Белинда Александра - Белая гардения
— Вы что? Простудитесь! — воскликнул он.
Я зашла обратно в фойе, чувствуя, как прогретый центральным отоплением воздух принимает меня в свои объятия. Перед глазами, словно солнечный блик, стояло лицо военного, и мне вспомнилась железнодорожная станция в Харбине в тот день, когда мы расстались с матерью и ее увез поезд, направлявшийся в Россию. Военный напомнил мне того советского солдатика, который помог мне убежать от Тана.
Когда я стала протискиваться сквозь толпу к лестнице, все зрители уже вышли из зала, и теперь в фойе яблоку негде было упасть. Пробившись почти на самый верх, я заметила Веру, которая, облокотившись на балюстраду, с кем-то разговаривала. Меня она не замечала, но и я не могла видеть ее собеседника, который стоял рядом с огромным цветочным горшком. Это был не Иван, потому что мужа я увидела в дальнем конце фойе; он стоял с Лили на руках и смотрел в окно на площадь. Чуть ли не вывернув шею, я сумела-таки заглянуть за горшок и увидела седого мужчину в коричневом костюме. Одежда его была чистой и выглаженной, но задняя сторона воротничка рубашки выцвела, а брюки были затерты до блеска. Он стоял, скрестив на груди руки, время от времени указывая подбородком в сторону окна, у которого стоял Иван. Голоса возбужденной публики не давали расслышать, о чем они с Верой разговаривали. Потом мужчина переступил с ноги на ногу и немного развернулся. Когда я разглядела у него под глазами мешки, то поняла, что уже видела это лицо раньше. Продавец сувениров из гостиницы! Я вжалась в стенку под балюстрадой, вся превратившись в слух. На секунду шум толпы смолк, и я смогла услышать его слова.
— Это не простые туристы, товарищ Отова. Они слишком хорошо говорят по-русски. Ребенок у них для прикрытия. Возможно, это даже не их ребенок. И поэтому их нужно допросить.
К горлу подступил комок. Я догадывалась, что старик работает на КГБ, но представить себе не могла, что он подозревал нас. Ноги стали ватными, я с трудом отошла от балюстрады. У меня не осталось никаких сомнений, что Вера на стороне КГБ. Теперь я знала наверняка: она действительно готовит нам ловушку.
Я попыталась пробиться сквозь толпу наверх, туда, где стоял Иван, но людей было слишком много. Меня со всех сторон окружили мужчины в безвкусных костюмах и женщины в двадцатилетней давности платьях. От всех одинаково пахло камфорой и жимолостью — плановый аромат на этот год.
— Извините, извините, — повторяла я, протискиваясь между ними.
Иван благоразумно не отходил от окна. Он сел в одно из кресел и качал Лили на коленях, играя с ее пальчиками. Я попыталась мысленно заставить его посмотреть на меня, но муж и дочь были слишком заняты своей игрой. «Срочно в австралийское посольство, — сказала я себе. — Хватай Ивана, Лили и беги отсюда со всех ног».
Внезапно я почувствовала, что на меня смотрят. В этот момент повернулась и Вера, наши глаза встретились. Она нахмурилась и перевела взгляд на лестницу. По напряженному выражению ее лица я поняла, что она сосредоточена на какой-то мысли. Затем Вера что-то коротко сказала мужчине и торопливо направилась к нам.
Пульс лихорадочно забился. Все было, как в замедленном кино. Когда-то мне уже довелось пережить подобную ситуацию. Когда же это было? Я снова вспомнила день на железнодорожной станции в Харбине, Тана, который пробивался ко мне сквозь толпу. Я стала двигаться рывками, хватаясь за плечи и руки людей. Зазвенел звонок ко второму действию, и толпа начала рассасываться. Иван наконец посмотрел в мою сторону и, увидев меня, побледнел.
— Аня! — воскликнул он.
Моя блузка промокла, я провела рукой по лицу, на котором выступил холодный пот.
— Нам нужно бежать, — прохрипела я, чувствуя, как сжалось от боли сердце. Казалось, что я не выдержу этого напряжения.
— Что?
— Нам нужно…. — У меня перехватило дыхание, и я не смогла договорить.
— Господи, Аня! — Иван подбежал ко мне. — Что случилось?
— Миссис Никхем! — раздался голос Веры, и ее пальцы защелкнулись у меня на руке. — Нам нужно немедленно вернуться в гостиницу. Похоже, ваш грипп дал обострение. Посмотрите на себя. У вас горячка.
От ее прикосновения мне сделалось дурно. Я с трудом удержалась на ногах. Все казалось слишком нереальным. Меня собирались забрать на допрос в КГБ. Я посмотрела на людей, спешащих в зал занять свои места, и заставила себя не закричать.
Все равно никто не придет нам на помощь. Ловушка захлопнулась. Самое разумное, что мы можем сделать сейчас, — это подчиниться, но от этого решения мне не стало спокойнее. Я глубоко вдохнула, приготовившись к тому, что будет дальше.
— Грипп? — изумился Иван. Он провел рукой по моей блузке и повернулся к Вере. — Я принесу одежду. В гостинице могут вызвать врача?
Вот, значит, как они это делают, думала я. Вот как проводят аресты там, где полно людей.
— Отдайте ребенка мне, — сказала Вера Ивану. Ее лицо по-прежнему оставалось невозмутимым. Я слишком плохо ее знала, чтобы предположить, на что еще способна эта женщина.
— Нет! — закричала я.
— Подумайте о здоровье ребенка, — чеканным, каким-то незнакомым голосом произнесла Вера. — Грипп чрезвычайно заразен.
Иван передал Лили Вере. Когда ее руки сомкнулись на тельце дочери, внутри меня что-то надломилось. Глядя на них, я поняла, что поиски матери могут привести к тому, что я потеряю дочь. Будь что будет, подумала я, только бы с Лили ничего не случилось.
Я обернулась к седовласому мужчине. Он не сводил с меня глаз; на его лице застыла гримаса, словно он видел перед собой какую-то мерзость.
— Это товарищ Горин, — представила его Вера. — Возможно, вы видели его в гостинице.
— Зимой в Москве грипп может быть очень опасен, — произнес он, переступая с ноги на ногу. — Вам нужно полежать, отдохнуть, пока вы не почувствуете себя лучше.
Он стоял со скрещенными на груди руками, и его переваливание с одного бока на другой в иных обстоятельствах могло бы показаться даже смешным. Со стороны все выглядело так, будто он боится меня. В конце концов я решила, что во всем виновата его нелюбовь к иностранцам.
Вернулся Иван с одеждой, накинул пальто мне на плечи. Вера покрепче завязала шаль на лице Лили, превратив его в маску. Горин удивленно наблюдал за ее действиями. Он отошел еще на шаг и сказал:
— Я должен вернуться на свое место, а не то пропущу второе действие.
«Словно паук, который прячется в свое гнездо, — подумала я. — Оставляет грязную работу Вере».
— Забери Лили, — шепнула я Ивану. — Забери Лили, пожалуйста.
Иван недоуменно посмотрел на меня, но выполнил мою просьбу. Когда я увидела, как Лили перешла из рук Веры в руки отца, в голове у меня снова прояснилось. Пока мы спускались по лестнице, Вера делала вид, что поддерживает свою спутницу, хотя на самом деле она прижимала меня к перилам, не давая вырваться. Я заставляла себя идти вперед, но все время смотрела под ноги и останавливалась на каждой ступеньке. От меня они ничего не узнают, решила я, но вдруг вспомнила рассказы о том, что в КГБ и детей опускают в кипящую воду, чтобы развязать язык матерям, поэтому ноги у меня снова сделались ватными.
Военных перед театром уже не было, остались только такси. Впереди, вжав голову в плечи, с Лили на руках шел Иван. Один из таксистов, заметив, что мы движемся в его сторону, бросил на снег сигарету и хотел уже сесть в машину, но Вера остановила его, покачав головой, и подтолкнула меня к черной «Ладе», припаркованной у тротуара. Водитель сидел в машине, нахохлившись, спрятав голову в высоко поднятый воротник. Я вскрикнула и остановилась.
— Это не такси, — попробовала я сказать Ивану, но язык заплетался, как у пьяной.
— Это частное такси, — вполголоса произнесла Вера.
— Мы — австралийцы, — заявила я, вцепившись ей в плечо. — Я сообщу в посольство. Вы не имеете права!
— Вы такие же австралийцы, как я — пакистанка, — ответила Вера, открыла дверь и толкнула меня на заднее сиденье за спиной водителя.
Иван с Лили на руках сел с другой стороны. Я бросила на Веру полный возмущения взгляд, но она рывком наклонилась и просунула голову в салон. Я отпрянула: казалось, что она собирается влепить мне пощечину, но вместо этого Вера взяла полу моего пальто и засунула мне под ногу, чтобы ее не прищемило дверью. Я остолбенела. Так могла бы сделать заботливая мать, но никак не агент КГБ, производящий арест. После этого Вера, засмеявшись, обняла меня. В этом смехе чувствовались искренняя радость и облегчение.
— Ну, Анна Викторовна, нет вам прощения! — воскликнула она. — Вы — точная копия своей матери, и мне вас обеих будет не хватать. Хорошо, что я знаю, как информаторы КГБ боятся микробов, иначе вырвать вас из их рук было бы намного сложнее. — Женщина снова засмеялась и захлопнула дверь.
«Лада» рванулась с места и понеслась в ночь. Я развернулась, чтобы посмотреть в заднее окно. Вера своей твердой офицерской походкой шагала обратно в театр. Я сжала руками виски. Господи, что происходит?
