Марина Александрова - Кольцо странника
Правда, объявлялись время от временем люди из торговых да из ратников, которые уверяли, что нос к носу столкнулись с Есмень Соколом и побили его в честном бою. Но все они говорили разное, и так безбожно врали, что самые неприхотливые слушатели морщились и чесали затылки.
Всеслав улыбался про себя, вспоминая разные байки про лесной татебный народец, про коварных язычников, что до сей поры обитают в этом лесу и приносят своим богам в жертву живых людей, про прочую тварь лесную, уж совсем небывалую – кикимор, лесовиков. Так призадумался, что не услышал тот самый посвист молодецкий, о котором столько баек слышал. И очнулся от дум лишь тогда, когда, как в сказке, встал на дороге огромный, рыжий детина в доброй одежде, в сапожках и красной шапке даже.
Всеслав обомлел так, что даже испугаться не догадался. Да и не к лицу было витязю пугаться лихого человека, так что даже хорошо вышло.
– Мир тебе, добрый человек, – сказал только.
Детина усмехнулся.
– Надо ж, давненько доброго слова не слышал. Ну что ж, и тебе того же... добрый человек. Не побрезгуй, поговори со мной, мужиком неотесанным. Куда путь-дорогу держишь?
– Еду на родину, в Новгород. А ты ушел бы с дороги. Брезгать не брезгую, да недосуг мне лясы точить, уж не обессудь.
– Ишь ты, какой скорый! – парень прищурился, смотрел на Всеслава с усмешкой. – А коль не пущу?
Всеслав глубоко вздохнул несколько раз – это помогало ему сдерживать свой горячий нрав – и спокойно произнес:
– Тогда придется тебя с пути убрать. Не охоч я до драк, да что ж поделать?
– Да уж, делать нечего, – согласился его собеседник. – А ты, парень, бесстрашный, как я погляжу. Аль не знаешь, кто я?
Тут-то Всеслав и испугался. Кто он такой – догадался сразу, как только взглянул, но не решался себе в этом признаться.
Может, и приумножила молва мощь Есменя Сокола, но на него посмотреть стоит! Ростом будет выше даже Всеслава, который в Киеве почитался богатырем, но плечики поуже будут, а лапищами такими землю без сохи пахать можно!
Смеряв взглядом противника, Всеслав заметил:
– Знаю, кто ты. Есмень Сокол, не иначе. Только вот не пойму, почто ты себе такую долю выбрал – людей обижать, чужим трудом жить?
Есмень Сокол неожиданно захохотал, широко открыв рот.
– Ну и парень! Ну, умыл так умыл! Видно сокола по полету, добра молодца по соплям! – и тут же перестал хохотать, как отрезало. – Биться будем? – спросил деловито.
– Можно, – согласился Всеслав и спешился.
... С первых мгновений боя разгадал он хитрость Есменя. Тот на рожон не пер, не наваливался, как медведь – хитрой лисой кружил, от ударов уходил легко – выжидал время, когда противник рассвирепеет, ярость глаза ему затмит. Тогда и бил наверняка, валил одним ударом. Хитер оказался Сокол, да Всеслав и сам не прост. Разгадал соперника, начал делать, как и он. В ближний бой не лез, от ударов уклонялся. Есмень был легче, проворнее, да видать, привык к легким победам – зазевался, пропустил удар, потом еще один... Тут-то и разъярился, зарычал, сам нарывался на кулаки – ослеп от ярости.
Всеслав держал себя в руках, рассудком был тверд и ясен. Не бой даже занимал его мысли теперь – ждал одного мига, о котором стал призадумываться со времен последнего боя с половцами. И узнал его, уловил – вот!
Внезапно помутилось в глазах, закружилась голова. И вдруг стало легко, так легко двигаться! Пропал страх, усталость, тоска – а на смену пришла не злоба даже, а жажда смерти врага. Спокойная, ровная жажда – нужно убить, и все тут!
Приметил это за собой Всеслав, когда рубил половцев направо и налево. Тогда не стал раздумывать, да и недосуг было в бою-то. Не сдержался, дал себе волю – но тут-то не половец поганый перед ним! Крещеная душа, свой, русский человек, хоть и разбойный. И, дождавшись, когда схлынет дурнота, остановился, как вкопанный.
Есмень, видно, испугался – решил, что противник задумал какую-то хитрость. Но, видя, что тот стоит неподвижно, успокоился. Утер рукавом кровь с разбитой рожи, через силу улыбнулся.
– Крепко ты меня, – сказал с трудом.
– Будет, что ли? – так же трудно спросил Всеслав. – Отпусти меня, хватит уж...
Тут только догадался оглянуться – из-за всех деревьев вокруг глядели разбойнички. Десятка два их было точно, и видно – народ все закаленный, отчаянный. На Всеслава смотрели с почтением, без злобы.
– Куда ж я тебя теперь отпущу? – усмехнулся Есмень Сокол. – Аль обычая не знаешь? Теперь попировать следует, хмельным вином смыть кровь и обиду. Ты, молодец, здорово меня побил, и держался хорошо. Многому меня научил. Так что ты теперь вроде как брат мне. Как звать-то тебя, друже?
– Всеславом.
– Доброе имя. Пойдем-ка, гостенечек дорогой, в мои хоромы, потчевать тебя буду.
Не без трепета шел Всеслав за разбойным атаманом. Темные мысли не оставляли – вдруг заманить да убить хочет, отплатить за обиду? Но опомнился и порешил так: коль хотели жизни лишить – далеко ходить не надо, могли бы прямо на той тропке всем миром навалиться. К тому ж Сокол был весел, шутил по-доброму. Через малое время вышли на делянку. От землянок, покрытых ветвями, шел теплый, живой дух, на вековой сосне висели чьи-то отмытые портки.
– У нас тут и бабы есть, вот как! – похвалился Есмень. – Кто из ребятушек женок своих на вольную жизнь привел, кто девок с бою отбил. Да теперь ничего, не жалуются. Уж и детишек наплодили, никакого покою от них нет!
И правда – из одной землянки доносился детский плач и тихий женский голос говорил: «Ну что ты, что ты, маленький!».
Под деревьями поставили сработанный для таких случаев длинный стол, и бабы стали стаскивать на него угощение. Всеслав только дивился – кажется, какая тут, в лесу, снедь найдется? Мясо с травками, да и все. Но стол поражал изобилием – не только мясо, разными способами приготовленное, но и сочные плоды – точно уж не лесные дички! – и хмельной мед, и заморские вина, какие и князь не отказался бы испробовать, и прочие кушанья. Некоторым Всеслав и названия не знал. Взял со стола, с деревянного, точеного блюда, круглый плод солнечного цвета.
– Заморское яблоко, – подсказал чернобородый, коренастый мужичишка. – Недавно проезжие купцы целый ларь подарили. Сверху вроде как скорлупа, она невкусная, а внутри – сласть великая, не хуже меда.
Всеслав ногтем расковырял толстую, мягкую «скорлупу», снял ее со всего плода, надкусил. В рот брызнул сладко-кислый сок, вкус был незнакомый, слишком резкий к тому же, но приятный, освежающий.
– Это ж надо, сколько всего на свете, чего мы не знаем! – поделился с примостившимся рядом на скамье Есменем.
– Это точно, – согласился он, поскучнев лицом. – Вот так посмотришь – что в стольном граде, что в глухом лесу. Эх, вырваться бы на волю, посмотреть мир! – и закинул голову, глаза стали прозрачны...
– И я о том же помышляю, – тихо сказал Всеслав.
Но Есмень словно не слышал, так замечтался.
– Вот купцы, гляди-ка! Говорил я тут с некоторыми. По разным странам ведь ходят, а толком ничего сказать не могут. Только и разговоров, на сколько кого облапошили, обсчитали да обвесили, где какой барыш взяли. А начнешь спрашивать – что за люди живут? Какой у них обычай? Так либо плечами пожимают, либо начнут неправдашнее молоть – уши вянут. Вот скажи ты мне – правда, что есть за морем земля, где все люди с песьими головами?
– Не знаю, – вздохнул Всеслав. – Коль говорят, так может и есть. Да только не верится что-то.
– Вот и мне не верится. Сказано же, что, мол, все люди по образу и подобию Господа... – и, уловив взгляд Всеслава, усмехнулся. – Что это ты уставился? Думаешь, я в лесу родился, пням молился? Слава Богу, и на нас крест есть, и знаем кое-чего.
Так нежданно начавшийся разговор сблизил вдруг молодого витязя и лесного лихого разбойничка. Когда некоторое время спустя расставались на лесной тропе – души друг в друге не чаяли.
– А то, может, заночевал бы? – в который уж раз спросил Есмень. – Еще поговорим... Ну, ладно, коль надо – езжай. Дам я тебе в дорогу один подарочек, чтоб не забывал меня.
И протянул кожаный листочек, на нем выдавлен сокол, раскинувший крылья.
– Если кто вздумает задержать по дороге из лихих людей – покажи эту меточку. Меня здесь всяк боится, – сказал с гордостью, хлопнул Всеслава про плечу. – А если не сыщешь себе места в мире – приходи ко мне, на вольное житье. У нас сытно, весело! Ну, прощай, что ли!
Они обнялись и простились. «Навсегда, должно быть», – подумал Всеслав и сам себя одернул. Поправился: «Даст Бог, свидимся».
В Новгороде ему было некуда идти – знакомцев, которые водились у отца, он не помнил и не знал, где они живут, живы ли вообще. Решил сразу идти к князю, нести ему письмецо от дядьки Тихона. Но сначала все ж пришел к родному пепелищу.
На месте пожара ничего уж не осталось – все сровняли с землей, и там, где стоял батюшкин терем, пробивалась уже молодая трава. Горько вздохнул Всеслав и пошел, волоча ноги по-старчески.
