Садриддин Айни - Рабы
Конюхи резали клевер.
На ослах и в носилках разносили удобрения к узким межам, куда не могла добраться арба.
Но на одном из участков колхозники собрались, занятые оживленным разговором.
Говорили горячо, волнуясь, словно решая чью-то судьбу, словно вынося приговор кому-то, кого было жаль сурово наказать, чьему поступку не могли подыскать ни оправдания, ни объяснения.
Сафар-Гулам обходил этот участок с агротехником.
Хлопок на этом участке взошел так редко, что среди всего поля один этот участок виден был издалека, словно на пушистом зеленоватом ковре моль выела весь ворс до основы.
Сафар-Гулам озабоченно говорил:
— Ведь мы уже пересеяли это поле. Это второй посев. Первый посев еще реже вышел. В чем тут причина?
— Земля та же, что и везде. Семян особых на этот участок не выделяли. Значит, дело в сеялке. Думаю, отмер у сеялки слишком опустили, поэтому семена ушли в землю глубже, чем надо. Часть из них в глубине сгнила. Другая часть проросла, но редко. Кто у вас работал на сеялке?
— Вот этот парень, — показал Сафар-Гулам на Хасана Эргаша.
Хасан стоял молчаливый, бледный, озадаченный.
— Ты чей сын? — спросил агротехник.
— Мой! — твердо ответил Эргаш, стоявший среди колхозников.
— Большой у вас сын. С отца ростом. Сафар-Гулам ласково посмотрел на Хасана:
— Он у нас комсомолец, активист.
— Поди сюда! — позвал агротехник. Хасан невесело подошел.
— Ты хорошо знаешь, как надо налаживать сеялку? Учился?
— Учился.
— Перед работой ты осмотрел ее?
— Да, осмотрел. Она была в порядке. Когда я осматривал ее, там и Хамдам-ака со мной был. Она была в порядке!
Хамдам-форма подтвердил, глубокомысленно крутя ус:
— Он правильно говорит, — сеялка была в порядке. Это какая-то сумасшедшая сеялка. Я в прошлом году сам на ней сеял. И у меня была та же история. И я тогда ее проверял. И у меня она в порядке была.
— Может, она испортилась во время работы? — предположил Шашмакул.
— Сеялка может сама испортиться, но отмер не может! — ответил агротехник. — Виноват либо Эргашев, либо кто-то другой, вредивший за спиной Эргашева во время работы.
Один ус у Хамдама опустился.
Побледнев, Хамдам, озабоченно взглянув на небо, сказал:
— Ого, почти полдень! Надо мне идти, а не то не успею выполнить норму.
Но Шашмакул его остановил:
— Ты член комиссии. Пойдешь после проверки. Сафар-Гулам спросил агротехника:
— Пересевать еще раз уже поздно? Что же делать? Может быть, прогалки засеять по старинке, с мотыгой?
— Так оставлять жалко: много земли пропадет. Надо засеять: так если не хлопок, то хоть курак[146] будет. А может, при удачной осени, и хлопок поспеет, — ответил агротехник.
Хамдам возразил:
— Я бы уничтожил весь этот хлопок и весь участок засеял бы джугарой. Джугары мы отсюда мешков сто соберем. А нашему хлопковому плану это не помешает. Урожай и так у нас выйдет вдвое против прошлогоднего.
Юлдашев нахмурился:
— Вредительская идея. Шашмакул заступился за Хамдама:
— Почему вредительская? Член комиссии вносит предложение. Надо обсудить, а не затыкать ему рот.
Вперед выступил Садык:
— Можно мне сказать?
— Конечно!
— Мы в прошлом году сделали ошибку, когда из-под мотыг засеяли пустые места. Всходы позднего посева и сами не выросли, и ранним мешали расти. На этих неровных посевах трудно было и поливку и окучку так подгадать, чтоб и тому и другому потрафить. И что вышло? Вместо того чтоб снять с того поля тысячу шестьсот килограммов с гектара, как планировалось, этого смешанного хлопка нам едва-едва удалось по тысяче килограммов собрать. Да труда сколько потратили попусту!
Шашмакул перебил его:
— Что же вы предлагаете?
— Погодите. Я еще не сказал «дад».[147]
— Что это за «дад»? — спросил агротехник у Сафар-Гулама. Сафар-Гулам улыбнулся:
— Однажды один мулла спросил юродивого Машраба: «Как твое имя?» Юродивый, заикаясь, ответил: «Худа». Муллы кинулись на юродивого и принялись его бить, крича: «Богохул!» Но юродивый закричал: «Стойте! За что вы меня бьете? Я хотел вам ответить, что имя мое Худадад! А вы, суетливые муллы, не даете человеку слово досказать!» Вот это у нас и стало поговоркой, когда просят сперва дослушать.
— В таком случае договори свой «дад», — сказал агротехник Садыку.
— Надо оставить хлопок, как он есть. Надо только поработать над ним. Окучить его не четыре раза, а раз пять или шесть. Следить, чтоб сорняков не было. Кроме минеральных удобрений, подсыпать золы. Он тогда разветвится, раскинется, займет ветвями эти прогалки и даст с каждого куста вдвое больше коробочек.
Все дело только в том, чтоб на этом участке не жалеть сил, поработать, как надо. Потратим сюда вдвое больше труда, соберем и хлопка вдвое больше. Вот мой «дад».
Шашмакул сердито спросил Садыка:
— Вы ручаетесь, что с каждого гектара здесь мы получим по тысяче восемьсот килограммов?
— Если б я сам здесь работал, я б поручился за две тысячи четыреста.
— Если будет меньше, чем вы сказали, мы вас обвиним в надувательстве. Даже во вредительстве.
Юлдашев удивился:
— Что это за угроза? Пугать опытного колхозника, когда он вносит дельное предложение?
Агротехник сказал:
— Я поддерживаю Садыка-ака. Его мысль правильна. Предлагаю поручить этот участок бригаде Садыка.
— Остаюсь при своем мнении, — проворчал Шашмакул. Комиссия тут же решила закрепить этот участок за Садыком.
Поручили Садыку самому подобрать себе людей на помощь из тех колхозников, кого он захочет привлечь к этому делу. Председатель комиссии Сафар-Гулам сказал:
— С этим вопросом покончено. Теперь пойдемте поглядим хлопок, у которого сохнут корешки и макушки.
Пошли дальше по узкой мягкой борозде.
Сафар-Гулам увидел Хасана, понуро шедшего вслед за комиссией, и сказал ему:
— Ты иди делай свое дело. Запрягай культиватор и выезжай на поле.
Хасан Эргаш, оживившись, пошел к своим машинам. Агротехник спросил:
— Эту землю вспахали с осени? Председатель комиссии ответил:
— Да.
— Трактором?
— Да.
— А поливали зимой?
— Да.
— Местные удобрения давали?
— Давали.
— И минеральные?
— И минеральные.
— По скольку на каждый гектар?
— По вашему указанию. Семьдесят два килограмма на гектар.
— А на той земле?
Агротехник показал на соседний участок с бледной листвой.
— И там сделали все, как и здесь, и в одно время с этим участком. Все в одно время — и окучка, и полив, и удобрения.
— Если верно все, что ты говоришь, то можно подумать, что этот хлопок пострадал либо от божьего гнева, либо от козней дьявола! — рассердился агротехник. — Так не бывает, чтоб соседних два участка, одновременно засеянные, одинаково обработанные, дали разный рост растений. Тут что-то не так!
Хамдам-форма торопливо сказал:
— Я думаю, тут дело в минеральных удобрениях. Я слышал, что в Гиждуване от минеральных удобрений погибло много хлопчатника.
Прядильщик Гафур спросил Хамдама:
— Тогда скажи, почему эти удобрения не повредили моему хлопку?
