"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Джордж Маргарет

Меня переполняет восторг оттого, что я снова вижу его. Мы снова вместе.

— Ты пришла, — говорит он голосом тихим, глухим, далеким, словно из глубины пещеры.

— Я пришла. Ничто не может разлучить нас. — Я протягиваю руки, чтобы его обнять, но они проваливаются в пустоту.

— Нет, ты еще не с нами, — печально говорит он, словно обвиняя меня в предательстве.

— Говорю же тебе: я, как и ты, провалилась в пропасть и оказалась здесь.

— Но ты вернешься наверх.

— Нет, если ты научишь меня, как остаться.

— Я тебе не советчик. Ты должна понять сама. Сама.

Это не тот Парис, которого я знала. Неужели смерть так сильно изменила его?

— Парис, я не могу жить без тебя.

— Тогда умри. Только по-настоящему, а не хитри, цепляясь за жизнь.

— А почему ты на этом берегу? — спросила я. — Ведь похороны прошли, тебя должны были переправить на тот берег.

— Я ждал тебя. — Он посмотрел на меня с укоризной. — Ты пришла, но у тебя не хватило мужества последовать за мной по-настоящему.

Не может эта холодная, обвиняющая тень быть Парисом. Только тут я поняла со всей определенностью, что Париса больше нет, что он исчез окончательно. Смерть превратила его в чужого. Моего Париса больше нет.

— Уходи, оставь меня! — крикнула я. — Ты не Парис, ты притворяешься. Я не хочу тебя видеть!

Я побежала прочь так быстро, что упала в жесткие заросли асфоделей — они были вполне настоящими. Почему они, а не Парис?!

Возвращение не заняло много времени. Я моргнула, открыла глаза — и оказалась в своей спальне. Я лежала в постели, дрожа и бормоча что-то. Невыразимая тоска охватила меня. Я бежала от Париса. Я видела его и бежала от него.

Нет, я бежала не от Париса, а от призрака, который бродил по бесплодному мглистому берегу.

«Париса больше нет». Эти три слова, в которых сосредоточилось все, что имело значение для меня, стучали в висках. «Париса больше нет».

Я слышала свое дыхание. Я жива. Отныне я должна жить и бороться одна. Жить — значит бороться до конца. В подземном царстве нет примирения, нет утешения, и нет смысла спешить в него до срока. Там не ждет меня Парис — Парис, которого я любила.

До рассвета было еще далеко. Я ждала появления солнца и утешала себя тем, что на земле его можно видеть, в Аид же оно не проникает никогда. Нужно научиться радоваться солнцу.

— Елена! — Снова надо мной склонялась Эвадна, на этот раз не с лампой, а с платьем в руках. — Елена!

В ее голосе слышалась тревога: я лежала слишком тихо.

— Да, моя верная подруга, — откликнулась я, чтобы успокоить ее, и села.

Осторожно, словно я могла растаять в воздухе, она накинула на меня платье. Я хотела сказать ей, что побывала на границе двух миров и видела Париса, но передумала. А вдруг это был сон?

— Елена, тебя все ждут — и Приам, и Гекуба, и остальные.

Ах, остальных я особенно боялась.

— Геланор просит принять его.

— Сначала я приму его. — Я заставила себя встать с постели. Ноги слегка дрожали. — Но прежде позавтракаю.

Я не хотела есть, но нуждалась в силах.

В утреннем платье, без украшений и драгоценностей, с убранными волосами, я позвала Геланора. Он вошел угрюмый, поклонился и поцеловал мне руку, что было нехарактерно для него. Выпрямившись, он посмотрел на меня.

— Я скорблю вместе с тобой. Не буду скрывать, сначала я считал приезд в Трою ошибкой. Но сделанного не воротишь. И если ты нашла здесь счастье, значит, со своей точки зрения, ты выбрала правильно.

— Геланор, я не могу поверить, что его больше нет.

— Разлука с теми, кого мы любим, — самое большое горе. Надеюсь, его душа обрела покой.

«Не обрела!» — хотела я крикнуть, но Геланор наверняка посчитал бы, что моя ночная встреча была сном.

— Приам хочет, чтобы я вышла замуж за Деифоба! За отвратительного, омерзительного Деифоба! Неужели он думает, что я в состоянии…

— Ты должна, — резко сказал Геланор, — Закрой глаза, зажми нос и притворись, что согласна.

— Нет!

Я не понимала, как он смеет давать такие советы?

— Теперь ты пленница Трои. Ты пришла сюда по доброй воле, но сейчас ты оказалась в плену и с тобой могут поступать как хотят. А они хотят задобрить или подкупить единственного боеспособного сына Приама, чтобы он продолжил оборонять город.

— Неужели они считают, что я позволю Деифобу коснуться меня?

— У пленников не спрашивают позволения.

Я заплакала. Как можно радоваться солнцу, если под ним творятся подобные безобразия? Может, Аид все-таки лучше.

— Не плачь, Елена. Я не могу выносить твоих слез, — сказал Геланор ласково. — Ты уговорила меня остаться здесь, чтобы я стал свидетелем страданий. Есть одно крайнее средство, которым мы воспользуемся, если другие не помогут. Я передам его через Эвадну.

Уж не яд ли он имеет в виду? — подумала я. Между тем он продолжал:

— Мне сообщили, что между Одиссеем и Аяксом разыгралось соперничество из-за доспехов Ахилла. Только они, храбро защищавшие тело Ахилла, осмелились претендовать на них. Агамемнон присудил доспехи Одиссею. Аякс впал в безумие и в конце концов покончил с собой. Силы греков на исходе, как и наши. Я хочу подбросить им в лагерь свое последнее оружие — зараженные чумой драгоценные одежды. Ты знаешь жадность греков — они должны соблазниться. Возможно, вспышка болезни станет ударом, который заставит их убраться восвояси. — Геланор усмехнулся. — Полагаю, Агамемнон на правах верховного вождя потребует, чтобы львиную долю добычи, как всегда, отдали ему.

Я бы не отказалась посмотреть, как этот человек корчится под бичом Аполлона. Он лишил мою сестру дочери, которую принес в жертву. Самой мучительной смертью он не искупит этого злодеяния.

— Да будет так, как ты полагаешь, — сказала я, дав, таким образом, Геланору свое согласие.

— А тем временем ты здесь должна всем угождать. Терпеть придется недолго. Что касается брака с Деифобом, его можно оттянуть. Скажи, что дала клятву соблюдать траур и повторно выйти замуж только по окончании этого срока — придумаем какого. И еще прежде, чем этот срок истечет, греков и след простынет.

— И что тогда? Ты думаешь, Деифоб откажется от своих притязаний?

— Нет, но после ухода греков ты станешь свободна.

— Хорошо, — кивнула я, и мы с Геланором ступили на этот путь, с которого нет возврата.

Я склонила голову, делая вид, будто полностью подчиняюсь воле Приама. Я никогда не окажусь в объятиях Деифоба, но своим согласием успокою троянцев.

— Итак, мы объявим народу о предстоящей свадьбе, — прохрипел Приам.

— Но свадьба состоится после того, как закончится сорокадневный траур по Парису, — напомнила я ему.

— Хорошо, дитя мое, — кивнул Приам.

Гекуба смотрела на меня с печалью. Из-за меня она потеряла Гектора и Париса, а теперь я должна стать женой Деифоба. Она знала, что мое приданое — смерть.

Эти сорок дней пролетели очень быстро, они совпали с наступлением зимы. Холод прятался в городских камнях и оттуда перебирался к нам в тело, в кости. Все краски побледнели, как и закаты, поля готовились к зимнему сну.

Деифоб не утруждал себя ухаживанием, подношением подарков, разговором. Он просто ждал, когда наступит срок и я сама упаду ему в руки, как созревшее яблоко. Все это время я не расставалась с воспоминаниями о Парисе, он по-прежнему присутствовал в моих мыслях, но попыток спуститься к нему я больше не делала.

Настал день свадьбы. Применимо ли в данном случае это торжественное слово? Деифоб вел меня через площадь, отделявшую мой дворец от дворца Гектора. Дул порывистый холодный ветер, вороны переговаривались между собой резкими голосами. Их голоса напоминали крики купцов на ярмарке. Купцы исчезли вместе с мирными днями. Увижу ли я когда-нибудь еще купца?