Мишель Ловрик - Книга из человеческой кожи
Но правда и то, что я жду не дождусь, когда смогу вернуться домой. Рассказывая Жозефе о Венеции, я чувствую, как мое сердце щемит от тоски по дому. Я представляю себе, как буду сидеть у окна на кухне вместе с Жозефой и Анной, глядя, как дни становятся все короче и как фиолетовые и зеленые тени окутывают Каналаццо в вечерних сумерках. Я хочу засыпать в своей старой кровати, обнимая Жозефу. Я помогаю ей упаковывать сундуки и радуюсь всякий раз, когда мы запираем очередной из них перед дорогой. Санто собрал множество полезных перуанских трав, особенно коры хинного дерева, чтобы помогать жителям Венеции. Больше не будет никаких «Слез святой Розы», выворачивающих им кишки наизнанку!
Как бы там ни было, Марчелла и Санто ждут прибавления в семействе, и их ребенок должен родиться в Венеции» разве не так? Палаццо Эспаньол нужен сын. Его прежний отщепенец уже не вернется к нему. Старому дворцу и так досталось, пока в нем распоряжался этот дьявол. Нужно заполнить чем-то хорошим дыру, которую оставил после себя Вельзевул, чтобы починить нанесенный вред.
Первое, что мы сделаем, – вычистим кабинет Мингуилло и его спальню, а всю обстановку предадим огню и земле. Слишком долго она вдыхала отравленный им воздух. Марчелла рассказала нам о том, что за стеной его гардероба в спальне лежат страницы ее дневника и рисунки, исчезнувшие столь таинственным образом. Какой же умницей она себя выказала!
Тем временем я поведал Марчелле и Санто все, что знал о дневнике Мингуилло и тех дюжинах и дюжинах жутких книг в переплетах из человеческой кожи, которые он собирал с помощью своего ворованного наследства и сложил в башне, Я надеялся, что это успокоит их растревоженную совесть, потому что разве заслуживает Мингуилло жизни после такого? Они были в шоке и едва не лишились чувств, когда узнали о количестве этих книг, их названиях и обложках.
Когда к Санто вернулся дар речи, он заговорил о греческом сатире по имени Марсий, почитавшем себя превыше богов. Этого сатира наказали тем, что содрали с него кожу.
– Я писал об этом только сегодня, – прошептал Санто, – в своей книге.
– Что ж, Мингуилло тоже решил, что он выше Бога, – упрямо твердил я, – так что с него вроде как тоже ритуально сняли шкуру за это.
– Но что же делать с книгами? – негромко спросила Марчелла.
У Санто уже было готово решение, естественно. Он положил мне руку на плечо и сказал:
– Джанни, мы отнесем их в церковь. Все домашние возьмут в руки по одной книге и будут держать их, нежно и бережно. И мы закажем мессу по их изувеченным телам и освободим их души. А потом мы отвезем книги на новое островное кладбище, которое устроил Наполеон на Сан-Мишеле, и достойно предадим земле каждую из них.
Марчелла посмотрела на него с любовью и гордостью, и он поцеловал ее с такой нежностью, какой еще не знал ни Старый, ни Новый Свет.
Мингуилло Фазан
Они все-таки доконали меня. Мокрота хрипит и рычит у меня в горле, как волны, накатывающиеся на прибрежные камни, и я навеки проклят шлюхами-вегетарианками, которые отказываются есть мое мясо за любые деньги, и все из-за ямок на коже после черной оспы и недостающих пальцев. Я стал похож на освежеванный ходячий труп, у которого все тело превратилось в одну сплошную рану.
И еще я больше никогда не увижу свой Палаццо Эспаньол – и этим я тоже обязан им. Как я могу выставить себя на посмешище перед венецианцами, не имея ни пальцев, ни состояния?
Отныне моим домом стал Вальпараисо.
Потерю пальцев мне устроила художница Сесилия Корнаро. Я испытываю нечто вроде уважения к этой женщине за ее почти симметричную месть. Художница-портретистка нарисовала мое лицо, непоправимо усеянное оспинами, и не только. Я сжег ее творения и изуродовал ее руку, чего наверняка не забыл обладающий хорошей памятью читатель. Что же касается мести «око за око» или, точнее, восьми пальцев за два, мой хирург говорит мне, что этим дело не ограничится, по всей вероятности. Потому что сегодня я обнаружил потемнение у основания моего единственного уцелевшего большого пальца. А как я буду без него управляться со своим непрекращающимся зудом? Старым и новым зудом мужчины, который довел свою кожу до предела. Ведь почесывание обрубками кистей не принесет желаемого облегчения. Страницы же своих любимых книг мне придется переворачивать при помощи языка и зубов.
Мне говорят, как уже наверняка известно читателю, что Сесилия Корнаро действовала в одиночку.
Неужели читатель полагает меня таким простаком?
Кто научил художницу эпистолярному искусству убивать с помощью струпьев черной оспы?
Кто научил его испанскому языку, который позволил ему добраться до Арекипы?
Кто постарался, чтобы книга попала мне в руки?
И кто хранил, а потом вытащил на свет Завещание, которое окончательно лишило меня моего обожаемого Палаццо Эспаньол?
И от чьего имени действовала вышеупомянутая компания подвергая меня подобным унижениям?
Однажды, много глав тому назад, я составил список своих врагов, сожалея о том, что он слишком уж короток. И вот сейчас я делаю это снова, и с тем же унылым результатом, несмотря на то что число их несколько увеличилось – женщина-художница, шотландский торговец вычурной ерундой, Испанская мадам, которая, как я подозреваю, еще и подрабатывает, обучая языкам. Не слишком впечатляюще, вы не находите? Но им каким-то образом удалось объединить свою жалкую ненависть и свести воедино свои таланты, повергнув несокрушимого колосса.
Сердце мое гложет невыносимое и тоскливое осознание того факта, что мое падение лишь ускорил мертвый груз так называемых союзников, отличительной чертой которых является поразительная некомпетентность и беспомощность. Уродливая vicaria по незнанию могла бы оказать мне неоценимую услугу, убив мою сестру, но вместо этого пострадала из-за собственного тупого фанатизма. Сейчас она отбывает срок за убийство. Говорят, что в ее камере, среди кипы влажных чистых листов, которые она гордо именует «Житием Величайшей Святой, записанным Грядущим Ангелом», обнаружены языки двух епископов, похищенные из монастырской сокровищницы. А когда ей предъявили обвинение еще и в краже, она распяла собственный язык на двух прутиках, связанных вместе ниткой, которую она вытащила из мешка с мукой.
Испанская мадам из Каннареджио побывала в магистрате и рассказала там несколько басен, подтвержденных шлюхами, с которыми я провел несколько благословенных минут много лет назад. Я полностью отрицаю все выдвинутые против меня обвинения в убийстве Ривы Фазан, шутника и остроумца конта Пьеро Зена и даже моей супруги Амалии, которая упрямо отказывалась умирать. (Вчера я получил повестку из Венеции, в которой мне предлагается прибыть для дачи показаний по этим пунктам обвинения, включая похищение и заключение в неволю моей сестры. Никогда еще Вальпараисо не казался мне таким прекрасным, как сегодня утром.)
Мой собственный толстяк знахарь, который должен был сделать меня богачом в Венеции, – что стало особенно актуальным после появления на свет старого завещания, – разболтал секрет «Слез святой Розы», поставив его на кон в карточной игре, к коей он питал фатальную слабость. Теперь он томится в тюрьме в Венеции – хуже того, он пошел ко дну, утащив за собой и мою репутацию, которая отныне неразрывно связана с его снадобьем. То, что «Слезы святой Розы» содержат смертельно опасный ацетат свинцовых белил, стало известно всем и каждому, и сие прискорбное обстоятельство надолго сохранится в памяти почтенной публики. Слуги, готовящие Палаццо Эспаньол к возвращению его хозяйки вместе с ее бродячим цирком, вышвырнули в Гранд-канал перегонный куб моего знахаря и все наши флаконы. Моя жена уже сбежала оттуда. Моя мать и дочери, скорее всего, умрут от потрясения, что будет весьма кстати, поскольку иначе они станут лишней нагрузкой для моего и без того тощего кошелька. Вероятнее всего, их попросту выставят на улицу.
Потому что я ужасающе, в буквальном смысле, по-настоящему беден и обескровлен жадными букинистами, гнусными кровопийцами, стремящимися урвать жалкие остатки моего состояния. Почта моя состоит исключительно из требований и упоминаний кредиторов, желающих привлечь мое внимание к прилагаемым счетам.
Но если бы вы только знали, как расцветают пышным том мои желания, в то время как мои возможности стремительно сокращаются!
Сердце мое обливается кровью, когда я думаю о вещах которые более не могу себе позволить, в особенности о последней английской новинке, «Франкенштейне», романе, написанном женщиной английского поэта Шелли. Насколько мне известно, этот «Франкенштейн», в котором речь идет о дьявольском создании, возрожденном к жизни трупе, прямо-таки криком кричит о том, чтобы его переплели в человеческую кожу и присовокупили к моей коллекции! И что с ней будет после того, как вернется Марчелла, а маленький доктор Санто завладеет моей библиотекой? По крайней мере Тупак Амару, мой любимый первенец, живет здесь, со мной, в ссылке, которая для него стала в некотором роде возвращением домой.
![Мишель Ловрик - Книга из человеческой кожи [HL]](/uploads/posts/books/159613/159613.jpg)
