Том Холт - Александр у края света
— Ты прав, — сказал я. — Ну, не знаю. Возможно, мы либо должны сделать это сейчас же, либо не делать вовсе.
— Другой разговор, — сказал довольный Пифон. — В конце концов, что с нами может случиться в самом худшем случае?
— Ты серьезно? — спросил я. — Нас поймают и подвергнут самым ужасным пытками, пока не умрем.
— Ладно, — сказал Пифон. — А если мы этого не сделаем, если мы мы упустим эту возможность — например, армия выступит в поход и не мы сможем уже до него добраться, что тогда? Нас могут убить в битве, или мы можем умереть медленной смертью от ран или отравления крови или от какой-нибудь ужасной болезни; или нас могут поймать персы и бросить связанными в пустыне или...
— Ох, заткнись, ради всех богов, — сказал я. — Никакого проку с тебя.
— Я просто сказал, — ответил Пифон. — Невозможно предсказать, что случится, так какой смысл на этот счет беспокоиться? Только себе хуже делаем.
Я немного подумал.
— Значит, ты хочешь сказать, — сказал я, — нам следует сделать это сейчас. Прямо сейчас.
— Да.
Я вздохнул.
— Хорошо, — сказал я.
— Ты сделаешь это?
— Разве я не сказал только что?
— Конечно. Ладно, давай сделаем это.
— Хорошо.
Мы оба встали, слегка покачиваясь, но это от лекарства, от него иногда покачивает, если резко встать.
— Мед, — сказал я. — Куда ты его дел?
— На склад, конечно, — сказал он. — Ты же не думаешь, что следовало оставить его у себя?
— Почему нет?
— Если меня поймают с двенадцатью амфорами отравленного меда и спросят, что я собирался с ним делать, я замаюсь отвечать, — объяснил он довольно логично. — Поэтому я положил их на складе вместе с остальными, подальше, чтобы никому не навредить. Теперь, если кто-нибудь спросит, я не при чем.
Я нахмурился.
— Одно маленькое замечание, — сказал я. — Как мы теперь, твою мать, узнаем, в каких амфорах яд? Сунем палец и оближем?
У него сделался обиженный вид.
— Думаешь, я дурак, — сказал он. — Я пометил амфоры, так что мы сразу их узнаем. Нацарапал большую букву Я у каждой на горлышке.
— Я, — сказал я. — От слова «яд», я угадал?
— На всех амфорах ставят номер партии, — сказал он. — Я проверял. У последней партии была маленькая О, а на сегодняшние амфоры ставили П, так что нет никакой опасности, что они по ошибке пометят что-нибудь как Я. Понимаешь, — продолжал он, — если делать все вдумчиво и методично, никаких ошибок не наделаешь.
И мы пошли на склад. Было поздно, темно, мы никого не встретили. Я прихватил масляную лампу с коротким разлохмаченным фитилем.
— Я думал, ты знаешь о номерах партий, — говорил Пифон. — Твои собственные проклятые писцы этим занимаются.
Я покачал головой.
— Я за ними не слежу, — сказал я. — Если указывать писцам, что им делать, добра не будет.
— Верно, — сказал Пифон. — Так, вот здесь я их и оставил, за корзинами с зерном, под старыми мешками.
Я поднял лампу.
— Нет, не оставил, — сказал я.
— Что ты имеешь в виду?
— Посмотри, — сказал я. — Старые мешки есть. Амфор нет.
Он нахмурился.
— Твою мать, — сказал он. — Кто-то их переставил.
— Какой-нибудь мудак-писец, — сказал я. — Они постоянно наводят порядок, чудо вообще, что после них вообще хоть что-нибудь можно найти.
Он кивнул и запалил еще одну лампу от моей.
— Очень хорошо, что мне хватило здравого смысла пометить горлышки. Иначе одни боги ведают, что могло бы случиться.
— Совершенно верно, — сказал я. — Хорошо, ты ищи тут, а я посмотрю вон там. Но я тебе еще раз говорю, что не надо было их сюда вообще приносить.
— Расслабься, — отозвался он из темноты. — Это же армия. Всему свое место и все на своем... Ага, ну вот.
Я выдохнул; я был встревожен сильнее, чем думал сам. Глупо, конечно; в конце концов мы всего-то планировали отравить всю командную верхушку македонской армии.
— Обязательно пересчитай их, — сказал я. — Просто на всякий случай.
— Ну конечно, я и собирался... — он осекся, не договорив фразу до конца.
— Что такое? — спросил я, хотя знал и так.
С минуту он ничего не говорил.
— Ну, — сказал он наконец, — я нашел десять.
— Чудесно, — сказал я. — Как насчет остальных двух?
— Да они где-то здесь, — ответил он слегка неуверенно. — Просто какой-то мудила поставил их не... ага, уже одиннадцать, — сказал он. — Ты у себя все осмотрел?
— Да, — ответил я. — У меня с А по М.
— Проверь все, — отрезал он.
— Я и проверил, — с раздражением ответил я. — И это партии с А по М, я же сказал.
Бледный свет его лампы надвинулся на меня из темноты.
— Одной не хватает, — сказал он. Выглядел он ужасно.
Я глубоко вдохнул.
— Главное, — сказал я, — не паниковать. Ладно, давай по порядку. Кто их принимал? Насколько я знаю писцов, тут должна быть опись, складская книга, что-нибудь в этом роде. В этой армии ты вдохнуть не можешь без печати.
— Складская книга, — повторил он. — Ты прав, должна быть складская книга. Где ее искать, как ты думаешь?
— Да откуда мне знать-то? Где сидят писцы?
Он указал в сторону входа.
— Вон там, — сказал он. — На тех бочках.
Я кивнул.
— Готов спорить, что там мы и найдем складскую книгу. Логика, понимаешь ли.
Само собой, рядом с бочками, на которых сидели писцы, мы нашли стопку восковых табличек. Они были покрыты аккуратными рядами и столбцами чисел, зачеркнутых и перечеркнутых, каждая строка и каждый ряд помечены одной или несколькими буквами. Для всякого, кроме армейского писца, полнейшая белиберда.
— Ничего не понимаю, — сказал я.
Пифон покачал головой.
— Нам нужен писец, чтобы разобраться, — сказал он.
— О, прекрасно. Пойдем и разбудим какого-нибудь. Извини, скажем мы ему, похоже, мы не досчитались одной амфоры смертельно ядовитого меда, не мог бы ты просмотреть свои записи, чтобы узнать, кого мы убили? После этого нам точно конец.
Он уставился на меня.
— Так что же ты предлагаешь? — сказал он.
— Свалить отсюда, — ответил я.
Это его потрясло.
— Ты, наверное, шутишь.
— Посмотри на меня. Все в точности, как с тем проклятым верблюдом, — продолжал я. — Никакого отношения к нам.
— Эвдемон, сотни могут умереть...
— Хорошо, — сказал я. — Я знаю. И это очень печально. Но такова жизнь, в особенности на войне. Сотни тысяч гибнут на войне, и никто, по-моему, особенно по этому поводу не...
— Эвдемон, — сказал он. — Мы должны что-то сделать.
— Да, — сказал я. — Свалить отсюда, вот что мы должны сделать. — В конце концов, — продолжал я, — мы же не сами отравили этот мед. Он ядовит от природы. На самом деле это просто трагический инцидент, испорченный продукт смешался с качественным. Как в тот раз, когда фракийская кавалерия отбила груз гнилой пшеницы. По виду ее никто не мог отличить.
Он схватил меня за руку.
— Но мы-то знаем, — сказал он.
— Никто этого не докажет, — возразил я.
Он уставился на меня.
— Мы знаем, — повторил он.
Я отвел взгляд.
— Хорошо, — сказал я. — Смотри, не может быть, чтобы это был единственный реестр; это просто опись, чтобы знать, сколько чего и когда получено. Должна быть такая же для выдачи. Ну ты знаешь, в которой мы должны ставить печать, когда что-нибудь получаем.
Пифон подумал.
— Ты прав, — сказал он. — Но ее, похоже, тут нет. А, ну конечно, — продолжал он. — здесь-то ее не будут держать, так?
— Я не знаю, — сказал я.
— Подумай. Такого рода дела решаются через квартирмейстера. Готов поспорить, каждый вечер они относят записи в контору квартирмейстера, чтобы там могли подбить бабки. Там и лежат таблички, — продолжал он, — в конторе квартирмейстера.
Я уселся на бочку.
— Фантастика, — сказал я. — Ну значит приплыли.
Он сел рядом.
— Не обязательно, — сказал он. — Мы просто смотрим не под тем углом, понимаешь?
Я посмотрел на него?
— Да ну?
— Точно, — сказал он, уверенно кивнув. — Мы смотрим на все с точки зрения двух злобных ублюдков, которые ухитрились потерять амфору с ядом, которым они собирались кое-кого отравить. А дело обстоит совершенно иначе.
— Объясни.
— На самом деле, — сказал он, — у нас — или, точнее, у тебя, потому что ты командуешь долбаными пчелами — возникли причины подозревать, что последняя партия меда — порченная. Может быть, даже опасная, и ты, будучи ответственным и осторожным офицером, собирался выкинуть всю эту партию, просто на всякий случай.
— Точно, — сказал я. — Каждый поступил бы так на моем месте.
— Ну вот, значит. Представь же свою тревогу, когда ты обнаружил, что одна из этих амфор оказалась кому-то выдана...
— Выдана в нарушение порядка, — указал я. — Не по правилам.
— Именно. Какой-то писец получит за это по жопе сапогом, если справедливость еще существует на свете.
