Аркадий Макаров - Не взывай к справедливости Господа
Кирилл попробовал выбраться из этой западни, но камень сдвинуть, никак не удавалось. После нескольких безуспешных попыток он бросил эту затею, ещё не представляя себе всю сложность положения, в которое он попал. Теперь стало тихо-тихо, как будто всё буйство природы было направлено только на то, чтобы спрятать здесь, в этой западне одинокое человеческое существо, и показать – кто хозяин в этом противоречивом мире?
Теперь, завершив своё дело, гроза, погромыхивая тележными колёсами о булыжник, откатывалась куда-то вдаль, волоча за собой тяжёлые кожаные мешки с водой, и в пролом хлынуло солнце. Нагретые камни стали дымиться, источая запахи сырой земли и стылой известковой штукатурки.
В солнечном свете безвыходность положения не казалась такой очевидной. Кирилл с надеждой сунул в пролом руку, пытаясь найти край обрушившегося карниза, чтобы попытаться расчистить тесный проём, но рука ушла по самое плечо так и не достигнув края плиты. Монолит был метровой толщины и крепко впаялся в грунт, а в щель, между ним, и тоже каменной стеной пещеры, можно было просунуть разве только кулак.
Кирилл убедился, что без отбойного молотка или хотя бы ломика все попытки выбраться были напрасны, когда, ободрав ладони, он в отчаянья присел на корточки перед сплошной тупиковой стеной.
Ни шороха, ни звука снаружи не было слышно. Кирилл пытался кричать, но задавленный каменным мешком крик глох, запутавшись в ноздреватом камне.
Сколько прошло времени, он не знал, но по красноватому лучу солнца можно было догадаться, что наступил вечер.
Хотя воздух после грозы был свеж и пропах зеленью, но Кирилл, то ли пугаясь стеснённого пространства, то ли от тщетных попыток выбраться наружу, стал задыхаться, покрываясь холодной испариной. Он, как попавшее в капкан животное, каждым мускулом, каждой клеточкой рвался на простор и свет, хотя сила отчаянья ещё не победила его разум.
От налитых влагой камней тянуло холодом погреба, солнце ушло за край, и в щели светилась только равнодушная синева неба с проблеском одинокой звезды. Кричи, бейся лбом о камень, царапай его шершавую кожу, сдирай ногти на пальцах – всё бесполезно! Шилом море не нагреешь!
Кирилл, отдышавшись, достал мятую пачку и с наслаждением закурил, ощущая реальный вкус жизни. Теперь он остался один на один с ночью в мрачной теснине первобытной пещеры, меняя время от времени, положение тела, чтобы не затекали суставы.
От каждого такого движения сверху сыпался сор, мокрые крошки, какая-то ползучая дрянь, мерзкая и липкая.
Кирилл, передвинув замок молнии до самого подбородка, вжал голову в плечи и так сидел, покачиваясь, в плену своего отчаяния.
Под куртку, медленно, но верно просачивался холод.
Летние ночи после дождя могут быть настолько зябкими, что – хоть шубу надевай, а здесь ещё и набухший водой камень, и тягостный погребной холод сырой земли, который всё пеленал и пеленал своего пленника, выбивая зубную дробь.
Пустая хрустящая пачка от сигарет, вряд ли поможет, но Кирилл, осторожно, чтобы даром не тратить опустевший коробок спичек, поджёг лощёную бумагу, но она, хоть и горела плохо, но осветило уголок пещеры, куда вода или какая-то живность натаскала всякого сора.
Он щепотью стал подбрасывать соринки в огонь. Пламя сначала съёжилось, потом вспыхнуло, и маленький костерок стал разгораться. Кирилл бросил ещё несколько щепоток в огонь, распахнул влажную куртку, так, чтобы тепло огня проникало внутрь. Стало заметно теплее, но мусора было ровно столько, что огонь не успел даже подсушить лёгкую ткань.
Когда пламя погасло, тьма стала ещё гуще, ещё плотнее, она вся срослась с пещерой, образовав с ней одно целое. Кирилл в этой тьме боялся даже пошевелиться, чтобы не обрушить на себя эту страшную чёрную глыбу, которая раздавит его, как ничтожного червя. Всё что живёт, трепещет и бьётся под тонкой и незащищённой оболочкой его тела, в один миг может превратиться в ничто, в прах, смешаться с землёй и каменными обломками.
Ощущение возможного конца раскалённым гвоздём прошило его от затылка до пяток. Завтра всё так же весело будут щебетать птицы, предрассветная прохлада легонько коснётся листьев на парковых деревьях, и они вновь будут лопотать на своём древесном языке вечную молитву солнцу. Оно красным пузырём выплывет с востока, потом, раскаляясь до бела, оторвётся от земли и поплывет своим, начертанным небесным механиком, путём. И не одна душа в мире не встрепенётся памятью о нём.
Его жизнь оказалась такой призрачной, что даже знавшие его люди не заметят исчезновения Назарова Кирилла Семёновича, человека, делившего с ними когда-то не только хмельные застолья. Может быть, только одна старая учительница, его недавняя хозяйка, спохватиться своего жильца и горестно вздохнёт в своём одиночестве – вроде и человек был хороший, а уехал, даже не попрощался…
Что есть жизнь? Короткий переход из небытия в небытие с короткой вспышкой сознания.
В череде его бестолковых дней был только один просветлённый миг, это школьные годы. Потом, обманутый крикливыми лозунгами о величии рабочего класса, он, забросив книги, подался в монтажную бригаду. Ничего не осталось в памяти от той жизни: грязный, неухоженный быт, тяжёлая, ломовая работа на стройках, ожидание вожделенной получки, водка, табачный дым, снова ломовая работа, получка, мерзость похмельных дней, шалавые девки…
Рассвет просунул острое голубое лезвие в щель, полоснув Кирилла по отёкшим от бессонницы глазам. Ему показалось, что щель теперь стала несколько шире, словно лезвие это было из прочной стали и легко раздвинуло пространство между плитами.
Надо было что-то делать, но под руками, кроме двух складных пластиковых удилищ ничего не было. Долго не раздумывая, он просунул оба удилища в щель и попробовал её раздвинуть, но от его усилий остались в руках только хрупкие обломки.
Здесь мог выручить его хороший домкрат, или трактор. Но трактор сюда не попадёт из-за крутизны берега, тогда остаётся один выход – домкрат. А где его взять? Ждать случайного человека…
Кирилл, прислонившись губами к щели, стал громко кричать в надежде, что какой-нибудь ранний рыбачок услышит его крик. Кричал до тех пор, пока не сорвал голос. Никого.
Кирилл сел в угол на корточки и стал ждать. Прошёл час или два, но там, на берегу не было слышно ни малейшего движения. Теперь уже сквозь узкое пространство между плитами протиснулся желтоватый луч солнца, и в пещере стало заметно теплее.
Новый день входил в силу.
Кирилл снова стал кричать в щель, – что вот он здесь, помогите! Но в ответ, только равнодушный плеск воды, да знойное жужжание каких-то насекомых в траве.
Голос его основательно сел. Что понапрасну кричать в пустоту? Вот если бы кто проходил мимо, тогда другое дело! А так – дохлый номер!..
Кирилл, отчаявшись, присел на корточки.
Что предпринять в такой ситуации? Остаётся одно – ждать. Ждать, ждать и ждать. Может, какой рыбак, вроде него, по своему недомыслию в самый разгар дня угнездится здесь, а может, какая сельская мелюзга придёт сюда пескариков подёргать…
Место здесь уж очень пустынное, отдалённое, – на большого любителя.
Кирилл снова весь превратился в слух. Каждое движение живого существа, ящерки или жучка его настораживало, заставляло приникать к отверстию и слушать, слушать и слушать. Он как локатор, с надеждой крутил головой на всякий звук, но кроме равнодушного дуновения ветерка да шороха насекомых ничего не слышал.
А солнце между тем поднималось всё выше и выше. В пещере начало парить так, что пришлось снимать с себя всё до трусов. Примостившись на ворох одежды, он незаметно для себя, уснул. Сказывалось его ночное бдение.
Сколько он спал, неизвестно, но пришёл в себя сразу, как будто неизвестная страшная сила вышвырнула его из омута, куда закрутило водоворотом.
Ощущение во сне было такое, безнадёжное.
Кирилл беспокойно зашарил вокруг себя, перетряхивая одежду в поисках неизвестно чего.
Страшно хотелось курить. Мысль о еде, отпала как-то сама собой, а вот желание хотя бы одной затяжки не давало ему покоя.
Он в надежде заглянул в щель, но кроме выцветшего за день неба никого не увидел.
Стало заметно прохладнее. Солнце, умаявшись, ослабело, и теперь сквозь отверстие потягивал только лёгкий сквознячок. Пришлось снова обряжаться в одежду.
Отчаяние охватило его.
Кирилл изо всех сил надавил на плиту, но только заломило в плече. Камень даже не шелохнулся. Шилом море не нагреешь.
Что делать? Что делать?
Положение тупиковое, если его никто не обнаружит, так и сгниёт он здесь заживо, глупо и недостойно. Холодный ужас пронзил его до самых пяток. Неужели это всё? Вот он указующий палец судьбы! Не мни себя царём своего бытия, есть ещё кто-то, кто может остановить твой напрасный бег…
Вторая ночь прошла в мучительном ожидании чего-то неотвратимого: или плита съедет так, что раздавит его, как жука навозного, или его сердце не выдержит ужаса одиночества и разорвётся.
