Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка
— Я люблю тебя! Я так тебя люблю! — выдохнула она, когда он оставил ее губы, чтобы поцеловать набухший от желания сосок.
В глубине ее существа рождались такие восхитительные волны радости, что Эрмин не смогла сдержать крик. Он заметил, как напряглось ее тело, и ни на мгновение не отрывался от нее, подводя к экстазу. Руки его и обжигающе горячие губы неутомимо ласкали каждый сантиметр обожаемого тела.
— Мин, Мин, — повторял он, глядя на нее. — Ты моя любимая женушка, самая красивая, самая нежная. Огонь освещает твое тело, самую красивую ракушку в мире!
— Тошан, будь со мной, — позвала она. — Иди ко мне!
Он лег на нее, теплый и тяжелый. Его член коснулся темного треугольника внизу ее живота. С тысячей предосторожностей он вошел в нее. Она коротко вскрикнула от боли.
Где-то далеко выли волки. Белая сова села на ветку самой старой лиственницы и стала смотреть на огонь.
Глава 18. «Там где вихрем кружит вода…»
Поляна, окруженная лиственницами, 26 декабря 1931 года
Казалось, эта ночь никогда не закончится. Эрмин не помнила, где она, кто она… Много часов подряд их с Тошаном тела сливались, познавая друг друга, — кожа прикасалась к коже, пальцы сплетались с пальцами, губы терзали губы бесконечными поцелуями… Она только что еще раз пережила момент наивысшего наслаждения и услышала сладострастный стон своего мужчины. Они не могли оторваться друг от друга. Их объятия бывали нежными, потом — страстными, а на вершине обоюдного удовольствия — почти ожесточенными.
Момент, когда она стала женщиной, казался ей очень далеким. Она с удовольствием пережила бы заново эту боль, чтобы еще раз ощутить неизведанное ранее наслаждение, которое за ней последовало, — мгновения, когда они стали единым целым, умирая от счастья, ей не забыть никогда.
«Он во мне, и мы — одно, наши души вибрируют вместе, как если бы моя кровь текла по его венам, а его — по моим…» — думала она, приходя в себя.
— Тебе не холодно? — спросил он шепотом.
— О нет, я вся горю, — ответила она, целуя его в плечо. — Ты меня согреваешь.
Он держал ее в своих объятиях, но при этих словах прижал к себе еще крепче. Эрмин не помнила, когда Тошан перенес ее в сани, подложил под голову узел и укрыл одеялами.
— Мы увидим рассвет, — сказал Тошан. — Солнце появится между теми двумя лиственницами, вон там. Наше первое утро, наш первый рассвет. Я крепко тебя люблю, моя дорогая Мин.
— А я люблю тебя еще крепче, — отозвалась она.
Он положил в костер влажное полено, которое защищало угли и понемногу высыхало.
— Хочу подогреть кофе. Я сильно проголодался. Намного сильнее, чем вчера вечером.
— Побудь со мной еще, у нас много времени.
За несколько часов любовных игр Эрмин позабыла слово «стыдливость». Она больше не сжималась в комок под обожающим взглядом мужа, который успел вдоволь налюбоваться ею, с головы до ног.
— Маленькая дикарка! — пошутил он. — Нужно подбросить дров в костер, отпусти меня!
Но она в ответ засмеялась и легла на него сверху, сжав между коленями его бедра, прижавшись грудями к его торсу. Провокация возымела желаемый эффект: Тошан, придя в возбуждение, приподнял ее за талию, чтобы ввести член. Им так понравилась перемена позиции, что наслаждение пришло очень быстро, почти молниеносно.
Внезапно собаки заворчали, словно почуяли чужака.
— О нет! — выдохнула Эрмин. — Неужели кто-то нас выследил?
И она спряталась под одеялом. Юноша сел и осмотрелся.
— Смотри, Мин! — шепнул ей Тошан. — Смотри скорее!
Девушка вынырнула из своего укрытия. Лес утонул в сиреневатом свете утра. Словно гигантское привидение, склоняясь под весом своих рогов, между деревьями медленно шел лось. Обледеневший снег хрустел под его копытами.
— Старый отшельник, — шепнул Тошан.
Размер животного поразил Эрмин. Лось был намного крупнее лошади. Похоже, лай маламутов его рассердил, потому что он повернулся и рысью побежал прочь, покачивая массивной головой, отягченной некрасивой шишкой в области ноздрей.
Тошан воспользовался моментом и ускользнул от своей молодой супруги. Обнаженный, он стоял у костра и подгребал угли палкой. Потом, прихватив жестяную банку, он пошел к источнику за водой.
— Как ты не мерзнешь, ведь на улице мороз? — крикнула ему вслед Эрмин.
— А ты сама попробуй! — ответил он. — Давай! Дыши глубоко, бегай, прыгай!
— Без одежды и босиком? — воскликнула она.
«Он испытывает меня — мою выносливость, мою смелость, — сказала она себе. — И в моих интересах пройти испытание, ведь моя свекровь может иметь такие же привычки…»
Эрмин не в первый раз с опаской думала о крещеной индианке, которая дала жизнь ее красавцу Тошану и с которой ей предстояло вскоре познакомиться.
«Я должна доказать ей, что я не мокрая курица!» — решила она и выпрыгнула из своего теплого шерстяного гнездышка.
Сначала она ничего не почувствовала, потому что тело разогрелось в любовных утехах, но стоило ногам коснуться затвердевшего снега, как по телу пробежала волна холода. Еще секунда, и она отказалась бы от своего намерения…
Но тут она услышала зов Тошана. То, что Эрмин увидела, ее ошеломило: Тошан обливался ледяной водой.
— Иди сюда! Если сделаешь, как я, всю зиму не будешь мерзнуть!
Эрмин побежала к нему, представляя, что со стороны выглядит весьма соблазнительно. Она ощущала, как двигаются ее груди и ягодицы, и это было приятно.
— Мин, твое тело и правда похоже на ракушку! — крикнул он. — Белое, как перламутр!
Он несколько раз облил ее ледяной водой и хорошенько растер. Сперва она душераздирающе кричала, но скоро ощутила, как под кожей разливается живительное тепло.
— Ты прав, мне теперь совсем не холодно, — удивилась она.
Огромный оранжевый шар солнца поднимался по небу, рассеивая серые сумерки. В розоватом свете зари Эрмин увидела следы, оставленные огнем на теле ее возлюбленного, — в районе поясницы, на ягодице и бедре. Светло-розовые шрамы выделялись на фоне красноватой атласной кожи. Растроганная, она прижалась к нему и стала целовать его грудь.
— Мой любимый муж… — прошептала она.
Он подтолкнул ее обратно к костру.
— Нужно поскорее одеться. Поедим немного — и в путь!
Девушка свернула свой свадебный наряд и снова оделась «мальчиком» — натянула теплые штаны и толстый свитер. Потом налила себе кофе и разложила на камне возле огня булочки, чтобы они согрелись.
— Мне нравится такая жизнь, — объявила Эрмин. Ее голубые глаза с обожанием смотрели на мужа.
— Не знаю, что бы я делал с женой, которой не понравилась бы такая жизнь, — ответил Тошан.
— Но потом мы ведь будем жить в доме?
Он посмотрел на нее, и лицо его стало серьезным.
— Нет. Зачем нам дом?
Эрмин не смогла скрыть своего замешательства, и он рассмеялся.
— Я шучу, певчая птичка! Мои дети родятся не на лесной опушке. У нас будет дом.
Больше на эту тему они не говорили. Складывая карту региона, Тошан обрисовал Эрмин их маршрут.
— Нам нужно попасть в порт на Перибонке, но я предпочел бы проехать вдоль берега озера Сен-Жан, подальше от поселков. Мы едем на север.
— Ты волен везти меня куда угодно, — сказала она. — Я никогда не уезжала из Валь-Жальбера, разве что в Роберваль. А за тобой я пойду на край света!
* * *До Перибонки — поселка, расположенного в устье одноименной реки — они добрались меньше чем за двое суток. Стояла холодная сухая погода, поэтому они старались проехать как можно больше за короткие, но солнечные дни. Ночью температура падала до минус двадцати. Укрывшись одеялами и мехами, они прибегали к лучшему на свете способу согреться.
Этот странный медовый месяц изменил привычки Эрмин. Она перестала смотреться в карманное зеркальце и без отвращения намазывала медвежьим жиром нос и губы. Второпях разжигать костер вечером на привале казалось ей забавной игрой.
Она всегда с нетерпением ждала наступления ночи. Эрмин была до потери сознания влюблена в своего мужа, и их взаимное влечение усиливалось с каждым днем. Немало времени они проводили и у костра за разговорами. Тошан рассказывал о счастливом детстве в доме родителей и о печальном периоде, когда он жил воспитанником в приюте у монахов в Кеногами. Она в деталях рассказала ему историю своих родителей, умолчав лишь о постыдном прошлом Лоры. Открыв для себя прелести плотской любви, Эрмин на многие вещи стала смотреть по-иному. Теперь она лучше понимала, какие муки приходилось терпеть матери, против собственной воли отдаваясь чужим мужчинам.
Тошан сожалел о кончине Жослина и искренне восхищался силой характера Лоры. Единственное, что он ставил ей в упрек, — это то, что она разбогатела без всяких усилий со своей стороны.
