Василий Веденеев - Дикое поле
— Мы ее переоденем, — вернувшись на подушки, решил Фасих. — Татарский костюм мне не нравится.
— Нарядим турчанкой? — уточнил толстяк.
— Не знаю, не знаю, — задумчиво протянул евнух. — Может быть, одно взять от татарского костюма, другое — от греческого, а третье… И обязательно наденем на нее яшмак! [31] Вернее, обозначим его полупрозрачной, затканной золотыми блестками тканью. Это придаст ей некоторую таинственность.
— Прекрасная мысль! — польстил Джафар. — Но как гяур будет объясняться с ней? Она ведь не знает турецкого языка.
— А это не наше дело, — засмеялся Фасих-бей. — Пусть договариваются, как хотят. Ты думаешь, в гареме султана одни турчанки? Но все там исправно служат своему повелителю.
— Она непокорна и строптива, — почтительно склонившись к уху евнуха, сообщил Джафар.
— Это тоже не наше дело, — отмахнулся старик. — Когда дарят кобылу, никто не спрашивает, хорошо ли она объезжена. — И сам засмеялся своей двусмысленной шутке. Внезапно оборвав смех, он дал знак увести невольницу и обернулся к Джафару: — Я доволен. Пусть рабыню приведут в порядок после долгой дороги и приготовят к завтрашнему дню. Она должна поразить воображение и завоевать сердце нашего гостя.
Толстяк понимающе улыбнулся: такая красавица заставит Джакомо больше времени проводить под негласным присмотром верных слуг Фасиха и меньше ездить в город, где за ним значительно труднее следить.
— Кстати, — старик поднял палец, призывая к вниманию, — наш дорогой гость перестроил дом. Я позволил ему это сделать: пусть переделывает внутренность клетки по своему усмотрению, лишь бы не пытался перепилить прутья!
Джафар выпучил глаза и открыл рот, выражая восхищение мудростью и предусмотрительной хитростью хозяина. Он сделал шаг к ложу евнуха и тихо сказал:
— В доме эфенди Джакомо одни мужчины.
— И правда. — Старик ненадолго задумался. — Ты молодец, что напомнил об этом. Сделаем так: дадим вместе с рабыней двух старух, чтобы ей прислуживали. Найдешь?
— Да, высокочтимый, — поклонился Джафар.
— Отлично! И еще нужна надежная женщина, которая будет ходить с невольницей в баню, мыть ее и массировать. Вечером ты скажешь мне, удалось ли найти таких старух.
Приказ хозяина толстяку не понравился: вместо заслуженного отдыха после стольких трудов и долгой дороги он должен высунув язык носиться по городу. И уладить все до вечера, а солнце уже перевалило за полдень. Однако недовольство Джафар оставил при себе: Фасих-бею лучше не перечить. Он поклонился и хотел уйти, но евнух задержал его:
— Ты сам видел шпиона итальянца на галиоте Карасман-оглу?
— Этими глазами, высокочтимый. — Толстяк прикоснулся кончиками пальцев к своим векам.
— Я получил письмо Али раньше, чем пришла твоя галера, — лукаво улыбаясь, признался старик. — Стража вырезала всех рабов, которые остались на берегу, но уруса и шпиона среди них не было! Видно, человек итальянца действительно ловкая бестия, если сумел втереться в доверие к урус-шайтану. Или он просто прилип к нему и потянулся следом? Но если таков слуга, то каков его хозяин? Смотри, Джафар, будет большая беда, если Джакомо удается обвести нас вокруг пальца!
— Разве топор расколет свою рукоять? Разве итальянец не связан с нами кровными интересами? Разве одно слово высокочтимого Фасих-бея не может отправить его на плаху?
— Там, где главную роль играют интересы сильных мира сего, нет места кровным интересам шпионов! Даже таких высокооплачиваемых, как Джакомо. Одно его слово, сказанное нашим врагам, может и нас отправить к жестоким дурбаши [32]. Иди, и помни об этом.
Пятясь, Джафар вышел из беседки и медленно побрел по выложенным узорной мраморной плиткой дорожкам тенистого сада. Последние слова евнуха вызвали у него серьезное беспокойство: уж если сам хитроумный Фасих побаивается ушлого итальянца, то что остается делать бедному толстому Джафару? Искать нового хозяина?
Всегда стоит обезопасить себя заранее, но кто захочет с ним связываться, зная, что он долгое время был верным подручным старого евнуха, прославившегося как отъявленный интриган, не брезгающий никакими средствами в достижении своих целей? Наверно, нового хозяина найти будет не так просто. А что же делать, по-прежнему держаться за Фасиха? Всеми силами помогать ему и тем самым сохранять собственную голову? Пожалуй…
С другой стороны, еще не случалось, чтобы Фасих-бей опростоволосился или оказался в дураках: даже в опале он сохранил прежние связи и богатство, не говоря уже о том, что сумел сохранить жизнь! А не секрет, что немилость султана или валиде чаще всего приводила на плаху. Поэтому, оставшись верным сторонником Фасиха, можно больше приобрести, чем потерять: спаси Аллах, если евнух дознается, что ты решил переметнуться к его врагам! Он расправится с тобой еще быстрее, чем палачи падишаха, — тот же Али или кто другой сунет сзади нож под лопатку, а ты даже за мгновение до смерти не будешь подозревать, как близко она подкралась к тебе.
Да, а как быть с итальянцем? Старик поселил его в доме, где каждый слуга доносит о любом вздохе Джакомо и неусыпно стережет его, чтобы тот не вздумал внезапно исчезнуть. Теперь Фасих-бей решил подарить ему красивую невольницу, — надо полагать, отдаривает за рыжую кобылу: вряд ли девка поможет евнуху получить больше сведений о делах и мыслях венецианца. Впрочем, старик на это, скорее всего, не очень-то и рассчитывает. Но что бы придумать, что?
Внезапно Джафар остановился и захохотал, радостно хлопая себя по огромному чреву. Как это раньше не пришло ему в голову? Или он отупел, качаясь на волнах, и только сейчас, ощутив под ногами привычную твердь земли, начинает приходить в себя? Ведь у итальянца есть пожилой слуга — неприметный, тихий, молчаливый. А молчуны всегда таят за душой нечто, способное проявиться самым неожиданным образом. Как же его зовут? Кажется, Руфино? Да, точно, — Руфино. Наверняка на службе у Джакомо тот не нажил ни сундуков с золотом, ни обширного участка земли, ни хорошего дома, где можно спокойно встретить неумолимо приближающуюся старость. Почему бы не предложить ему немножко разбогатеть? Джафар еще не встречал людей, которые бы отказывались от обеспеченного будущего. Неужели молчун Руфино станет первым?
Решено! Еще до захода солнца Джафар найдет способ наедине потолковать со слугой венецианца и предложит ему хороший домик с тенистым садиком, где так приятно будет отдыхать, вспоминая минувшие дни. Конечно, надо быть волшебником, чтобы поставить такой дом на ладонь и, показывая его со всех сторон, искушать старого слугу. Нет, Джафар не волшебник, но он знает чудодейственное средство, способное заставить дрогнуть самых верных слуг. Имя ему — золото!
Кошелек, набитый монетами, даст все, что только пожелаешь: домик, садик, хороших коней, жаркий огонь в очаге и котелок с наваристой похлебкой. Только дуракам, когда они слышат звон золота, не грезятся чарующие картины, а Руфино, похоже, не дурак.
«Да, Джафар, отдохнуть тебе сегодня не удастся», — искренне пожалел себя толстяк и почти бегом заторопился по выложенным узорной мраморной плиткой дорожкам сада…
* * *Увидев Анастасию, наряженную в разноцветные полупрозрачные шелка, дель Белометти был просто сражен. Маленькие ножки рабыни искушенный в гаремных делах Фасих приказал обуть в ярко-красные сафьяновые туфельки. Зеленоватые шальвары позволяли оценить стройность ее ног. Талию Анастасии туго стянули алым, затканным золотом широким кушаком, на голову надели маленькую шапочку с пышным пером, которое удерживал аграф из сверкающих фальшивых камней. На настоящие евнух не разорился, справедливо рассудив, что прекрасная невольница сама драгоценный алмаз.
Сверху на рабыню накинули некое подобие туники, вышитой по вороту и подолу серебряной нитью, а довершала наряд короткая бархатная курточка, малиновая, ярко расшитая шелками, с золочеными пуговицами. Лицо девушки до глаз закрывал яшмак из кисеи с золотыми блестками, колыхавшийся при каждом ее вздохе.
Прежде чем показать невольницу итальянцу, Фасих-бей сам придирчиво осмотрел ее со всех сторон. Недовольно поджав губы, приказал вплести в роскошные волосы Анастасии нитки с обточенным перламутром, и приказ немедленно исполнили. Наконец евнух остался доволен и велел спрятать рабыню за занавесью…
И вот теперь Джакомо получил сюрприз. В первый миг, когда, по знаку Фасих-бея, откинули занавеску, итальянец даже отступил на шаг и издал восхищенный возглас. Невольница была прекрасна какой-то незнакомой, нездешней красотой, непривычной для южан, но завораживающей глаз и необъяснимо притягательной. Почти не слыша, что говорил ему Фасих-бей, венецианец, не отрываясь, смотрел на Анастасию и гадал, откуда ее привезли в столицу султанов. Где родина этой красавицы, как ее имя? Разве может такая девушка, с ее гордой осанкой, неземной красотой и полным достоинства взглядом, быть рабыней? Нет, такие рождаются, чтобы стать повелительницами мужчин, а не их служанками.
