Игорь Генералов - Святослав (Железная заря)
Тёмная ночь давно окутала огромный ромейский стан, но гости, разогретые вином, видимо, пока не собирались уходить. Калокир несколько раз нанимал и распускал слуг, ибо содержать было их уже не на что. День назад двое слуг вернулись, так как идти им больше было некуда, а херсонец, по меньшей мере, их кормил. Теперь они разливали вино по глиняным чашам мужичью, презрительно кривя губы, вспоминая пышные пиры времён Никифора. Калокир с сожалением смотрел на догоравшую витую свечу, считая минуты, когда гости уйдут. А те болтали без умолку уже между собой, не обращая внимания на то, что хозяин их не слушает.
Вино развязывает языки и Калокир вдруг не пожалел потраченные средства на угощение смердов. Те говорили о людях, ходивших через узкие тропы-клисуры, ведущие через непроходимые места от Адрианополя к Преславу. Людей посылали тайно.
Клисуры раньше охранялись фракийскими болгарами и, если вести через них войско, какое бы большое оно ни было, пройти и не быть битыми охраной там было невозможно. Из разговора Калокир понял, что проходы больше никто не сторожит. Подкупил ли Цимисхий охрану, или Свенельд попросту ждал ромеев на старой торговой дороге, огибающей гиблые метста, было уже всё равно. Император решался на отчаянный шаг, в другое время ставший бы ему обязательным поражением.
Сон сняло как рукой. Едва дождавшись, пока гости уйдут, херсонец велел удивившимся слугам собираться в дорогу. Всё оставшееся имущество влезло в перемётные сумы. Даже не взглянув на ютившее его столько времени жило, Калокир тронулся в путь. Стан не спал даже ночью: ржали кони, ходили какие-то люди, далёкий Адрианополь светился огнями. Охраняющие стан керкиты [86] не задержали его, отворив рогатки. Вскоре густая тьма заключила беглецов в объятья.
Ехали быстро, останавливаясь на короткие днёвки, где сминали чёрствые лепёшки, запивая кислым молоком. Их несколько раз останавливали воины в потрёпанных доспехах, с нечищеным оружием, похожие на бежавших с поля боя и спрятавшихся в лесах стратиотов, что не прочь ограбить проезжающего путника. Охранная грамота патрикия делела своё дело и воины теряли к нему интерес, даже не спрашивая куда и зачем он едет, что указывало на то, что люди Цимисхия уже здесь появлялись.
В Преслав он въехал за девять дней до Пасхи, усталый и почерневший с дороги. Свенельд хмуро выслушал гостя, который рассказывая, постоянно повтрял, то ли сожалея, то ли потаённые мысли сами лезли на язык: «Назад мне дороги нет».
— Когда, мыслишь, подойдут? — после раздумчивого молчания спросил Мстислав.
Калокир потёр пальцами веки и, усталыми, будто пьяными, глазами посмотрел на воеводу.
— В святую Пасху воевать нельзя, — сказал он, — а значит, ждать базилевса нужно дней через пятнадцать.
Весь в своих мыслях, Свенельд свёл брови к переносью.
— Значит, я успею выбить с проходов изменивших нам людей и запереть их самому, — вслух размышлял он, — рать с ближайших градов тоже соберу.
Херсонец вдруг замотал головой, будто отгоняя наваждение.
— Я когда уходил, рать была уже готова. Боюсь ошибиться я, воевода. Но если всё же Цимисхий не придёт раньше Пасхи и ты успеешь захватить клисуры, то ромеям придётся плохо.
В Преславе уже начали говорить о подходящих ромейских ратях. Слух быстро перекинулся в окрестности и сёла на глазах начали пустеть. В столицу день и ночь везли возы, гнали скотину. Свенельд больше всего боялся, что, как и в Переяславце, при приближении врага появятся переветники. Он на всякий случай запер царя Бориса во дворце, запретив ему покидать его и приставил к царю стражу. Боярин Яким, деловой суровый воевода, заразительной решительностью успокаивал Свенельда:
— Не продадут наши, даже если ты уйдёшь, не сдадутся ромеям.
И действительно, в Преслав шли и шли мужики, готовые насмерть драться за свою землю, и тесно уже становилось на улицах от ратных, что, располагаясь прямо под открытым небом, доставали припасённую снедь, сурово поджав губы, чистили оружие: кто дедову саблю, а кто и простую рогатину. Свенельд велел снять сторожу от Бориса, дабы лишним недоверием не раздражать болгар.
Клисуры перенять не успели, посланная рать вернулась, передав весть о приближающемся передовом войске Цимисхия, растянувшимся по проходам более чем на версту. Свенельд решил дать первый бой ромеям под стенами города, выведя войско навстречу и расположив его станом.
Глава 22
Из-за гряды, там, где полыхали костры и белели шатры русского стана, выехал верхоконный дозор, пересёк каменистую поляну и, видимый со стен, перевалил через редколесье. Старшой затрубил в рог. Ворота распахнулись, впуская дозорных.
— Идут! В полутора верстах отсюда!
Свенельд взлетел на прясло по лестнице, остановился, возвышаясь на целую голову над кольями заборола. За ним неспешно поднялся, прижимая к бедру длинную саблю, Яким. Весь яркий в апрельском солнечном дне, в начищенной до блеска чешуйчатой броне, в литом островерхом шеломе с вплетённым в навершье огненным конским хвостом.
— Я отправляюсь в войско, — сказал, обернувшись к Якиму, Свенельд. Болгарский воевода согласно ответил взглядом влажных карих глаз, разделённых по лицу шлемной стрелой.
Под рёв труб и звон кимвал строилось ромейское войско, бесконечной водою стекаясь к городу. Со стороны Преслава отвечали рожки, сбивая в плотный непробиваемый кольчужный строй. Бывает час, а то и больше, находят ратники свои места, залезая не в свои полки, ругмя ругаются воеводы, на взмыленных жеребцах проносятся вестоноши. Видимо, не зря Цимисхий всю зиму обучал свою рать, что, поднимая клубы пыли, вытянулась длинной панцирной змеёй. Хорошо поработали и лазутчики, нарисовавшие подробные карты Преслава и окрестностей. Особенно это оценили с полуторосаженной высоты стен Яким и Калокир, вопреки запретам Свенельда, поднявшийся к защитникам, углядев как сразу и толково развернули крылья ромеи, исключив всякий обход в тыл. Двадцать восемь тысяч отборных и хорошо вооружённых воинов. Это было в три раза больше, чем защитников Преслава, находящихся на стенах и стоящих сейчас в поле! А ещё не дошёл Василий Ноф с обозами, камнемётными орудиями и остальным войском.
Тяжёлый мощногрудый жеребец вынес Свенельда наперёд строя. Воевода окинул взглядом воинство, застывшее в ожидании слова.
— Слушайте меня, воины рос, русские и болгарские славяне! С нами боги и Бог христиан, который отвернулся от ромеев, нарушивших его заветы. Никто не умрёт раньше, чем придёт его час. Чем мы отважнее, тем трусливее враг. Так пусть труса поразят стрелы Перуна и мечи Хорса! И пусть боится нас Морана! Слава!
— Слава-а-а!!!
Ор, подхваченный тысячами глоток, летел над ничейным пока полем. Ратные ярили себя криком и, озлясь, в нетерпении боя кусали щиты. На них двинулись закованные в броню пешие гоплиты.
— Шаг! Шаг!
Плотно сомкнув щиты, правым краем зайдя за левый соседа, ряды чела пошли встречь, оставив на месте оба крыла. Солнце меркло в глазах, впереди враг, который должен умереть. Два латных строя сошлись с железным скрежетом. Трещали копья, кричали раненые, гулко принимали на себя удары щиты. Русы жерновами смололи передние ряды гоплитов, расстроив и обратив в бегство остальных. За первым строем нахлынул второй, продержавшись меньше. Третьим напуском Цимисхий оттеснил русов, порядком измяв чело и, бросил подкрепления, в этот раз навалившись на оба крыла.
Скифы с мисянами не отступали, несмотря на потери. Совершить широкий обход император не решился, опасаясь засад и удара из города. Бой затягивался. Цимисхий, рассчитывавший разогнать войско неприятеля одними гоплитами, ошибся. Приходилось вводить в бой «бессмертных», которых берёг до решающего сражения со Святославом. Но если этого не сделать, гоплиты скоро побегут.
Свенельд ждал удара на правое крыло, где билась городовая рать и заранее был приготовлен засадный отряд, но «бессмертные» обрушились сбочь на левое крыло, мощным тяжёлым напуском, смяв его и расстроив ряды. Но уже летел в помощь на лёгких конях, выбрасывая на ходу клинки из ножен, полк Якима. Бессмертные не дрогнули, но выпустили из клешней войско Свенельда, давая ему отступить в порядке. Выполнив главную задачу и боясь окружения, Яким затрубил к отходу. Цимисхий, жалея свою бессмертную конницу, отозвал ее назад, предоставив преследование гоплитам, подкрепив их свежими силами с осадными лестницами.
Слуга поднёс императору золотой кубок с вином.
— За победу! Скифы разбиты и поле боя осталось за нами.
Император швырнул кубок себе под ноги:
— Шли гонца к Василию и пусть передаст: если он не подойдёт к утру, то я с него живого спущу шкуру...
В Преславе тревожным звоном разливался набат, созывая на защиту города. Городская рать, кто без доспехов в стегачах, а кто и вовсе в одной рубахе, с топорами, рогатинами, ослопами, лёгкими луками, пращами, становились на стены, под руководством выборных старшин. Ромеи под прикрытием стрелков лезли по лестницам. Кое-кому удавалось прорваться под дождём стрел и камней, и на прясле начиналась схватка. Под дружный победный глас убитых сбрасывали на головы их же ещё живых соратников. Лекари трудились над ранеными, в храмах служили молебны по убиенным. Натиск слабел и, когда солнце коснулось вершин предгорий, ромеи отошли, осыпаемые срамными проклятиями.
