Дмитрий Мищенко - Лихие лета Ойкумены
«Не спеши, — урезонивает себя княжич. — Забыл разве, как недавно было от того, когда хотел улететь? Радуйся, молодец, роскошью земли, она не хуже поднебесной».
Только мысль и способна на такое: только радовался Светозар чарами неба, уже опечаленный. Ибо перенесся помыслами на другие земли и увидел другие видения.
«Смогу ли когда-то забыть их? Неужели против того, что испытал там, на Дунае и в Придунавье, пережил под мечами и стрелами аварскими, и время бессильно? Не может быть. Дух во мне не убили, я еще воспряну духом!»
Переворачивается Светозар с боку на бок, силится избавиться от них, видений, что были реальностью, и зрелища, что является сейчас чудом, а прогнать не может. Приходят и приходят в мысли, будят воображение и гонят от него сон.
«Разве встать, оставить ложе? А что это даст? Куда денусь от мыслей о том безлетье, как и от безлетья, что так надежно засело в мозгах?»
Напрасно князь Радим жаловался, провожая брата, где возьмет он, и его путники еду и везде ли возьмут за ногаты. Воины его добывали ее очень просто: там добудут зайца или косулю, там утку или гуся, которых вон, сколько водится по озерам и речным поймам. А сегодня проснулся княжич и первое, что увидел — дружинники хлопотали у выловленной на рассвете рыбы.
— Кому же это боги послали такой щедрый улов?
— Всем, княжич, ибо все будем смаковать уху и это вскоре.
— А все же ловил кто-то один, ну, два.
— Сегодня один, завтра будет ловить другой. Кому выпадает присматривать за конями, лагерем, тот должен заботиться и о еде. Чего зря тратить время?
Смаковали долго и досыта, ибо знали: дальше пойдут леса и леса. Натолкнутся ли в них на земные блага, которые станут для них пищей, одни боги знают. Ко всему же другой землей будут отправляться — Улицкой, к другим людям. Это уж как доберутся до Втикача и загостят у брата Богданки, меньше всего будут думать, чем насытиться. Вон сколько лет не выделись, считай, с того самого дня, как прощались с отцом. Да, с того самого. Тризна по умершему была громкая. Вся земля хотела удостоить князя Волота честью и отдать достойное его деяниям в Тиверии уважение. Поэтому гонцы гнали коней на все четыре стороны света, отправлялись и к князю Богданке на Втикачи. С тех пор много лет прошло, маму похоронили уже. Будет о чем говорить с братом и за столом, и после стола. Если то, что говорит о Келагасте Радим, правда, должны сплачивать силу, которая поставила бы князя дулебов на место или устранила бы, как такого, который посягает на святая святых в общности антов: быть каждому князю, как и каждому народу, господином на своей земле неподвластным другому князю, пусть он будет и князем-предводителем или князем-отцом.
Чем дальше на север отправлялась Светозарова ватага, тем тверже становилась у каждого из ватаги мысль: здесь, в северских селениях, анты живут лучше, чем там, в южных. Когда миновали уличей и встретились с первыми жилищами втикачей, совершенно уверены уже были: все-таки лучше. Вон, какие светлые и весело разрисованные дома имеют, сколько кур, уток, гусей во дворе каждого и вне двора. И свиньи бродят вне жилищ целыми выводками, и скот выпасается стадами.
«Это потому, что втикачи лучше, чем наши, южные поселяне умеют хозяйничать? — спрашивает себя Светозар и сразу же противоречит себе. — Да нет, это потому, что народ здешний давно не знал ратного вторжения чужеземцев, что князья этих земель меньше тратят ногат на содержание дружины и реже ходят на полюдье. У нас, на Тиверии, от дыма князю дай, и от сохи, от угодий дай, и от бортей также дай. А у Богданки, видно, меньше обязанностей, так и народ живет лучше. Недаром же он хвастался, будучи на Тиверии: „Не все нашел, ведя отселенцев в мир, но кое-что нашел все-таки. Народ мой не стоит вне ратных повинностей антской общности, это так, однако земля моя не знает опустошения, что оставляют после себя вторжения чужаков. А это надежная опора для благодати“».
Должен спешить Светозар, чтобы добраться сегодня в Богданов Детинец, отдохнуть после долгих странствий в его доме. Однако не спешит, останавливается чуть ли не в каждом, что попадается на пути, жилище, беседует с поселянами, приглядывается к быту людей втикачских. Воинов начинает смущать это.
— Если так будем отправляться, — отмечают — ночь застанет в пути.
— Не беда. Здесь уже свой народ. В любом жилище заночуем.
Все радовались им на Втикачах, потому что помнили еще: они с Тиверии. Однако заметнее, чем другие, прижималась к Светозару молодое поколение втикачское. Потому что Светозар умел повести с ней речь. Тем расскажет о землях, в которых бывал, о людях, с которыми был знаком; тем, поиграет на гуслях, и споет о судьбе человеческой. А на пение всякий придет и стар и млад, пение, не надежнее ли всего, соединяет его с поселянами.
— Не зовет Тиверия? — интересуется у старейших, тех, что переселялись вместе с Богданкой.
— Когда-то звала, и очень, — отвечают задумчиво, — теперь перестала звать.
— Почему так?
— Кровных, что больше всего звали, не стало, умерли уже, те, что есть родичи другие, забылись. Право, потому что кровь уже не та, и зов не тот.
— А земля? Дары-удовольствия ее с юношеских лет?
— Это как сон. Да и то берите на заметку: других должна утешать — детей, внуков. До земли этой приросли уже сердцем. Щедрая она для нас, людей. К такому нельзя не прирасти.
— Ну, а князь? Как князь обращается с поселянами, не обижает?
— Прикуси язык, молодец. Князь у нас достойный сын отца своего. И повинностями не перегружает, и на пути к развитию не стоит.
— Вы сказали: достойный сын отца своего. Князя Волота имеете в виду?
— А то кого?
— Не сердитесь на него за то, что привел в свое время с родной земли, оторвал от кровных?
— Дела людские, сын мой, измеряются не одним поступком. Порочным был бы тот, кто мыслил бы именно так. А князь Волот много добра делал своей земле, как и людям. Ты молод и, право, не знаешь: властелины хотели отдать его в жертву богам за то, что стоял на стороне народа. Мы помним это, как и то, кстати, не князь Волот выгнал нас из отчей земли, — выгнало безлетье.
— Вот как! Спаси бог тебя родич, за добрую память об отце, как и за мудрую речь. Теперь я буду отправляться к брату с чистым сердцем.
Добрался до него все-таки не в тот — на следующий день и застал не в мирном отдыхе: был среди строителей, которые возводили стену вокруг стольного Городца на Втикачи. Не мог не узнать его, однако и удивился немало, узнав: Богданко заметно поседел и отяжелел в поступи, даже, не о князе говоря, ссутулился, убрал голову в плечи.
— Челом тебе, княже! — поздоровался. — Или не узнаешь, что за гость к тебе?
Смотрел прищуренно-пристально, как все, кто плохо видит уже, все же недолго.
— Что из рода отца моего, — засветился, наконец, — что сын княгини Миловиды, вижу, а который из них, ей-богу, не признаю. Не Светозар ли часом?
— Он, брат Богдан.
Ловко спрыгнул с кобылицы, подошел и поцеловался с ним трижды, как обычай велит.
Расчувствовался князь. Забыл о строении, даже о том, что со Светозаром были другие тиверцы, — обнял за крепкие молодецкие плечи и показал на Детинец, терем в Детинце.
— Прошу брата и долгожданного посланца с отчей земли в дом. Как хорошо, что ты задумал меня навестить.
— Я не один, — напомнил про воинов и путников своих Светозар.
— А так, так, — обернулся к всадникам. — Прошу всех в дом. Там, — показал на дальнюю застройку, — поставьте коней и заходите, гости дорогие, на хлеб-соль, на беседу застольную.
Столы княжеские гнулись в тот день от блюд, напитков и за столами было с кем вести беседу. Кроме князя Богдана и княгини Зорины, тоже седой, как если бы голубка, однако живее и не такая наклонная, как муж ее, были некоторые из мужей втикачских, очевидно, те, что ближе всего стоят к князю, был весь Богданкин род: сыновья с женами, дочери с мужьями, те из детей их, которые достигли уже отроческого возраста.
Беседа была привычной: хозяева расспрашивали о Тиверии, о тех из тиверцев, кого они помнили еще, гости делились тем, что видели, отправляясь из Тиверии. Но вот речь зашла и про втикачей, их землю, ставшую уже известной не только в Тиверии.
— Хвалит тебя, брат, народ твой.
— Так даже?
— Правду говорю.
— За что это?
— За то, что по правде живешь с ним, не обираешь, как другие.
— Смотрите, — засмеялся князь и кивнул мужам своим. — Даже такие есть. А на сборище вечевом не то кричат. Когда повел речь о сооружении крепостей в княжестве, пупы рвали некоторые возражая!
— А зачем действительно вздумал строить их? Живите вон, сколько лет в мире и сейчас угрозы вторжения не видно.
Князь задержал на Светозаре удивленные глаза.
— И ты туда же? По-твоему, тогда надо заботиться о неприкосновенности земли, когда заволочет небо и будет угроза, что грянет гром? Нет, брат, это будет халатность. Покойный отец наш — пусть будет доброй память о нем — не тому учил. Забота о крепостях по Дунаю, Днестру была его первой и последней заботой.
![Анатолий Фоменко - Книга 1. Античность — это Средневековье[Миражи в истории. Троянская война была в XIII веке н.э. Евангельские события XII века н.э. и их отражения в истории XI века]](/uploads/posts/books/216679/216679.jpg)