Мика Валтари - Турмс бессмертный
Временами мне казалось, что я начинаю кое-что понимать, и тогда чувствовал себя счастливым. Но потом я снова ощущал, сколь тяжело и неповоротливо мое тело, сколь велика, его власть надо мной. В ночи, когда на небе появлялась круглая луна, меня в моих снах навещала полубезумная и взбалмошная богиня-девственница. На ее узком лице я читал угрозу. Бывала у меня и Рожденная из морской пены; она искушала меня своими золотыми волосами и белым телом. Она хотела, чтобы я вновь был связан с землей и удовлетворился судьбой простого смертного.
И все-таки я готов повторить, что это было самое счастливое лето моей жизни. Когда же наступила осенняя пора, мною овладело глубокое уныние и я уже не испытывал никакой радости. В назначенный день я в сопровождении послов моего города отправился в путь к священному озеру. Мне не полагалось ни идти пешком, ни ехать на лошади или осле, так что меня отвезли туда в закрытой повозке, в которую были запряжены белые волы. Их головы украшала красная бахрома, и я мог любоваться ими, когда осмеливался чуть-чуть раздвинуть тяжелые занавески.
В этой же повозке и таким же образом были недавно вывезены из храма моего города оба белых обелиска. Еще один раз предстоит мне спать на ложе богов и вкушать их пищу — когда холодный, смертельный пот выступит у меня на лбу. И я, Турмс, спешу закончить это повествование, чтобы успеть выполнить все, что мне предначертано.
КНИГА X
Пир богов
1
На праздник осени собралось много людей из разных краев Этрурии, но ступать на священную землю и жить в священных хижинах разрешалось только посланникам городов и их свите. Вольсинии, большой и богатый — однако неосвященный — город, раскинулся на холме в половине дня пути от озера. Он славился своими ремесленниками и товарами; праздник осени также приносил городу немалую прибыль. В самих же священных Вольсиниях, что на берегу озера, торговля была запрещена.
В первый день праздника меня проводили в дом Совета, где собрались посланники двенадцати городов. Только двое из них были лукумонами, пятеро других сами так называли себя, один был царем, избранным народом, а четверо остальных представляли Советы своих городов; среди них был и посол Клузия. Кое-кто выглядел очень молодо, например, Ларс Арнт Велтуру из Тарквиний, который прибыл сюда вместо отца; на всех красовались священные плащи их городов. Собравшиеся с интересом поглядывали на меня. Одеты они были одинаково, сидели и стояли, кто где хотел, не оказывая друг другу почестей.
Я откинул полу плаща, прикрывавшую голову; вот оно, первое, самое простое для меня испытание. Когда посланники встречались со мной взглядом, каждый пытался как-нибудь привлечь мое внимание — поманить пальцем, моргнуть, улыбнуться или нахмурить лоб. Свои плащи они вывернули наизнанку, чтобы я не мог угадать по знаку города, откуда они. И тем не менее я сразу же нашел глазами двух лукумонов. Не могу объяснить, почему, но я был совершенно уверен, что угадал правильно — я даже улыбнулся при мысли о том, что игра оказалась такой простой.
Я подошел к ним и сначала склонил голову перед стариком из Вольсинии, а потом — перед стройным лукумоном из вечно холодной Вольтерры. Это был мужчина крепкого телосложения не более пятидесяти лет от роду. Быть может, я узнал его по взгляду, а быть может — по морщинкам на лбу. Он держался настороженно и с большим достоинством, старик же мягко улыбался. Остальным собравшимся я лишь приветливо кивнул.
Лукумоны посмотрели друг на друга и поднялись мне навстречу. Старший сказал:
— Я знаю тебя, Ларс Турмс. В эти дни ты сможешь повсюду ходить свободно, куда и когда хочешь, по священным и неосвященным местам. Если желаешь — принимай участие в жертвоприношениях. Смотри состязания. Все двери будут перед тобой открыты. Тебе не придется открывать их самому.
Лукумон из Вольтерры дружески дотронулся до моей руки.
— Неплохо бы тебе подготовиться, Турмс, — сказал он. — Никто не может принудить тебя к этому, но истинному лукумону такая подготовка не помешает. Ведь скоро тебе предстоит узнать то, чего ты раньше не знал.
— Как мне надо готовиться, отец? Как мне готовиться, братья? — спросил я.
Старик засмеялся и ответил:
— Это уж тебе решать, Турмс. Кто-то ищет одиночества в горах, кто-то — самого себя в людской толпе. Путей много, но все они ведут к одной цели. Может, ты будешь не спать, может — не есть. Бодрствование иногда помогает человеку увидеть то, чего он обычно не замечает. Можно также пить вино, напиваться допьяна — так, что ноги откажутся слушаться тебя, пить снова, засыпать, а проснувшись, выливать из себя то вино, которое выпил. Можно любить женщин, изнемогать от сладострастия и блаженства и видеть вещие сны. Жаль, что я уже слишком стар, чтобы повторить этот путь. Очень жаль, но теперь ничего не изменишь.
Лукумон из Вольтерры сказал:
— Человеческий мир чувств богат, с его помощью можно достичь вершин удовольствия. Если бы не наше умение наслаждаться, мы бы постоянно скучали и тосковали, и жизнь казалась бы нам однообразной и безрадостной. Однако помни, Турмс, что голод, жажда и неудовлетворенное влечение к женщинам тоже способны придать жизни особый пряный аромат — надо только уметь не переступать грань. Впрочем, каждому свое, и я не буду спорить и настаивать на том, что вечно голодный испытывает невероятное наслаждение. Я не знаю, каков будет твой путь, я могу лишь поведать о своем собственном.
Больше они ничего не сказали, но по их сияющим взглядам я понял — в глубине души они уже признали меня. Им, лукумонам, не требовалось больше никаких доказательств, но обычай вынуждал их испытать меня, а я должен был за несколько дней праздника осени до конца познать себя. Таков был тяжкий долг каждого истинного лукумона.
В этот же день я наблюдал, как они вбивали новый блестящий медный гвоздь в посеревшую от старости колонну в Храме судьбы. Она была вся покрыта гвоздями, и шляпки у некоторых позеленели от времени. Но на колонне оставалось еще много места, а это означало, что боги по-прежнему благосклонны к этрусским городам.
В течение трех следующих дней обсуждали внешнеполитические вопросы и ход войны Вейи против Рима. Цере и Тарквинии обещали поддержать жителей Вейи оружием и людьми. Говорили также о греках, и Ларс Арнт на примере Популонии и Ветулонии пытался доказать, что рано или поздно с эллинами придется воевать. Но слова его не нашли отклика. Ни один из лукумонов вообще не принимал участия в разговорах о сражениях, так как лукумоны признают только необходимость защищать собственный город в случае крайней опасности. Даже присутствие на военных советах частично лишает их божественной силы. Пока остальные спорили, старец из Вольсиний шепнул мне на ухо:
— Пускай они дерутся с Римом, если им так хочется. Рима им все равно не одолеть. Ты-то хорошо знаешь, что Рим — это город твоего отца, связанный с твоим родным городом тайными узами. Если Рим падет, падет также и Клузий. Я покачал головой и сказал:
— Мне пока известно очень мало. Посвященные в Клузий ни о чем таком не рассказывали.
Он положил мне руку на плечо:
— Какой ты сильный и красивый, Турмс. Я счастлив, что смог увидеть тебя перед смертью. Ты рядом — и я чувствую себя помолодевшим… Не слишком доверяй посвященным. Большинство из них просто заучивают наизусть мудрые книги и вызубривают заклинания и все тонкости ритуалов жертвоприношения — ничего другого они не знают и не умеют. Еще не пришло время открывать тебе это, но я стар и в другой раз могу попросту забыть рассказать сыну Ларса Порсенны кое-что весьма важное. Твой отец покорил Рим и правил там несколько лет, вникая во все городские дела. Ему должны были наследовать Ларс Таркон или же его сын, но римляне убедили своего властителя, что лучше им править самим, а не терпеть самоуправство пришлого неумного царя. Ведь когда-то они пытались даже его убить — так он был им ненавистен. В священной пещере Эгерии твой отец встретил старейшую весталку, которая прочла и истолковала ему предсказания. Он поверил мудрой женщине и добровольно отрекся от Рима, однако же по знамению, полученному им, связал судьбу Рима с судьбой Клузия. В случае, если Клузию будет угрожать опасность, Рим обязан помочь ему. Так записано в священных книгах Рима, и это подтверждено на пиру богов. Ларс Порсенна считал такое соглашение куда более значительным и важным, чем любой государственный договор, который можно легко нарушить — особенно если учесть, что в Риме к слову народа прислушиваются. Разумеется, патриции и консулы всегда стремились к тому, чтобы эта договоренность не получила широкой огласки, ибо римляне горды и независимы. Но древние народы знают о соглашении и помнят об узах, связывающих Рим с Клузием.
И еще, — продолжал он, — Клузий не может участвовать в войне с Римом, а обязан выступить в его защиту, если разбушевавшиеся соседи задумают стереть город с лица земли. Нет, тиррены, разумеется, должны время от времени наказывать зазнавшийся Рим, ему надо пройти через страдания, чтобы окрепнуть, но если Риму будет грозить полное уничтожение со стороны этрусков, то Клузий непременно защитит его и не станет объединяться со своими соотечественниками, ибо иначе погибнет сам. Таков священный долг Клузия, и даже боги сходили как-то на землю, чтобы подтвердить это. Единственное напоминание о таком соглашении сохранилось в условиях заключения торговых сделок; ни одна из них не может быть совершена римлянином, если в документ не включены следующие слова: «Это земля Порсенны», или «Это дом Порсенны», или «Это собственность Порсенны». Недаром же когда-то Рим со всем движимым и недвижимым имуществом принадлежал Ларсу Порсенне.
