KnigaRead.com/

Георгий Соловьев - Отец

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Георгий Соловьев, "Отец" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Работая вилами, Анатолий отметил и еще одну неприятность: он то и дело больно стукался коленями о стенку копнителя. В конце гона он почувствовал всю тяжесть своей работы. Когда комбайн снова остановился, чтобы ссыпать из бункера намолоченное зерно в ожидавшую на дороге машину, Анатолию уже было не до ясной зари, занявшейся над степью. Сняв маску и рубаху, он торопился надышаться чистым утренним воздухом.

Следующий гон вилами работала Ксения, а обратный — Анатолий. Когда же опять стали ссыпать намолот, девушка сказала:

— Теперь я одна пойду. А ты отдыхай. Потом ты пойдешь один. Так и будем по два гона. Пить хочешь? — Она нацедила из бочонка, стоявшего на хедере, кружку воды и подала ему.

Анатолий выпил немного теплой, с болотным запашком воды и, глядя на Ксению, которая, используя короткую передышку, вытряхнула и перевязывала свой платок, подумал: «Ну и девчонка. И красивая, и сильная, и простая». Остатками воды он плеснул себе в лицо и на грудь.

Проводив комбайн, Анатолий повалился на копну. Работа испугала его: она оказалась дьявольски трудной, постыдно непосильной для него. «Но ведь так-то сейчас по всей стране столько тысяч людей работает. А я чем хуже их?» — Анатолий заставил себя расслабить все тело, чтобы лучше отдохнуть, набраться силы, пока вернется комбайн.

Первый день Анатолий проработал на копнителе со все растущим страхом, что не выдержит изнурительного труда. Но все же выдержал до самой темноты. Короткую ночь он спал, как убитый, и проспал начало работы утром. Проснувшись, он увидел на дороге комбайн, уже ссыпавший первый намолот нового дня. Анатолий догадался, что его пожалели и дали поспать лишку. Он поднялся с копны, хотел побежать к комбайну, и не смог: все тело его сковывала тупая боль. Медленно подойдя к комбайну, он взял вилы у Ксении и не посмел даже взглянуть на нее. Два первые свои гона он еле выстоял на копнителе. Но эти два гона оказались самыми трудными. Потом в работе стала проходить боль в руках, ногах и пояснице, и Тольян с радостью отметил, что ему вообще становится все легче и легче.

К концу дня он вполне освоился со своей нелегкой работой.

— А что, парень, большой хлеб, он ведь душу захватывает? — спросил его за ужином Алексей Никитич.

В ответ Анатолий лишь покраснел, потому что это была похвала: комбайнер увидел его старание.

Анатолий почувствовал себя настоящим работником, и с этого времени труд всех людей на уборке урожая стал представляться ему как всеобщий душевный порыв. Люди, конечно, думали и о хороших заработках — Анатолий знал, что и он зарабатывает до пятидесяти рублей в день, — но главным у каждого работника было ощущение урожая как всенародной победы, как национального богатства, который каждый своими руками помогал убирать в государственные закрома.

Алексей Никитич, его сыновья Степан и Антон, дочка Ксения как будто ни на минуту не забывали, что неубранного хлеба в степи — великая сила и его надо молотить и молотить.

— Ну, опять денек будет добрый, — говорил Алексей Никитич, каждый раз поутру забираясь на комбайн. Этим он как бы напоминал о возможной непогоде и о самом страшном: не затянуть бы уборку до глубокой осени, когда хлебу настанет погибель.

Уборка была битвой за хлеб перед лицом пока благосклонной, но коварной природы, давшей урожай, но и угрожавшей ему. Главным оружием этой битвы была скорость обмолота валков. Скорость и качество обмолота находились в жестоком противоречии; добиваясь скорости и качества, нужно было внимательно следить за регулировкой всей машины с ее молотилкой, механизмами очистки, соломотрясом, транспортерами, со всеми шестеренками и тягами. Молчаливый Антон мог бы гнать трактор на пределе, но он, как сам говорил, спиной чувствовал работу комбайна, и сигналы отца свистком ему даже не нужны. Штурвальный Степа, веселый юноша, которому из-за шума машин нельзя было говорить и шутить, не спуская глаз с валка пшеницы, ловко подхватывал его подборщиком. И уже сам Алексей Никитич словно весь день-деньской только и имел в мыслях, что заботу о ладной работе комбайна.

И все же внешне работа семейной бригады выглядела медлительной. Когда на бричке привозили в термосах обед или ужин, все уж больно неторопливо устраивались с едой, ставя миски и кладя хлеб на тугой, как деревянный стол, валок, лежавший на стерне; ели медленно, ругая за щи или пшенный суп стряпуху.

Пообедав, Алексей Никитич и Антон курили и поносили старый комбайн и мечтали о новых машинах, которые кто-то должен придумать, построить и дать им в руки. Степан в минуты отдыха норовил «придавить комара» в тени под копной. Ксения расспрашивала Тольяна о городской жизни, об областной весенней выставке художников, о новых операх, поставленных зимой, об артистах, которых она слушала по радио, и удивлялась, как можно, живя в городе, не знать обо всем этом.

Отдохнув, все неторопливо опять становились на места, и комбайн с шумом и пылью молотьбы снова начинал свое скучное движение по полю.

Медлительность была видимым свойством всех людей, работавших в степи. Даже странным казалось, до чего же неторопливые люди водят на бешеных скоростях бензозаправки, ремонтные летучки, гоняют по степным дорогам на мотоциклах и возят зерно. Но, как вскоре приметил Анатолий, медлительность и какое-то пренебрежительное отношение к своему труду у всех были лукавыми.

Случилось так, что Алексей Никитич и Антон остались без курева. На стан послали Анатолия. Он доехал на грузовике с горячим зерном от комбайна. Закупив папирос, он прошел по току. Сколько же здесь было зерна! Потоки! Эти потоки рождались в степи у комбайнов, текли из бункеров в грузовики, ссыпались в гороподобные вороха, из них опять устремлялись в веялки, снова в вороха, и оттуда снова в грузовики, и потом уже шелестели на транспортерах приемного пункта на станции, чтобы, на какое-то время утихомирившись в вагонах, снова зашелестеть, ссыпаясь в государственные закрома. Чугунно-серые от загара и хлебной пыли парни и девчата лениво, будто балуясь, только подправляли деревянными лопатами течение горячих хлебных ручьев.

Но вот тут-то и открывался Анатолию до конца весь пафос и вдохновение уборочной страды. Исконные хлеборобы, студенты, городские рабочие — на первый взгляд все в одинаковой степени относились к своему труду, как к делу весьма простому, не требующему всех их сил. Моторист тока в распущенной рубахе и сандалиях на босу ногу ходил вразвалочку от мотора к мотору; пожилой шофер, подставив пятитонку под погрузку, повалился в душную тень грузовика, чтобы расправить кости на каменной земле и сомлеть чуток в дремоте; у полевого вагончика сидели в холодке и рукодельничали девушки, а в соломенном шалаше спали те, кто работал в ночь. Во всем этом Анатолий увидел все ту же лукавую нарочитую ленцу и понял ее настоящий смысл как вызов зною, пыли, всей неблагоустроенной жизни в степи и готовность к действительно тяжелому и героическому труду в осеннее ненастье и стужу.

Что же касалось «малейшей» красоты жизни, отсутствие которой в степи так напугало Томку, то тут дело обстояло тоже по-особому. В поле, как говорил Алексей Никитич, был обеспечен солдатский культурно-бытовой минимум. Каждый день работавшие комбайны объезжала водовозная автоцистерна, и воды хватало на питье и умывание. На другой же день работы Анатолия в поле Вика прислала ему с Сергеем Фомичом свежую рубашку на смену и поношенный Артемов пиджак. На харчи жаловаться не приходилось, хотя, действительно, частенько привозили на ужин или завтрак рисовую кашу с постным маслом и нелепые обеды, состоявшие только из щей и чая. Но ко всему прилагался такой вкусный пшеничный хлеб, что только этим хлебом и водой можно было быть сытым и сильным. Алексей Никитич, перед тем как его семейной бригаде приняться за еду, часто задавал вопрос:

— Кто не работает, тот не ест? А? — И, утирая потрескавшиеся губы и разглаживая усы, оглядывал всех, довольно усмехаясь оттого, что не видел не заработавших сегодня свой обед. Иногда он спрашивал Анатолия: — Как на вкус наш хлебушек, Толя? Вы, городские, в хлебе толк понимаете.

— Ничего хлебушек, — с серьезным видом отвечал Тольян, — ванили вот лишь в нем не хватает, — и набивал хлебным мякишем рот.

Анатолий чувствовал, как крепнут с каждым днем его физические силы. Он вскоре уже совсем легко выстаивал свои вахты на копнителе. Однажды случилось так, что Ксения, отдыхая, задремала под копной, и Тольян, пожалев будить ее, сделал еще две внеочередные поездки.

— Это не по-товарищески, — сказала Ксения, по своим ручным часам определив, сколько лишку отработал ее напарник.

— Это я себя испытать захотел, — смущаясь сказал он.

Ксения взяла у него вилы и, сердито молча, вскарабкалась на свое место. Комбайн, ссыпав зерно, тронулся. Анатолий побрел к копне, у которой отдыхала девушка.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*