Эйдзи Ёсикава - История Хэйкэ
Хотя Киёмори был назначен всего лишь членом Государственного совета и главой Левой стражи, за его плечами стояла военная сила дома Хэйкэ, и возражения против того, что он выполняет функции, на которые не уполномочен, скоро пошли на убыль. Однако регент и министры собирались теперь в другом месте – во дворце экс-императора.
«Нечего больше ждать, – рассуждал сам с собой Киёмори. – Задержись я еще на несколько дней, и мне придется выполнять обязанности регента…» Он наконец вспомнил о Рокухаре и собрался ехать домой. Когда отъезжал от Ведомства внутридворцовых дел, то взглянул на небо. Как хорошо! Киёмори долгое время находился взаперти, и теперь свежий воздух вдохнул в него силы. Когда он подъехал к Военному ведомству, его приветствовали несколько офицеров.
– Домой, господин? – спросили они.
– Да, но что такое? Почему вы все вооружены? – удивился Киёмори, подозрительно оглядывая несколько сотен воинов из Рокухары.
И в ту минуту у его экипажа появился брат Киёмори Цунэмори. Он взглянул на усталое лицо брата и прошептал:
– Разве ты еще не слышал? Слух ходит по всему двору, и я был уверен, что ты знаешь.
– Знаю что? Что вообще происходит? Что-нибудь не так в Рокухаре?
– О Рокухаре беспокоиться не стоит, она хорошо охраняется.
– Так что случилось? – упорствовал Киёмори. – Почему вы во всеоружии?
– Монахи с горы Хиэй…
– Что они?
– Это пока только слух, но мы узнали, что их подстрекает экс-император в монастыре. Мы не можем позволить себе рисковать.
– Что? Ты хочешь сказать, что он спровоцировал монахов против меня? – Киёмори громко расхохотался. – Чепуха! Полнейшая чепуха! – И он, не слушая больше Цунэмори, приказал вознице ехать дальше.
Никто не знал, откуда появились подобного рода слухи. Их причины оставались неясны. Но было общеизвестно, что императорские стражники были отобраны только из Хэйкэ; что чванливость самого последнего воина Хэйкэ повсюду вызывала негодование; что у Киёмори были на ходу огромные строительные проекты и что его братья и сыновья заняли при дворе влиятельные посты. Из этого напрашивался логичный вывод о том, что экс-император горел решимостью укоротить влияние Киёмори. К тому же сам Го-Сиракава недавно намекал на необходимость изменить систему подбора стражников, а в его дворце атмосфера заметно переменилась. При бывшем императоре появились весьма амбициозные личности – люди бесстрашные, горящие желанием разделить пристрастие Го-Сиракавы к интригам и политиканству.
Поползли новые слухи, которые еще подлили масла в огонь: поговаривали, что монахи с горы Хиэй вооружились, их численность в Западном Сакамото достигает двух тысяч, в других местах – еще несколько сотен, и все они готовятся к нападению на Рокухару. Каждое новое сообщение укрепляло уверенность людей в то, что война неизбежна. Это подтверждали и действия воинов Хэйкэ – войска дома уже находились во всеоружии, а вокруг Рокухары и к западу от моста Годзё, включая западную часть Восьмой улицы, была проложена линия обороны.
Тем временем Киёмори приехал в Рокухару. По дороге на каждом шагу его встречали выстроенные стеной войска с луками и щитами. Он смотрел на все это из своего экипажа с выражением недовольства.
Вызвав на совет своих родственников и приближенных, Киёмори обратился к каждому из них и потребовал ответа на вопрос:
– Кто отдал приказ о мобилизации? – Все молчали, и хозяин Рокухары продолжал: – Что, так мне никто и не ответит? Кто отдал приказ о мобилизации войск? Ты, Мунэмори?
– Господин…
– Мотомори, ты тоже отказываешься отвечать мне?
Тот угрюмо произнес:
– Никто конкретно, но, поскольку вы оказались так заняты при дворе, у нас не было возможности обратиться к вам за приказами. Мы с братьями решили, что нам лучше быть готовыми ко всему, в том числе и к тому, чтобы нанести первый удар.
Киёмори в задумчивости кивнул.
– Я не вижу Норимори, – вдруг сказал он.
– Он занял место на главной дороге. Вы хотите видеть его?
– Да. Позовите его кто-нибудь.
Ожидая появления брата, он по очереди задавал вопросы сыновьям:
– По всему этому делу советовались ли с Сигэмори?
– Да.
– Что он сказал?
– Сигэмори посоветовал нам сначала переговорить с вами. Он сказал, что войска следует призывать только в том случае, если этого требует ситуация.
– Так я и думал. Он не такой, чтобы ни с того ни с сего потерять голову.
Тут как раз прибыл Норимори, и Киёмори обратился к нему:
– Насколько мне известно, во время императорских похорон на Фунаоке произошло какое-то недопонимание между монахами храмов Энрякудзи и Кофукудзи. Как ты урегулировал это дело? Я слышал что-то о беспорядках, но хочу, чтобы ты рассказал мне подробности.
– Нет особых подробностей, о которых можно было бы много рассказывать. Тогда там находился Таданори, и я приказал ему восстановить порядок среди монахов Кофукудзи, пока я смотрел за другими.
– Но до того, как это произошло, ты, случайно, не получал каких-нибудь приказов от двух советников, посланных Го-Сиракавой?
– Ходили разговоры, что получал, но ты думаешь, я бы их послушался?
– Итак, это было.
– Да. Факт, что монахи с горы Хиэй не питают никакой любви к Хэйкэ, и я знаю два или три случая, когда они клеветали на нас экс-императору. И вот два его советника стали говорить мне, что все это затеяли монахи Энрякудзи с горы Хиэй, и тогда же потребовали от меня принять жесткие меры и против них, и против Кофукудзи – если потребуется, ранить и убивать, – утверждая при этом, что они все должным образом урегулируют с его величеством.
– И что ты тогда сделал?
– Я выслушал их, но проигнорировал их указания. Таданори задал монахам Кофукудзи хорошую трепку, а я только встал между двумя сторонами и некоторым образом их успокоил.
– Тогда, как я понимаю, монахи с горы Хиэй ничего против нас не имеют?
– Для этого нет причин.
– Тогда что же стоит за тревожными слухами, которые ходят в последние несколько дней?
– Полагаю, что советники Го-Сиракавы подстрекают монахов с горы Хиэй так же, как они пытались подстрекать меня.
– Хорошо! Это все объясняет! – воскликнул Киёмори с заметным облегчением.
Потребовав письменные принадлежности, он быстро написал короткое послание и обратился к брату, который сидел в дальнем углу комнаты:
– Таданори, в столице тебя не слишком знают в лицо, и потому ты лучше всего подходишь для этого дела. Оставь свои доспехи, отнеси письмо в монастырь на горе Хиэй и позаботься о том, чтобы его получил один из настоятелей. Ответ?.. Я думаю, не надо. Но будь осторожен – агенты из дворца бывшего императора могут за тобой следить.
Когда Таданори ушел, все остальные уставились на Киёмори – их разбирало любопытство: когда и откуда у него возникли такие отношения с настоятелями храмов на горе Хиэй, что он мог вести с ним переписку.
– Мы попали в беду, – неожиданно сказал Киёмори. – Принесите мои доспехи. Возможно, мне тоже надо готовиться к худшему. – Потом он нехотя поднялся и добавил: – Я очень устал и сейчас скорее бы поспал, чем занимался делами. – Натягивая черные латы и завязывая шнурки наголенников, Киёмори бормотал сквозь зубы: – Слишком любит соваться не в свои дела. Его окружают люди самого худшего пошиба. Слишком упрям на свою же голову. Если бы он только не вмешивался!
К вечеру того же дня стали появляться сообщения, что монахи с горы Хиэй в большом количестве прибывают в столицу. Киёмори тяжело вздохнул. Неужели его письмо дошло до горы Хиэй слишком поздно? Киёмори приказал сыновьям ехать с подкреплением ко двору и там сообщить, что он останется в Рокухаре, чтобы защищать ее.
Тем временем остатки воинов Хэйкэ и Полицейского ведомства, которые ушли в Западный Сакамото и на север по реке Камо, чтобы дать отпор монахам, прибыли обратно в тускло освещенную столицу с ошеломляющей новостью – монахи разгромили войска Хэйкэ. Весь город охватила такая паника, будто на него обрушилось землетрясение. Люди ожидали военных действий между Киёмори и экс-императором. Но в самый разгар этих волнений вдоль Пятой улицы по мосту Годзё в Рокухаре прокатилась императорская карета.
– Его величество Го-Сиракава! – с удивлением услышал доклад слуги Киёмори и поспешил, чтобы встретить гостя.
– Здравствуйте, Киёмори! – Го-Сиракава, улыбаясь, поднял занавески своей кареты. – Дайте руку… Помогите мне спуститься, – сказал он в своей обычной дружеской манере.
Глава дома Хэйкэ некоторое время глазел на обезоруживающую улыбку экс-императора, потом двинулся, как лунатик, вперед помочь ему и ввел его в дом.
– Но, мой государь! Чем я удостоился чести этого визита и почему так поздно вечером?
Киёмори, который справлялся с любыми ситуациями, был совершенно ошарашен таким поворотом дела. Но экс-император продолжал невозмутимо улыбаться. Вид у него был торжествующий, как бы говорящий о том, что он не тот человек, которого можно одурачить.
