк, католик, но граф Аполлон русский, православный.
— Кажется, он довольно пожилой человек, ваше сиятельство.
— Ну, какой пожилой! Лет сорока, не больше. Великан, богатырь. Я очень, очень рад иметь такого зятя.
— А как княжна, ваше сиятельство?
— Дочь? Что же, она слишком меня любит и сознает, что я забочусь о ее счастии, — как-то уклончиво ответил Серебрякову князь Платон Алексеевич.
— Стало быть, ваше сиятельство, княжна Наталья Платоновна изъявила свое согласие?
— Разумеется. Иначе и быть не может. Она послушная, покорная дочь. А я замечаю, господин офицер, тебе не по себе. Ты болен? — участливо спросил князь Полянский у Серебрякова.
— Это от продолжительной дороги, ваше сиятельство, пройдет!
— Тебе необходимо, голубчик, отдохнуть. Ты когда думаешь выехать в Питер?
— Завтра собираюсь.
— Куда же ты так спешишь. Погости, отдохни как следует.
— Нельзя, ваше сиятельство. Я должен доставить письмо государыне императрице.
— Разве спешное?
— Граф Петр Александрович наказывал скорее доставить.
— Ну, в таком случае я не могу тебя удерживать. Надо исполнять точно и аккуратно возложенное начальником поручение. А желательно бы, очень желательно иметь тебя гостем на помолвке моей дочери.
— Когда назначена помолвка? — замирающим голосом спросил Серебряков.
— Положим, не скоро еще. Недели через две-три. Наверно, ты к тому времени успеешь вернуться из Питера.
— Постараюсь, ваше сиятельство.
— Пожалуйста, голубчик, приезжай. Ведь я, да и дочь моя, а также и сестра смотрим на тебя как на родного.
— Всепокорнейше благодарю, ваше сиятельство.
— Ты не видался еще с княжнами?
— Нет, ваше сиятельство, еще не имел этого счастья.
— Ну так ступай на их половину.
— Сергей Дмитриевич! Какими судьбами? — проговорила старшая княжна Ирина Алексеевна, протягивая руку вошедшему гвардейцу Серебрякову.
— Мимоездом, еду в Питер, — почтительно целуя ее руку, ответил ей Серебряков.
— Слышали, у нас свадьба затевается?
— Слышал, — с глубоким вздохом промолвил Серебряков.
— А помните ваше предположение? Моя племянница, княжна Натали, так уверенно говорила, что кроме вас она не будет женою другого?
