Василий Веденеев - Дикое поле
Спустя несколько часов прошли через еще один разоренный городок. Головин отметил, что там осталось множество стрел, а хорошие стрелы дороги, обычно после боя их собирали и вновь наполняли колчан. Значит, татары уже чуют приближение погони и очень спешат? Однако теперь волей-неволей быстрота передвижения уменьшилась — степняки вели полон.
Вскоре следы повернули к югу и опять убежали в бескрайнюю степь. Вокруг словно все вымерло. Только топот копыт казачьих коней да суровое молчание всадников, покрытых серой пылью степных шляхов. Даже балагур Аким Тетеря не уронил ни словечка. Но почему до сих пор не нагнали татар? Не могли же басурманы провалиться сквозь землю? Вот ясно видны следы их лошадей, попадается свежий помет, но на горизонте по-прежнему пусто. Опытные сакмогоны не могли дать промашки и обязательно заметили бы, если бы татары разделились. Бывало и так, что часть орды уводила полон, а другая прокладывала ложный след, путая погоню и устраивая засады.
Вдруг Тетеря привстал на стременах и впился запавшими глазами в какую-то точку далеко впереди.
— Что там, что? — тоже приподнялся в седле Тимофей. — Татары?
— Воронье кружит, — глухо ответил Аким и, подскакав к атаману, стал что-то объяснять и показывать рукой вперед.
Лицо атамана помрачнело. Теперь и другие увидели тучу воронья. Не сговариваясь, начали нахлестывать коней, стремясь поскорее выяснить, что его привлекло. Тимофей одним из первых доскакал до балки, над которой вились вороны, соскочил с седла, на негнущихся от долгой дороги ногах подошел к краю и заглянул вниз. Сразу же подкатила к горлу мутная волна тошноты, закружилась голова от густого запаха крови, большими лужами застывшей на дне балки. Там лежал порезанный полон. Мужчины, женщины, подростки. Вспоротые животы, жуткое месиво тел, застывших в предсмертных конвульсиях, искаженные нечеловеческим страданиями лица.
— Желчь брали. — Подошедший Аким снял шапку и перекрестился. — Упокой, Господи, души рабов твоих!
Тимофей онемел. Он не раз слышал, что татары верили, будто скакуны приобретут необычайную резвость, если намазать их десны свежей человеческой желчью. Но чтобы…
— Отобрали тех, кого подороже можно продать, а остальным вспороли животы. Посадили оставленных в живых на заводных лошадей и ушли. Не догнать теперь, — горько вздохнул Тетеря.
— Как не догнать? — Головин схватил его за грудки и встряхнул. — Ты что? До самого Крыма гнать! Зубами рвать, на куски разметать по полю!
Казаки едва оторвали его от Акима, оттащили в сторону, плеснули в лицо водой из баклаги. Не слушая, что они говорят ему, не видя вокруг себя ничего, Тимофей упал на колени и в бессильной ярости начал бить кулаками по земле, пропахшей кровью и горькой степной полынью.
* * *Степняки налетели на городок ранним утром. Анастасия доила корову в хлеву, когда на улице вдруг раздались гулкий топот копыт, гортанные выкрики и жуткий вой: не помня себя от страха, кричала какая-то женщина, ставшая первой добычей людоловов. Хлопнуло несколько выстрелов, захлебывались лаем собаки. Церкви в городке не было, поэтому никто и не ударил на колокольне в набат.
Сердце у девушки сжалось в предчувствии непоправимой беды и словно оборвалось что-то внутри, сразу лишив сил, сделав руки и ноги ватными; только билась в голове одна мысль: бежать, бежать! Скрыться, спрятаться, зарыться в сено, притаиться в погребе, лишь бы не увидели, не нашли, не увели в неволю.
Опрокинув доенку, Настя метнулась к воротам хлева и осторожно посмотрела в щель на улицу. За плетнем, огораживавшим их широкий двор, верхами носились татары в вывороченных мехом наружу полушубках. Один перескочил через плетень, но тут же свалился с коня, сбитый метким выстрелом: отец и братья Анастасии засели в курене, надеясь отбиться, а в крайнем случае подороже продать свои жизни. В ответ степняки засыпали курень градом стрел, с глухим стуком впивавшихся в ставни, дверь и крышу. Пока одни стреляли, другие спешились, перелезли через изгородь и подняли бревно, намереваясь использовать его как таран.
«Где же сторожевая станица, — мелькнуло в голове у Насти, — неужто вырезали?»
К дому теперь пути отрезаны — как бежать через двор, если там полно басурман? Но и в хлеву оставаться нельзя! Не ровен час, сунутся сюда, отыскивая, чем бы поживиться. Оставалось только разобрать соломенную крышу, вылезти на огород и кинуться в степь, чтобы схорониться в первой попавшейся балке до тех пор, пока татары не уйдут. Девушка начала отступать от ворот хлева, боясь повернуться к ним спиной. Казалось, стоит лишь отвести глаза от врагов, как они бросятся следом и неминуемо свершится ужасное.
Неожиданно босая нога наткнулась на холодный и твердый предмет. Анастасия нагнулась и увидела забытый вчера отцом топор. Собрался родитель поправить ясли, да занялся другими делами, закружился по хозяйству и отложил до завтра. А утром пришлось спозаранку схватиться не за топор, а за ружье. Ну, ничего, авось топор ей пригодится.
Шорох за спиной заставил ее вздрогнуть. Поудобнее перехватив топорище, девушка резко обернулась, но оказалось, что это проявила беспокойство буренка, уставшая ждать, когда хозяйка обратит на нее внимание. Молоко распирало вымя, и корова готовилась призывно замычать: не пора ли закончить дойку и выгнать ее пастись на сочную траву?
Ласково погладив ее по влажному, чуть шершавому носу, Настя протиснулась мимо теплого бока кормилицы к дальней стене хлева и начала раздвигать солому крыши, торопливо расширяя отверстие. Подопревшая за зиму кровля поддавалась легко, и вскоре девушка вылезла наружу. Лязг оружия и крики во дворе заставляли спешить.
Услышав совсем рядом позвякивание уздечки и легкое пофыркивание, Анастасия насторожилась: похоже, за углом хлева стоит конь? Прижимаясь спиной к стене, она прокралась до угла и выглянула. Намотав уздечку на руку, у стены присел со спущенными шароварами молодой татарин, вздумавший в самый разгар грабительского набега справить нужду. Его конь, нежными губами щипавший кустики травы, почуял чужого человека и вскинул голову. Поводья дернули татарина, и он упал на четвереньки. Но подняться не успел.
Взмахнув топором, Анастасия резко опустила его на голову степняка, по самый обух вогнав в бритый череп, прикрытый засаленной бараньей шапкой. Лезвие вошло удивительно легко, словно она рубанула перезрелую тыкву, лежавшую на прокаленной солнцем грядке. На мгновение стало темно в глазах и замутило от жуткого хруста костей, предсмертного хрипа и вида хлынувшей крови, но девушка уже кинулась к коню. Выхватила повод из мертвых пальцев и вскочила в седло. Треснула старенькая, застиранная холстина сарафана, обнажив ногу Насти почти до бедра. Конь, стремясь сбросить чужого седока, взвился свечой, потом начал взбрыкивать, пытаясь укусить всадницу за колено. Он вертелся волчком, приседал и никак не хотел подчиниться. А около куреня ухало бревно, выбивая дверь, и кто-то по-татарски кричал:
— Муса! Муса? Ты где, сын шайтана?
Бухнуло несколько выстрелов, яростно завизжали степняки, и конь вдруг рванул через огород, выбрасывая из-под копыт комья жирной земли. С ходу перелетел через плетень и понесся в степь, унося вцепившуюся в гриву Анастасию прочь от городка.
Ветер свистел в ушах, трепал разорванный подол сарафана. Занемели пальцы, вцепившиеся в поводья и жесткую гриву скакуна, сбился на спину покрывавший голову платок. Спасение казалось уже таким близким, и тут девушка увидела нескольких конных, торопливо скакавших ей наперерез. Прежде чем налететь на городок, татары окружили его цепью застав, чтобы никто не мог выскользнуть.
Один из людоловов привстал на стременах и начал раскручивать над головой аркан. Настя сжалась в комок и сумела уклониться: не захлестнув ее, петля скользнула мимо и упала на землю. Но тут же другая петля затянулась на шее коня, заставив его развернуться боком и остановиться. Не удержавшись в седле, девушка перелетела через лошадиную голову.
Не чувствуя боли, она вскочила, но рядом уже оказался черноусый татарин на соловом жеребце. Легко наклонившись, он ловко поймал Анастасию за длинную косу и безжалостно рванул, прижав к остро пахнувшему потом боку своего жеребца.
— Якши! — весело засмеялся он, заглянув в лицо пленницы. — Чок якши! Хорош девка!
— Богатый товар, Буга, — завистливо процедил другой степняк. Спешившись, он сноровисто связал Насте руки и ноги. Потом помог черноусому бросить ее поперек седла. — Ты возьмешь за девушку большие деньги… если ее не заберет себе мурза!
— Я вымажу ей лицо грязью, а волосы покрою платком, — быстро решил Буга. — А ты держи язык за зубами! Тогда получишь долю.
— Договорились, — согласился завистник. — Не забудь своего обещания!
— Шелк крепок в узде, а мужчина в слове, — метнув на него недобрый взгляд, ответил пословицей Буга…
