Скала альбатросов - Альберони Роза Джанетта

Чья-то рука коснулась ее плеча. Она открыла глаза. Рядом с ней на коленях стоял священник.

— Что случилось с тобой, дочь моя? Могу ли помочь тебе? — седой, благостное лицо, говорил ласково, по-отечески.

Арианна встала перед ним на колени.

— Спасибо, падре. Но вы не можете помочь мне, только Бог способен сделать такое сейчас.

— Бог поможет тебе, я уверен. Обрети веру, и увидишь, Он поведет тебя.

— Я обрету ее.

Арианна поднялась и, опустив голову, вышла из церкви. Всевышний услышал ее молитву, подумала она, это был его знак. Благодарю тебя. Господи! И тут зазвонил колокол. Пробило шесть часов.

Как поздно! Марко, наверное, совсем перепуган. Арианна заторопилась. Вспомнила, что с тех пор, как мальчик повредил ногу, в бреду он звал только ее. Кто знает, как ему сейчас страшно. Она отсутствовала несколько часов. Эта мысль торопила ее, придавала неведомую доселе силу. Не помня себя, она устремилась дальше.

Наконец каким-то чудом она добралась до площади, где находился ее дом. Сил уже не оставалось совсем, кое-как она доплелась до фонтана, прислонилась к его каменной ограде, опустила голову и закрыла лицо руками. Не верилось, что это не снится и действительно ее дом рядом. Да, это он, вот и Марта показалась в окне. Ноги Арианны подкосились, и она упала.

Через какое-то время она почувствовала, что Марта и Джузеппе подняли ее и несут домой, кладут на диван в гостиной. Она приподнялась.

— Нет, не беспокойтесь, только дайте воды. Воды, очень хочу пить!

И жадно осушила стакан с водой, который подал Джузеппе.

— Как он? Как Марко?

— Подожди, успокойся сначала, — сказала Марта. — Все как прежде. Я дала ему немного лауданума [66], и мальчик заснул.

— Пойдем к нему.

Марко крепко спал. Лицо у него было красное, вспотевшее. Арианна подошла ближе. Набравшись мужества, приподняла простыню и в ужасе отшатнулась. Нога чудовищно распухла и посинела, особенно выше колена. Арианна постаралась успокоиться и рассмотрела получше.

Гангрена? Она даже не знала, что это такое. Слышала только, что при гангрене приходится ампутировать ногу, но она же не способна это сделать. А если не гангрена, если всего лишь воспаление, нарыв?

— Что это, как ты думаешь? Гангрена? Или нарыв?

Марта заплакала.

— Не плачь. Постарайся лучше вспомнить, что говорил фра Кристофоро.

— Не помню. Никогда не видела гангрену. Не случалось в моей жизни такого. А когда возникал нарыв, фра Кристофоро резал вот так, — и она показала, где именно.

— А чем резал?

— У него был очень острый ножичек, им он и делал разрез. Оттуда выходил гной.

— По-твоему, это нарыв?

— Похоже, но такой большой! Боже милостивый, какой огромный! Несчастный ребенок!

Тут вошла Антониетта, жена Сальваторе, и спросила:

— А доктор придет?

— Нет, не придет, — ответила Арианна. — Скорее, Антониетта, сходи на кухню и принеси небольшой, но очень острый нож. Самый острый, какой только есть. А ты, дорогая, постарайся вспомнить, что делал фра Кристофоро, чтобы обезболить?

— Он использовал разные травы, а также лауданум.

— Эта настойка у нас есть. Пойди отыщи ее, принеси горячей воды и бинты, побольше бинтов.

— Но что ты собираешься делать?

— Вскрыть нарыв, как делал фра Кристофоро, — она произнесла это так решительно, словно операция для нее самое обычное дело.

Марта посмотрела на нее, широко раскрыв глаза, и молитвенно сложила руки.

— О боже, дорогая, такое невозможно!

— Или я сама оперирую его, или мой сын умрет!

— Но как ты можешь это сделать, даже у врачей не всегда хватает мужества проводить операции собственным детям.

— Поскорее принеси все, что я велела. И не волнуйся. Ты знаешь, когда захочу, я все могу. И сделаю операцию не хуже врача. Вот увидишь, — она произнесла это с сарказмом и с улыбкой.

Марта была потрясена, но поняла, что в столь решающий момент Арианна взяла на себя некую роль, и в этом была ее сила и ее защита. Она всегда поступала так, когда приходилось сталкиваться с чем-нибудь ужасным, с чем-то неприятным, страшным, угрожающим. Она сумеет войти в роль и сделать то, что должен сделать врач, будто все происходящее касается кого-то другого, а не ее самой. Именно так ведет себя актер, вживаясь в образ своего персонажа.

ИНТЕРМЕЦЦО

На следующее утро я чувствовала себя усталой и растерянной. Наверное, все из-за последнего рассказа Виргилии, особенно его финала. Трагическая история молодой женщины волновала меня все больше и больше.

Я отправилась погулять. Дул сильный северный ветер, по небу быстро бежали тучи, и солнце лишь изредка выглядывало из-за них. Я направилась по дороге, что шла через селение Сан-Домино и тянулась по южному берегу моря. Моя карта показывала, что в каком-то месте дорога раздваивается — одна ее ветвь ведет к хижине отшельника, а другая спускается к Фиалковому гроту.

И все же я заблудилась. Долго бродила по незнакомым местам, но так и не могла выбраться на основную дорогу. Иногда море оказывалось далеко внизу, а то и совсем исчезало из виду. Порой мне казалось, холм полого уходит вниз, как вдруг я обнаруживала, что подошла к пропасти.

Наконец мне попалась более или менее протоптанная тропинка, которая вела по живописному лесу. Стало тихо, и я решила, что нахожусь в низине, надежно укрытой от северного ветра. Вышла на просторную поляну, откуда хорошо просматривалось море, и хотя день стоял хмурый, здесь я почувствовала себя спокойно, как бывает, когда во время грозы укрываешься в надежном месте.

Слева, ближе к берегу, находились остатки какого-то строения. Казалось, тут стоял некогда языческий храм. Я слышала, где-то на Тремити сохранились руины дома Юлии, внучки императора Августа, которая умерла здесь в изгнании. Может, это они и есть?

Я подошла ближе и поняла: что бы тут ни было в прошлом, почти все рухнуло в море. За многие века волны подточили почти все известняковые скалы — основание острова, — и однажды большая часть холма обрушилась в море. Аббатство на Сан-Никола, не будь оно укреплено огромными контрфорсами и ограждено от моря бетонными кубами, тоже наверняка рухнуло бы и навсегда ушло под воду. Здесь же, видимо, когда-то стоял древнеримский дворец или вилла в классическом стиле. Сохранились две разбитые колонны из белого каррарского мрамора. Все остальные детали строения давно растащили на другие дома.

Сильный порыв ветра взъерошил мне волосы, играя прядями, закрыл лицо.

Как я попала сюда? Перепутала направление?

Я решила сойти вниз, где поспокойнее, обошла руины справа и заметила остатки незнакомой старинной дороги. Отсюда море было видно до самого горизонта — светлое, как зеркало, гладкое, а в центре возвышается скала. Похоже, кто-то загорал там или купался. В такой-то холод, удивилась я, к тому же солнце скрыто за тучами. Недвижная фигурка была, однако, не в купальнике, а в белом платье.

Я помахала ей, и женщина также махнула мне в ответ на мое приветствие. Поеживаясь от налетевшего порыва ледяного ветра, я хотела было крикнуть: «Что вы там делаете в такой холод?» — но поняла, что она не услышит меня.

В поисках более защищенного места я вернулась наверх. Дорога почти сразу ушла в сторону, и впереди опять открылись море и скала. Но женщина в белом исчезла.

Не знаю почему, но мне почудилось в этом что-то странное, мистическое, и меня охватил настоящий ужас. Что за женщина находилась на скале? И действительно она была там или это всего лишь галлюцинация? А как я очутилась здесь, возле руин?

Внезапно все вокруг показалось очень мрачным. Солнце вовсе скрылось за тучами, ледяной ветер дул сильнее. Я побежала, стараясь поскорее вернуться в гостиницу. Мне стало страшно, я опасалась, что пойдет дождь. И в самом деле вскоре упали первые крупные капли, которые кололи, как иголки.

Я бежала вверх, задыхаясь. Наконец мне показалось, я нашла дорогу пошире, но глаза мои были затуманены дождем и страхом. Сколько времени я поднималась? Не могу вспомнить. Во всяком случае, долго. Потом дорога пошла под уклон, должно быть, вела в селение. Я обрадовалась, побежала быстрее и вдруг, закричав от ужаса, вцепилась в дерево, возле которого оказалась, — передо мной разверзлась невероятно глубокая, страшная пропасть. Далеко внизу бурлило море, волны отчаянно бились о скалы, взметая белые ворохи брызг. Как ужасно — еще шаг, и я полетела бы вниз с высоты пятидесяти или даже ста метров.