Виктор Поротников - Батыево нашествие. Повесть о погибели Русской Земли
Прогостив у родителей семь дней, Саломея вернулась в Рязань.
В мужнином тереме Саломею встречал ее пасынок Гурята, рослый и нескладный. Гурята охотно облобызал свою юную мачеху в обе щеки, приобняв ее за плечи.
Изобразив на лице приветливую улыбку, Саломея спросила у пасынка про супруга. Где он? Здоров ли?
– Батюшка с утра отправился на крестины к племяннику, – ответил Гурята, переминаясь с ноги на ногу. – Он тебя еще вчера ожидал, баню для тебя велел протопить.
Подбежавшие служанки окружили Саломею, оттеснив Гуряту в сторону.
Слушая вполуха болтовню служанок, Саломея направилась в свои покои. Тревога по-прежнему сидела у нее в сердце. Саломея не знала, на что решиться: дождаться мужа или поспешить на встречу с Давыдом. Желание Саломеи увидеть своего возлюбленного оказалось сильнее.
Сказав Гуряте, что ей нужно на торжище, Саломея выскользнула за ворота. Никого из служанок Саломея с собой не взяла. По глазам пасынка Саломея смекнула, что тот не поверил ее лжи. Обеспокоенная своими тревогами, Саломея не придала этому значения. Она почти бежала по многолюдной Успенской улице в сторону Соколиной горы, на которой стояли княжеские терема.
Близ Ильинской бревенчатой церкви Саломею окликнула ключница Гликерия.
– Куда бежишь, подруга? – промолвила ключница, когда Саломея приблизилась к ней. – Не на княжеское ли подворье?
Саломея промолчала, утирая пот со лба. Выражение лица ключницы ей сразу не понравилось. Саломея приготовилась услышать худшее.
– Не ходи на княжеское подворье, подруга, – сказала Гликерия, утянув Саломею в ближайший тенистый переулок. – Дело твое дрянь. Кто-то донес Юрию Игоревичу о твоей тайной связи с княжичем Давыдом. Сразу говорю, то не моя вина. Юрий Игоревич Давыда в поруб посадил на хлеб и воду, а тебя и близко не велено подпускать к теремным воротам.
У Саломеи чуть ноги не подкосились. Она бессильно оперлась рукой о березовый частокол, над которым вздымали свои ветви яблони, отягощенные красно-желтыми плодами.
– Это еще не все, подруга, – с грустным вздохом продолжила Гликерия. – Вчера к Юрию Игоревичу приехали сваты из Трубчевска, они сговаривают князя выдать за ихнего княжича нашу княжну Радославу. Юрий Игоревич намерен отправить своих людей в Трубчевск, чтобы поглядеть на тамошнего жениха, а заодно подыскать невесту княжичу Давыду. Говорят, у трубчевского князя две дочери на выданье.
Увидев, что Саломея изменилась в лице, Гликерия заволновалась и взяла ее за руку.
– Не горюй, подруга, – молвила ключница. – Я через такие же страдания прошла. В твои годы тоже бегала за одним княжичем, даже забеременела от него. Княжич побаловался со мной и женился на боярышне, а я от страданий высохла, как щепка. Из-за этого младенчик у меня родился мертвый. Я старше тебя на восемь лет, милая. Послушай моего совета: держись за супруга своего. Он хоть и бородат, зато боярин. И ты благодаря ему в боярское сословие вступила. Любовь любовью, но и знатность в этом мире имеет очень большое значение!
Узнав, что Гликерия направляется на торговую площадь, Саломея увязалась с нею. Ей хотелось расспросить ключницу поподробнее о последних событиях в княжеском тереме.
Словоохотливая Гликерия призналась Саломее, что Юрий Игоревич всем слугам в тереме учинил строжайший допрос перед тем, как посадить Давыда под замок.
– Меня тоже водили на дознавание ко князю, – рассказывала Гликерия по пути на рынок. – Сколь слез я пролила, валяясь в ногах у Юрия Игоревича. Кабы не заступничество моей госпожи, то прогнали бы меня из терема в шею. Я же не боярышня, а дочь смерда.
Говоря все это, Гликерия делала большие глаза, то понижая, то повышая голос. Она то и дело оглядывалась на прохожих, боясь столкнуться на улице с кем-нибудь из теремной челяди.
Оказавшись на торжище, Гликерия и Саломея зашли в дощатую лавку Мирошки Кукольника, где в этот момент не было никого из покупателей.
– Ведомо ли тебе, что Давыд наговорил своему отцу? – допытывалась Саломея, глядя в глаза Гликерии.
– Да как не ведать! – молвила в ответ всезнающая ключница. – Давыд не стал таить от отца, что любит тебя, что тайком встречается с тобой. Еще Давыд заявил, что хочет отнять тебя у Бронислава. Ох и разозлило это Юрия Игоревича!
– Ах ты, Боже мой! – невольно вырвалось у Саломеи. – Что же это Давыд наделал! Совсем разума лишился, что ли?
– Не умеет Давыд хитрить и изворачиваться, всегда напрямик рубит, – посетовала Гликерия. – Ну, я побегу, Саломеюшка. Мне еще кое-куда успеть надо. Прощай покуда!
Гликерия торопливо поцеловала Саломею в щеку и выскочила из тесной лавки на многолюдную торговую площадь.
От всего услышанного Саломея пребывала в каком-то полусне, из которого ее вернул в действительность угодливый голосок Мирошки Кукольника:
– Довольно кручиниться, боярышня-краса! Лучше купи у меня игрушку-веселушку. Она хоть и безделица, но глаз порадует и душу повеселит. Гляди-ка!
Саломея подняла глаза и увидела на ладони у Мирошки маленькую боярышню в длинном широком сарафане красного цвета и голубом кокошнике. Головка куклы равномерно покачивалась из стороны в сторону, словно это и не кукла была, а маленькое живое существо.
На устах у Саломеи появилась невольная улыбка.
Глядя на Саломею, заулыбался и Мирошка.
– Почем такая куколка? – спросила Саломея.
– Всем за две куны продаю, тебе за одну отдам, – сказал Мирошка и протянул игрушку Саломее: – Бери, не пожалеешь. Эта кукла того стоит.
Саломея расплатилась и направилась к выходу из лавки с куклой в руке.
– Заходи еще, красавица, – промолвил на прощание Мирошка. – Мои игрушки лучшие в Рязани! За ними купцы приезжают сюда даже из Новгорода Великого!
Придя домой, Саломея уединилась в своей светлице, поставила игрушку на стол. Она полагала, что куколка сразу же начнет покачивать головкой, но та оставалась неподвижной. Игрушечная боярышня, словно подсмеиваясь, таращила на Саломею свои большие очи, нарисованные синей краской, и широко улыбалась алым ртом.
«Неужто поломалась? – забеспокоилась Саломея. – Иль обманул меня торговец?»
Взяв игрушку в руки, Саломея принялась ее рассматривать, затем осторожно тронула пальцем маленькую кукольную головку. Саломея едва не рассмеялась, увидев, как головка куклы равномерно закачалась из стороны в сторону. «Ожила, голубушка!»
Поставив игрушку перед собой, Саломея положила локти на стол, не в силах оторвать глаз от этого маленького чуда, не понимая, каким образом рождается движение в этой раскрашенной деревяшке.
Минуты утекали одна за другой…
Саломея не заметила, как задремала.
Пробудившись от громких голосов за дверью, Саломея встрепенулась и провела ладонью по своей разгоряченной щеке. Взгляд ее упал на игрушку.
Деревянная боярышня продолжала ритмично покачивать головкой в кокошнике. Улыбающееся лицо куклы как бы говорило Саломее: «Все печали проходят, милая. Пройдет и эта твоя печаль!»
«Печаль-то пройдет, – с грустью подумала Саломея, – не прошла бы любовь…»
Глава восьмая. Фетинья
Когда пожелтела листва на березах и кленах, в любвеобильной душе Фетиньи затеплилась робкая надежда обрести наконец-то личное счастье. На Фетинью положил глаз молодой княжеский гридень Терех Левша. Красотой белобрысый веснушчатый гридень не блистал, умом тоже, но Фетинья и не гналась за этим. Для нее главное было то, что Терех был при деньгах. Фетинья прознала, что Терёх – младший сын у родителей, проживающих в маленьком городке Исадах.
«Ежели Терех младший из сыновей, значит, самый любимый! – решила для себя Фетинья. – Отец у Терёхи княжеский подъездной, налоги собирает со смердов, стало быть, человек не бедный. Мне бы токмо окрутить Терёху, жила бы с ним как у Христа за пазухой!»
Эти свои помыслы Фетинья таила от всех, лишь однажды поделившись ими с Пребраной, к которой относилась как к родной сестре.
Пребрана посчитала своим долгом предостеречь подругу.
– Не теряй голову, Фетинья, – сказала она. – Слышала, наверно, какая слава о Терёхе идет. Он же за каждой юбкой бегает!
– Терех вон какие подарки мне дарит! – похвасталась Фетинья, показав Пребране серебряный браслет, украшенный бирюзой. – Мне ведь не важно, что Терех бабник. Мне бы женой его стать, а Терёха может и дальше гулять напропалую. Главное, я буду сыта, одета и в достатке. И еще – вольна. Понимаешь, Пребрана, буду вольна, как ветер!
– Зачем тебе гулящий муж? – нахмурилась Пребрана. – Сраму с таким не оберешься, перед людьми стыд. Ты об этом подумала, милая моя?
– А что мне люди? – Фетинья пожала плечами. – От людской молвы лишь праведники не страдают, а таких в Рязани всего двое: епископ местный да игуменья здешнего женского монастыря.
Фетинью и Тереха свел случай.
По осени вздумал князь Юрий Игоревич подновить все городские ворота, обязав ремесленный люд выставить с каждого околотка по одной плотницкой артели. Каждая артель должна была чинить ближние к своему околотку ворота.
