В тени престола. Компиляция 1-12 книга (СИ) - Бушмин Виктор
Когда Жискар ушел, граф стал размышлять над своим положением. Пока он не находил его проигрышным. Приготовления противника носили для него чисто ритуальный характер. Эбл не думал даже о том, что может грянуть беда. Потом он переключился на мысли о своем сыне Жискаре. Это был его единственный сын и наследник, носитель его фамилии. Он сильно любил своего несколько упертого, как ему казалось, и ленивого сына. Даже когда он часто ругал его, он сам, в большей степени, чем Жискар, переживал за своего мальчика. Эбл до сих пор считал тридцатилетнего Жискара мальчиком. Он с нежностью вспоминал молодые годы, когда они вместе с маленьким Жискаром катались на конях по снежным полям на севере Норвегии, куда он вывез сынишку, чтобы показать ему красоту и многообразие мира, окружавшего их.
Он очень любил и переживал за своего сына. Жискар рос избалованным и, несколько капризным, ребенком. Все женщины в роду страшно любили и, к большому негодованию Эбла, баловали Жискара. Ко всему прочему, Жискар был одарен от природы, но страшно ленив и избалован. Он не был правшой или левшой, его сын мог одинаково хорошо владеть обеими руками, а это была большая редкость и своего рода божий дар, если бы его сын прилагал к этому усердие и желание. Но Жискар не прилагал особых усилий ни к чему, хотя почти всё, за что он брался, давалось ему с легкостью! Отец частенько ругался и кричал на него, чем, вполне вероятно, мог отбить желание у ребенка. К тридцати годам Жискар мог многое, но всё как-то поверхностно и не совсем обстоятельно, как желал отец.
Графа Эбла немного успокаивало то, что он приходился шурином самому королю Арагона, многим его противникам приходилось считаться с этим, довольно-таки, грозным и существенным фактом. Вот и теперь граф уповал и рассчитывал на то, что родство с Арагоном сможет защитить его от опасности в лице молодого и шустрого принца Людовика…
Людовику доложили о полной блокаде нескольких замков и башен графа де Руси.
– Прекрасно! – Людовик с видимым удовольствием потер руки. – Мессир де Нанси. Извольте, но только, как-нибудь мягче и деликатнее, попросить наших родовитых вассалов пока оставаться в лагере и не сниматься до моего отдельного указания.
Коннетабль поклонился и молча вышел из палатки.
– А Вам, сеньоры, – Принц повернулся к командирам рыцарей, – будет следующее задание. Вашим сотням надлежит обрушить весь мой «гнев» на владения графа! Быстрыми наскоками, стараясь, по возможности, не ввязываться в бой, но и не избегать его, вашим рыцарям необходимо грабить и жечь, жечь и грабить всё, что попадется под руку! Весь скот, зерно должно быть у нас или сожжено! Вилланов не убивать, но деревни и местечки жечь разрешаю! Поля и посевы вытаптывать и жечь на корню, ничего, я подчеркиваю, ничего не оставлять!!! Только пепелища и развалины! Я научу графа де Руси уважать законы и каноны «мира Божьего» и уважать волю королей Франции!
Командиры учтиво поклонились и стали молча выходить из палатки Людовика. Они давненько не видели принца таким разъярённым, мечущим громы и молнии.
– Де Леви! Останьтесь со мной! – Приказал Людовик.
Когда все вышли, и они остались вдвоем, принц сказал:
– Давайте, пожалуй, навестим нашего общего знакомого де Лузиньяна. Я желаю пригласить его в наш с тобой отряд. Пусть немного развлечется… Ты не против?
Людовик хитро посмотрел на Годфруа.
– О чем Вы говорите, сир. Конечно не против!
– Ну и хорошо. Пошли к нему…
Они вышли из палатки на воздух, прогретый благодатным солнцем Франции, напоённый ароматами трав и цветов. Палатка принца располагалась в самом центре лагеря и идти пришлось несколько минут, правда, большую часть пути заняли поклоны и приветствия различным рыцарям, графам, виконтам и герцогам, но этого требовал этикет и необходимость.
Наконец они дошли до палатки, в которой разместился мессир Годфруа де Лузиньян, старший сын Гуго, вассала графа Пуату Гильома. Услышав от слуг о приближении принца Людовика с каким-то рыцарем, Годфруа де Лузиньян спешно вышел из палатки, поклонился и приветствовал их:
– Приветствую славного принца Франции, Людовика! Низкий поклон передает Вам мой отец, Гуго де Лузиньян, чьи болячки не позволили ему отправиться в крестовый поход с Его светлостью Гильомом де Пуату, герцогом Аквитанский. Вот и сейчас, он попросил меня отдать вассальный долг нашему верховному сюзерену.
Людовик улыбнулся, выдержал небольшую паузу и произнес:
– Приветствую и тебя, благородный сеньор де Лузиньян. Мы наслышаны о твоей храбрости, преданности и верности. Позволь представить тебе моего друга, рыцаря Годфруа де Леви, командира одной из моих отборных рыцарских сотен.
Лузиньян деланно поклонился, было очевидно, что ему, родовитом и знатному сеньору, было не совсем приятно кланяться неизвестному выскочке, которым он считал де Леви.
– Мессир Годфруа, мы ведь с вами тёзки, не правда ли? Если не ошибаюсь, это вас произвел в рыцари и «благородные люди» сам король Филипп Первый. – Ответил Лузиньян, делая упор на последние слова своей фразы.
Годфруа де Леви покраснел от злости так, что рубец его шрама стал иссиня-багровым. Людовик, понимая, что надо немного разрядить обстановку, непринужденно произнес:
– Все мы, если хорошенько покопаться в наших предках, когда-то были конюшими, оруженосцами или вообще, сервами.
Это был тонкий намек на далекое прошлое семьи де Лузиньян, уходившее своими корнями еще в эпоху Хлодвига Великого. Но Людовик, желая перевести разговор в другое русло, спросил:
– Мне тут рассказывали о каких-то ваших удивительных доспехах для рук и ног, что мы не удержались и решили посмотреть.
Лузиньяну было приятно услышать лестные слова в свой адрес, и он ответил:
– Слухи, сир, немного преувеличены. Просто, как-то копаясь, на досуге, я обнаружил в одной из старинных книг описание римских и греческих налокотников и наколенников из бронзы и меди. Поразмыслив немного, я попросил нашего оружейника, мэтра Бриоля из Пуатье, изготовить для меня комплект таких вот защитных пластин. – Он сделал знак своему оруженосцу, который быстро вытащил из палатки налокотники и наколенники. – Для удобства крепления, я попросил проделать вот эти дырки, чтобы кожаными ремешками связывать их для удобства ношения.
Людовик и Годфруа де Леви с нескрываемым интересом уставились на невиданные доселе доспехи. Годфруа де Лузиньян, видя как заинтересовались его доспехами пришедшие гости, стал разглагольствовать дальше:
– Единственное неудобство в них, это отсутствие самой защиты локтей и колен. Пока не домыслил, как их сделать.
Людовик покрутил в руках доспехи и сказал:
– Весьма недурно! Я тоже увлекаюсь всякого рода новшествами в военном деле.
– Слухи о Ваших новшествах разносятся, словно на крыльях!– Отпустил комплимент Лузиньян, намекая на арбалетчиков, посаженных на коней, сюркоты и шлемы-шапель.
– Спасибо, мессир де Лузиньян. Но мы сейчас пришли не за комплиментами и не для обмена куртуазными фразами. Я решил, зная ваш задиристый нрав, предложить присоединиться лично ко мне и отряду мессира де Леви, чтобы немного «пошалить» на землях графа де Руси. Как вы смотрите на это? Соглашайтесь… Это лучше, нежели сиднем просиживать в лагере или в осаде какого-нибудь замка! Добра, поговаривают, у Его светлости де Руси, накоплено много, позволю, всё, что сумеете захватить, оставить у себя.
Глаза Годфруа де Лузиньяна разгорелись. Он немного подумал и согласился:
– Если то, что Вы сказали, правда… Я согласен! Возьму с собой трех оруженосцев и двух рыцарей, если не возражаете…
Людовик повернулся к Годфруа де Леви и спросил:
– Вы не возражаете? Можно мессиру Лузиньяну взять с собой вышеуказанных воинов?
Годфруа поклонился и ответил:
– Конечно, сир. Это будет честь для меня…
