Валерий Замыслов - Иван Болотников Кн.1
— Убью, подлая душа! Ты сотника лазутчик. Он тебя подослал?
Свирька попятился к стене, побледнел. Вид воеводы был страшен.
— Не лазутчик я, батюшка. Люб ты народу и мне люб. А сотник наш душой корыстен и лют, аки зверь. Выслушай меня. Срубить Мою голову всегда поспеешь.
Федька чуть поостыл.
— Слушаю, стрельче. Но гляди, коли слукавишь, пощады не жди.
— Верен я тебе, батюшка. Верой и правдой буду служить и дальше. Послушай меня. Потылицын седни рязанского купца повстречал, кой воеводу Тимофея Егорыча хорошо ведает…
Десяцкий рассказывал, а Берсень с каждым его словом все больше и больше мрачнел. Случилось то, чего не ожидал, и теперь смертельная опасность нависла не только над ним, но и над донской повольницей.
— Спасибо, Свирька. Награжу тебя по-царски. А пока иди.
Десяцкий вышел, а Федька заметался по избе.
«Дознался-таки, рыжий пес! Ночью норовит схватить. Меня с содругами — в железа, остальных — вырубить под корень. Крепко замыслил сотник. Крепко! Надо опередить Потылицына… Собрать донцов и ударить по людям сотника… Осилим ли? Под его началом втрое больше… А казачья отвага? А задор и удаль донцов? Осилим!»
Выскочил из Воеводской избы, крикнул Викешке:
— Коня!
Викешка отвязал от коновязи белого аргамака, подвел за узду к Федьке; тот лихо взметнул в седло и поскакал к терему; за ним припустил и Викешка.
Ворвался в хоромы и тотчас повелел разыскать Болотникова и Шестака. Вскоре оба были в покоях. Берсень торопливо поведал о беде, а затем приказал:
— Садитесь на коней и стягивайте казаков к терему. Сокрушим сотника!
Васюта метнулся к двери, а Болотников призадумался.
— Не мешкай, Иванка! — крикнул Берсень, натягивая поверх голубой шелковой рубахи тяжелую серебристую кольчугу.
Болотников подошел к оконцу, глянул на Шестака, вскочившего на коня.
— Стой, Васюта! Вернись!
Федька боднул Болотникова недовольным взглядом.
— Ты что, к сотнику в лапы захотел?
— Не горячись, друже. Присядь. Сломя голову дела не решают. Худо ныне город булгачить.
— Худо?… Не понимаю тебя, Иванка. Ужель сидеть сложа руки? Да Потылицыну только того и надо. Сам к донцам пойду!
Федька надел поверх кольчуги кафтан, опоясался, сунул за кушак два пистоля и шагнул к двери. Но перед ним встал Болотников.
— Не горячись! Донцов сейчас не собрать. Пьяны станичники, по кабакам да по бабам разбрелись. А коль собирать начнешь да шум поднимешь — Потылицын враз заподозрит. Он-то наготове. Тихо надо сидеть, как будто ничего и не ведаем. В том наше спасенье.
— Сидеть на лавке и ждать?
— Не ждать, а с разумом дело вершить. Надо перехитрить сотника, заманить его в ловушку.
— Заманишь его, пса!
— Заманим, — твердо вымолвил Болотников.
В Стрелецкую избу пришел Викешка. Поклонился сотнику.
— Воевода кличет, Лукьян Фомич.
— Воевода? — сотник поперхнулся, по лицу его пошли красные пятна, глаза настороженно блеснули. — Пошто понадобился я воеводе?
— Веселье готовится, — простовато заулыбался Викешка. — Воевода Тимофей Егорыч надумал жениться.
— Аль вдовец наш воевода? — с тайной усмешкой вопросил сотник, теребя щепотью рыжую бороду.
— Вдовец. Жена-то еще когда преставилась, царствие ей небесное. Старшим дружкой кличет тебя воевода.
— Немалая часть, — вновь со скрытой издевкой произнес Потылицын. — А скоро ли свадьба? Скоро ли молодым под венец?
— Через седмицу, Лукьян Фомич. А ноне воевода хочет совет с тобой держать и деньгами пожаловать.
— Деньгами?… Какими деньгами, милок?
— А те, что на свадьбу пойдут. Самому-то воеводе недосуг свадьбу готовить, пущай, грит, Лукьян Фомич распоряжается. Дам ему полтыщи рублев, вот он все и урядит.
— Полтыщи?! — протянул сотник, приподнимаясь с лавки. — Богатую свадьбу задумал воевода, зело богатую.
Потылицын натянул на голову шапку с меховой опушкой, пристегнул саблю к поясу и пошел на улицу. В голове его роились радостные мысли:
«Удача сама в руки валится. Эких деньжищ вовек не достать. Полтыщи рублев! То и во сне не привидится. Вот так Федька — тать! Награбил, а таперь деньги на девку швыряет, лиходей. Ужель седни же в руки передаст? Вот то хабар!»
Но сотник вдруг замедлил шаг: голову резанула иная думка:
«А почему седни? Уж не подвох ли?… От этого злодея всего можно ожидать. Уж не созвал ли к себе разбойную ватагу? Возьмет да и нагрянет на Стрелецкую избу».
Потылицын и вовсе остановился. А до Воеводского терема рукой подать, не повернуть ли вспять?
— Чего встал-то, Лукьян Фомич? — с улыбкой вопросил Викешка, поддергивая малиновые порты.
— Чего?… Да в животе что-то свербит. Никак после грибков крутит, — страдальчески скорчился сотник, а сам цепко, настороженно окинул взглядом воеводские хоромы.
— Ниче, пройдет, Лукьян Фомич. Плеснешь чарку — и полегчает.
— Полегчает ли… Воевода в тереме?
— В бане был. Да вот холоп со двора. Спросим.
Навстречу брел рыжий, ушастый детина в дерюжном зипуне. Глаза веселые.
— Погодь, милок, — остановил детину сотник. — Где ноне воевода?
— В мыльне парился. Да, поди, уж в покои пришел, — позевывая, ответил холоп и шагнул дальше.
Сотник поуспокоился: ежели воевода в бане, то ничего худого он не замышляет. Да и на подворье улежно: ни стрельцов, ни казаков, ни оружной челяди.
Сотник приосанился и неторопливой, грузной походкой направился к терему. Викешка проводил его до самых покоев, услужливо распахнул сводчатую дверь.
— Воевода ждет, Лукьян Фомич.
Сотник пригнул голову и шагнул за порог. В покоях ярко горели восковые свечи в медных шандалах. В красном углу, под киотом, развалился в дубовом резном кресле Федька Берсень; подле на лавке сидели Болотников и Шестак.
— Здравия те, воевода, — с легким поклоном произнес Потылицын. — Звал?
— Звал, сотник… Однако проворен ты.
— Радею, воевода. Дело-то у тебя нешутейное, — льстиво промолвил Потылицын.
— Нешутейное, сотник… Веселое дело.
Берсень говорил тихо и вкрадчиво, протягивая слова, глаза его смотрели на Потылицына в упор.
— Помогу, порадею, — вновь заугодничал сотник.
— Да уж будь другом, порадей, порадей Лукьян Фомич. Горазд ты на службу, ни себя, ни людей не щадишь.
— Не щажу, воевода, — по-своему истолковал Федькины слова Потылицын, продолжая стоять у порога.
— Вот и я о том же… Пятунку Архипова, донца моего верного, пошто сказнил?
Потылицын так и обомлел. Ведает! Федька Берсень все ведает!.. Но откуда? Кто донес о Пятункиной казни?
— Какой Пятунка?… О чем речь твоя, воевода? — прикинулся простачком сотник.
— Не петляй! — резко поднялся из кресла Берсень. — Не петляй, дьявол! Хотел в клетке меня к царю доставить. Не быть тому!
Потылицын побагровел, понял, что угодил в Федькин капкан, но страха не было, одна лишь лютая злоба вырвалась наружу.
— Тать, разбойное семя! Не миновать тебе плахи!
Выхватил саблю. Обнажил саблю и Федька. Метнулись с лавки Болотников и Васюта.
— Не лезь! — закричал им Федька. — Сам расправлюсь!
Звонко запела сталь, посыпались искры. Федька и сотник сошлись на смертельную схватку, но она была недолгой. Сильный, сноровистый, привычный к бою Берсень рассек Потылицына до пояса.
— Это тебе за Пятунку, — гневно бросил Федька, вытирая о ковер окровавленную саблю. — Куда его, други?
— В присенок, — подсказал Болотников.
Крикнули Викешку, тот за ноги выволок тело Потылицына из покоев. Федька вложил саблю в ножны и глянул на Болотникова.
— Удалось, друже. А теперь, выходит, в набат?
— В набат, Федор! Посылай Викешку на звонницу.
Вскоре над крепостью поплыл частый, тревожный гул.
Весь город сбежался к воеводской избе.
Федька выехал к народу, снял шапку, поклонился на все стороны, промолвил:
— Беда, служилые! Известились мы, что на крепость движется орда. Поганые прут на засеку. Так мы их встретим! Те стрельцы, что со мной прибыли, айда в Поле. Седлайте лошадей и одвуконь за город! Остальным быть в крепости и готовиться к осаде. Побьем басурман, служилые!
— Побьем, воевода! — дружно откликнулись ратники.
Прихватив с собой Агату, казну и оружие Федька Берсень выступил со своими «стрельцами» в Дикое Поле.
— Вот и вновь на просторе, — обнял Федьку Болотников.
— Изворотлив ты, друже, — рассмеялся Берсень, крепко стискивая Ивана за плечи.
Донцы с песнями ехали по степному раздолью.
Глава 7
Годунов и повольники
Известие о татарах и приезд государева посланника всколыхнули Раздоры. Казаки толпились на майдане, у кабака, выплескивая:
— Выдюжим ли, станишники, в крепости? Хан-то всей ордой собирается. Не лучше ли в степь податься?
