Владислав Бахревский - Свадьбы
А у Амет Эрепа плыли в глазах зеленые круги.
В единую минуту совершилось столько нелепого и страшного, сколько на иные сотни жизней не выпадет.
Он срубил голову казаку, но голова, слетевшая со стены, была с косами. Он убил женщину. В то же мгновение чудовищная корзина, корзина-стог рухнула мимо него, прижавшегося в пробоине. Лестница хрустнула, как прутик, взвыла от ужаса и на земле смешалась с землей. На этой лестнице были братья Амет Эрена, и ни один из них даже
не завозился там, внизу. И это было не все…
*
Корзину с землей столкнули со стены казачки. Командиршей у них была Маша.
Осип Петров сам опустился к женщинам в подвал, где сидели дети, где страдали раненые. Он стоял в дверях молча, одинокий, тяжелый. Женщины поняли: случилось недоброе - и все повернулись к нему.
- Да, - сказал он, - да! Вам надо всем идти на стену. Пока ничего страшного. Против татар будете стоять, а за ранеными детишки поглядят.
Он повернулся, чтобы уйти, но не ушел. Через плечо глянул на притихших женщин, нашел Машу.
- Ты будешь атаманом.
Рядом с Машей стояла на стене Фируза. В суматохе позабыли, что она татарка. И она, видно, тоже про то не помнила, когда мучилась, напрягала силенки, сталкивая жуткую корзину. А столкнула, отерла ладонями пот с лица и увидела - через ров, прыжками, бежит отец, Абдул.
- Отец! - закричала Фируза, и он услыхал. Остановился. Закрутил головой. Увидал ее.
Он увидел ее. Она видела это: он ее увидал. Он даже руку поднял, то ли чтобы махнуть ей, то ли чтобы глаза от света заслонить, то ли за голову хотел схватиться. Но руки он так и не донес до головы.
Даже стена содрогнулась от взрыва. Это была самая большая и скрытная казачья ловушка. Вся гвардия хана Бегадыра, все пятьсот сейменов погибли разом.
И это тоже видел Амет Эрен.
И чтобы ничего уже больше не видеть, не пытать судьбы, не просыпаться в поту от холодной, чужой, заливающей лицо крови, чтобы не расплакаться, не закричать, он поймал за уголок ханское знамя, поцеловал его и прыгнул со стены вниз головой.
Билось на ветру на азовской стене ханское знамя, но не было у хана сейменов, не было у хана героя.
Глава седьмая
Атаман великого Войска Донского Осип Петров сидел па куполе цитадели. На куполе была маковка, маковку сбило ядром, но атаман велел натянуть здесь полог от солнца и отсюда, сверху, глядел на все четыре стороны, все видел и знал о всех происшествиях раньше, чем они случались.
Когда Осипу доложили, что в приступе принимают участие войска крымского хана, он вяло отмахнулся.
- Знаю. Женщин туда послал. Ударьте-ка всеми нашими большими пушками по Канаан-паше. Ретив больно.
Примчался Яковлев.
- У Водяной башни собралась огромная сила. Одни не устоим, трех гонцов к тебе, атаман, посылал.
- Ничего, устоишь. Там у них моряки, им в море - любо, а по стенам им лазить не любо.
- Хоть пушками помоги. Меня не жалуешь, о казаках подумай.
- Помогу, атаман! Когда время придет - помогу, - спокойно откликнулся Осип. - Дурь, однако, выбрось из головы. Нет у меня пасынков, все - родные.
Осип Петров давно уже позаботился о турецких моряках, знал, чем охладить моряцкий пыл.
По тайному подкопу, вырытому заранее, к реке ползли люди Худоложки.
Привыкшие к победам, беспечны были командующие турецкой армией, война под Азовом мало чему их научила.
На кораблях, с которых Пиали-паша высадил десант, оставлено было по одному матросу, и только Жузеф, меченосец султана, молодой, но уже опытный флотоводец, на своих кораблях не позволил команде даже на берег сойти.
Выбрались казаки из подкопов, разделились и - на корабли. На четырех никакой борьбы, а на пятом на них самих в атаку пошли. Подожгли казаки четыре корабля, закидали гранатами пятый и назад, в подкоп. Подкоп за собой взорвали.
Увидал Пиали-паша пылающие корабли, сыграл идущим на приступ войскам отбой и всей силой кинулся к реке, а казаков след простыл.
Отступил хан. Понес потери и отступил Канаан-паша. Приступ заглох.
- Палить из всех пушек! - приказал Дели Гуссейн- паша. - Всю ночь палить! Утром на приступ! На приступ! Все! Всеми нашими силами!
Осип Петров с Наумом Васильевым, с Иваном и Худоложкой обошли стены. Указал на две большие пробоины.
- Этой ночью залатайте!
- Где людей взять? - спросил Худоложка. - Турки подкопов десять к стенам подводят.
- Их подкопы взорви… Стены залатай! Подарок наш готов?
- К полуночи будем под турецким лагерем…
К Осипу подошел Федор Порошин, Наум Васильев назначил его ведать запасами продовольствия, и не было Федору покоя ни ночью ни днем.
- Атаман, - сказал Федор, - дома, где мы укрывали скот, разбиты, да и скот весь перебит, перекалечен, а который остался, подыхает от бескормицы. Туши гниют, как бы не вспыхнул мор.
- Почему раньше не подошел?
- Воевал на стене.
- Тебя к чему приставили?
- К запасам…
- Размазня… На стену чтобы больше не лезть… Мяса насолить на год. Всю дохлятину сегодня же за стены!
Федор кивнул, пошел.
- Стой! - крикнул ему Осин. - Люди у тебя есть?
- Людей нет.
- А как же ты дохлятину через стены перекидаешь в одиночку?
Федор молчал. Воздух колыхнулся, и большое ядро упало между Порошиным и атаманом. Федор, щуря глаза, глядел, как ядро волчком крутится в двух шагах от него. Осип метнулся к Федору, сшиб, и тотчас грохнуло. Просвистели осколки.
- С начинкой было, - сказал Осип, поднимаясь. - Цел?.. Пошли людей для твоего дела поднимать. О, как же нужны люди!
Казаки Гуни вповалку спали в парадной зале цитадели. Здесь грохот пушек был потише. Осип Петров вошел к ним с факелом. Нашел среди спящих Гуню, растолкал.
- Самых ловких два десятка - на вылазку! Остальным - дохлый скот за стены выкидывать.
- Атаман, мы за день до смерти навоевались. Ноги не стоят, руки ружей не держат.
- Ружей таскать с собой не нужно, довольно будет ножа.
Запорожцы просыпались, угрюмо смотрели на атамана.
- Осип, ты сам-то, гляди, не свались! Когда спишь- то? - сказал кто-то из бойких.
- Прогоним турка - поспим.
Осип с факелом над головой прошел по зале, впиваясь глазами в лица запорожцев.
- У нас одно спасение - победить! Бросить город и кинуться напролом через турецкую силу - это смерть. Сидеть в городе, отбивая приступы, тоже смерть: нас мало, но турки должны страшиться нас, как дьявола. Каждую ночь мы будем выходить из города и вырезать, сколько придется. Усталых в Азове ныне нет!
Осип отправил запорожцев на вылазку, а сам пошел прикорнуть. Только лег - стучат. Кто-то упорно бил молотом по железу. Осип покрутил головой: “Что за наваждение? Какие кузнецы еще завелись в цитадели?”
Стучали. Не шибко, не со всего плеча, но стучали. Осип встал. Он должен был знать обо всем в Азове.
Стук шел снизу из самых глубоких подвалов цитадели. Осип пошел на звук.
При свете двух коптилок работали три человека. Один из троих был Худоложка. Они что-то прилаживали к чересчур большому колесу.
- Бог в помощь!
Казаки встрепенулись.
- Атаман! - Худоложка, исхудавший, черный, бросил молот, протянул руку. - Погляди, атаман, чего казак Поспешай с сынишками своими удумал.
По колесу, положенному плашмя, в двух вершках друг от друга стояли мортирки да фальконеты. Две дюжины на колесо. Осип нахмурился.
- Бьет беспрерывно, - кинулся спасать свое детище Поспешай. - Из трех ахнул, повернул - еще из трех, а те, из каких пальнули, заряжай заново!
- Коли где пролом случится, поставил - и бей! - сказал Худоложка.
- Да и на густое войско можно вывести, - затараторил Поспешай, - такого, чай, турки не видали! Чай, испугаются!
- Пушчонки-то все турецкие, пленные, - сказал Худоложка.
- Чего вы меня уговариваете, - усмехнулся Осип. - Спасибо тебе, казак Поспешай.
- Так ведь, грешным делом, не сам я докумекался! - всплеснул радостно руками Поспешай. - Сынок, Васятка, меньшой. Спит вон.
Осип только теперь и заметил прикорнувшего в уголке мальчишечку. Подошел, посмотрел на хорошее, чистое, детское совсем лицо.
- Мальчишку, как пробовать будете, не тащите в пекло. Проситься будет - скажите, атаман брать не велел. Убережем детишек, Худоложка?
- Убережем, Осип. Себя убережем, значит, и детишек убережем.
- Пора, Худоложка, внутренний ров копать. Стена ненадежная стала.
- Уже начали, атаман.
- Спасибо. Посплю у вас. Стучите, а я вот с Васяткой… Часок…
Атаман лег и заснул, едва коснувшись зипуна головой.
- Мы выдохлись! - сказал Канаан-паша.
- Я потерял всех сейменов! - крикнул хан Бегадыр.
Дели Гуссейн-паша затравленно оглядывал командующих. Где былые пиры? Главнокомандующий все шесть дней провел в окопах, посылая войска на приступы. Лицо у него почернело от пороховой копоти, в глазах недоумение, руки дрожат. Поглядел на разумного Жузефа.
