Станислав Федотов - Возвращение Амура
– С самого начала надо было, – хмуро сказал Григорий. – А теперь как дотуда добираться? Как этих, – он кивнул на окно, – опередишь?
– Есть, однако, тропа. Я проведу, но большой деньга платить надо.
– Заплачу! – с надеждой вскинулся Григорий. – Гуран, Хрипатый, пойдете со мной?
– Чего не пойтить, – откликнулся Гуран, – ежели и нам добавишь. – Он потер указательным и средним пальцами о большой.
– Само собой! А ты как, Андре?
– Я бы лучше вернулся, но вижу, что остаюсь в одиночестве. Поэтому у меня нет выбора, иду с вами.
3Все население Якутска высыпало на берег встречать караван Муравьева.
Павозки подходили к причалу на веслах. Пассажиры стояли на палубах, и кто-то любовался живописной россыпью по невысоким холмам бревенчатых изб Якутска, а кто-то, напротив, не мог расстаться с почти морской бесконечностью весеннего разлива.
Стоял теплый и светлый вечер. Половодье затопило правый низкий берег, и неоглядное водное пространство впереди, на севере, сливалось с прозрачно-голубым небом, а справа, на востоке, ограничивалось далекой тонкой черной полоской тайги.
Плохо поддаваясь на малом ходу рулевому управлению, павозки долго тыкались и елозили вокруг причала, прежде чем были брошены и закреплены на специальных тумбах швартовые чалки. Все это время на причале стояли, отдавая честь, несколько человек в мундирах и при шпагах.
Как только павозки отшвартовались и с них на настил причала легли сходни, стоявший впереди всех худощавый высокий человек взбежал на палубу и снова отдал честь:
– Начальник Якутской области Волынов. С прибытием, ваше превосходительство!
Они вместе сошли на причал, следом – остальные пассажиры павозков. Волынов сделал знак, и три якута – старый, молодой и мальчик – поднесли генерал-губернатору хлеб-соль. Народ на берегу весьма дружно прокричал «ура!».
– А где владыко Иннокентий? – спросил Муравьев. Ему очень хотелось поскорее встретиться с легендарным «апостолом Америки», как уже давно называли епископа Иннокентия Вениаминова, двадцать пять лет прослужившего в православной миссии в Русской Америке. Он прославился тем, что собственноручно выстроил церковь на острове Уналашка, самом большом из Алеутских островов, в одиночку объездил на байдарке все острова, проповедуя православие на языке, понятном аборигенам, – а языков там было почти столько же, сколько островов. Девять лет, как владыко Иннокентий стал епископом Камчатским, Курильским и Алеутским, а пять лет назад перенес свою резиденцию из Новоархангельска, столицы Русско-Американской компании на острове Ситха, в Петропавловск. О том, что «апостол Америки» находится в Якутске, Муравьев узнал от встреченных почтовых лодочников.
– Его преосвященство был здесь с визитом и отправился далее по своей епархии с апостольской миссией. Вы с ним можете встретиться в Камчатке.
Якутская область не входила в епархию Иннокентия, но генерал-губернатор хотел поговорить о включении ее в его епархию. Конечно, владыке и без огромной Якутии хватало пасомых земель, но, чуял генерал, не случайно, ох, не случайно заглянул епископ к соседям. Кроме того, было Муравьеву ведомо, что владыко еще в 1840 году, будучи в Петербурге, ратовал за возвращение Амура. Все вместе явно свидетельствовало о том, что столь авторитетный в Священном Синоде архиерей может быть в задуманном великом деле весьма и весьма надежным союзником. Генерал-губернатор рассчитывал переговорить с епископом и отправить отсюда в Петербург свои соображения, но теперь приходилось отложить намерения не меньше, чем на месяц, а то и два – раньше вряд ли удастся добраться до Камчатки. Что ж, остается заняться текущими делами. Он дал указания Струве по размещению участников экспедиции, а сам направился в областное правление.
Волынов, светясь добрыми глазами и мягкой, чуть заметной улыбкой, указал на стол, на котором возвышалась стопка пакетов:
– Извольте, ваше превосходительство, почта из Петербурга.
– Обогнала, выходит, меня, – усмехнулся Муравьев. – Что ж, посмотрим, чем нас столица порадует. А вы, Петр Игнатьевич, будьте любезны, организуйте чай. Покрепче, без сахара и с молоком.
Волынов поклонился и вышел из комнаты. Генерал сел за стол и углубился в бумаги. Первым делом вскрыл, конечно, пакеты с пометкой «Срочно». Что-то прочитал равнодушно и отложил, на некоторых листах сделал заметки на будущие действия… и вдруг лицо его покрылось пятнами, а потом и вовсе побагровело:
– Какая подлость! – Вошедший с чаем Волынов попал под взрыв генеральского негодования и еле-еле успел поставить подносик с чайником, молочником и чашками на край стола: – Да я знать не знаю ни о какой комиссии, ни о каком подполковнике Ахте!
Как всегда в таких случаях, Муравьеву стало не хватать пространства для выплеска гнева. Он вскочил и заметался по комнате из угла в угол, едва не сшибая стулья:
– Бедный государь! Опять его обманули! Не было никаких предварительных со мною сношений! Это – ложь! Все – ложь!.. Нет, вы представляете, что делается?! Им же прекрасно было известно, когда я отправляюсь в Камчатку, и именно в это время Нессельроде решает направить секретную комиссию для уточнения границы и изучения левого берега Амура. Каково?! Изучать берег реки, не касаясь самой реки, не имея права выйти к ней, чтобы, не дай бог, не обеспокоился страшный Китай! Китайцы англичанами напуганы, а тут – нате вам! – русские с комиссией, да еще секретной! Что за комиссия, Создатель?! Они что, идиоты? А?! – Генерал обратился к начальнику области – тот неопределенно пожал плечами. Его заботы были слишком далеки от таких вопросов. Вместо ответа он подвинул в сторону генерала чашку с чаем, но Муравьев не обратил на нее внимания. Уперев обе руки в стол, он потянулся к по-прежнему стоявшему Волынову и лицом к лицу четко проговорил: – Пока устье Амура нами не занято, пока не проведены хотя бы предварительные переговоры с Китаем, от такой комиссии будет только вред! Она в любом случае переполошит Китай и осложнит наши отношения. Надобно отложить комиссию, хотя бы до моего возвращения из Камчатки. Я прикажу Зарину задержать этого Ахте в Иркутске и напишу обо всем государю. Он, в отличие от Нессельроде, человек вменяемый и, надеюсь, меня поддержит. Петр Игнатьевич, срочно готовьте гонца в Иркутск, а там пакет отправят в Петербург! К утру письмо будет готово. А теперь, будьте любезны, проводите меня к моим спутникам.
Вообще-то, по принятым для высшей администрации правилам, сопровождающие генерал-губернатора подчиненные назывались его свитой, но Муравьев старательно избегал этого слова, не желая – и не умея – выглядеть царским вельможей.
На деревянном высоком крыльце, с которого открывался прекрасный вид на величественную Лену, уже укрывавшуюся сумеречным покрывалом, они столкнулись со Струве, который спешно поднимался по ступенькам.
– Петр Игнатьевич, на причале мы не стали знакомиться со всеми, я предполагал сделать это за ужином. Но сейчас знакомьтесь: Бернгард Васильевич Струве, начальник нашей экспедиции. – Волынов как человек военный отдал честь и пожал протянутую молодым человеком руку. – Вы проверили, Бернгард Васильевич, все ли готово для нашего дальнейшего пути?
– Все, Николай Николаевич, за исключением лошадей и проводников.
Муравьев повернулся к Волынову с невысказанным вопросом.
– Вас, ваше превосходительство, – пояснил Волынов, – будут сопровождать якуты-проводники Афанасий и Семен и обслуга лошадей. С самими лошадьми трудно, здесь, в Якутске, мы подобрали полторы сотни, а на других станциях много сложнее. Особенно после Усть-Маи.
– Постойте, сколько, вы сказали, лошадей?! – изумленно спросил Муравьев.
– Полторы сотни! – подтвердил Струве.
– Бернгард Васильевич, как это понимать?! Я приказывал – не более сорока!
– Груза много, ваше превосходительство, – вмешался Волынов. – Продовольствие для людей, корм для лошадей, там же нет ничего – голые горы. И вашему предшественнику Руперту требовалось куда больше, хотя он только до Маи добирался…
– У меня нет денег, чтобы оплачивать прогонные, – жестко сказал генерал-губернатор. – Нижних чинов для Охотского порта, Петр Игнатьевич, отправьте отдельно за счет Русско-Американской компании, у нас такая с ними договоренность. Мы же ограничимся лишь крайне необходимым. С сорока лошадьми справимся и сами, без обслуги. Вам, господин Струве, я поручил руководство экспедицией, так извольте быть настоящим начальником, а не размазней! На первый раз прощаю, но это – последний раз!
Глава 19
Караван генерал-губернатора остановился на большой, полого сбегающей к реке луговине возле лодочной переправы.
