KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Историческая проза » Валерий Есенков - Казнь. Генрих VIII

Валерий Есенков - Казнь. Генрих VIII

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Валерий Есенков, "Казнь. Генрих VIII" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Покачал головой:

— И ради золота ты упраздняешь монастыри? И не боишься, что против тебя восстанет народ?

Генрих так поспешно налил вина, что плеснул мимо чаши:

— Ты помнишь, когда умер отец? Он был тираном и скрягой. Одни его не любили, другие ненавидели, и придворные, и лорды, и торговые люди, и простой народ, которому досаждал он большими налогами. Я тогда бунта боялся, скрылся в Тауэр, окружённый преданными войсками, а ведь ничего не случилось, всё обошлось, и я понял тогда, что правителю важней быть не справедливым, не честным, не ровней солдату и подмастерью, но сильным, сильным прежде всего. Сильного порой ненавидят. Пусть так. Однако же против сильного никто не решится пойти. И не пойдёт!

Пропуская сквозь кулак жидкую бороду, с грустью смотрел, как государь оправдывал себя перед собой, перед ним, вместо того чтобы строго судить, как завещал нам Господь:

— А ведь начал ты тогда справедливостью. За то многие полюбили тебя, надеялись, что ты сделаешь Англию благополучной, счастливой. Ты этого ещё не забыл? Или память сделалась у тебя коротка?

Генрих посмотрел на него с недоверием, видимо, и в самом деле забыв, с чего тогда начал править страной:

— Какой справедливостью? Ты о чём?

Напомнил негромко:

— Ты объявил всем амнистию и заточил в тюрьму тех, кто накапливал для твоего отца богатства и укреплял его власть. После этого я поверил в тебя. Думаю, ты был таким потому, что тебя с детства готовили не к власти, а к духовной карьере, если бы твой болезненный брат не умер так рано, ты бы постригся в монахи и был бы теперь кардиналом. Ничего важней и значительней нет, чем подобное воспитание, ибо оно пробуждает совесть и делает душу отзывчивей, мягче, добрей. Совесть, верная совесть и по сей день не заглохла в тебе. По этой причине ты здесь, по этой причине кричишь на меня. Нынче ты сеешь распрю в стране ради монастырских земель, которые возьмёшь и насытишь казну, и тем поднимаешь людей друг на друга за старую и новую веру. И вот сознаешь, как я вижу, что поступаешь нехорошо.

Монарх выпил вино торопясь и давясь, выхватил из-за пояса тонкий кинжал, одним сильным движением отхватил от оленины толстый кусок, воткнул с прежней жадностью в рот, точно с утра не ел ничего, у самых губ решительно отрезал кинжалом и, жуя и облизываясь, бросил:

— Это опасно, ты прав, однако у меня теперь сильная армия, а самым беспокойным я брошу аббатство-другое и тем успокою еретиков.

Сухо сказал:

— И Англия так же впадёт в ничтожество, как в ничтожество впала Германия после недавней религиозной войны. Помнишь, я тебе говорил, что в снегах Тоутона откопали двадцать восемь тысяч убитых. А сколько подданных у тебя? Около трёх миллионов? Эти три миллиона сидят на земле, работают в мастерских, пашут и сеют, выращивают коров и овец, прядут шерсть и выделывают сукно, сами кормят себя и кормят тех, кто не пашет, не жнёт и не делает ничего. И вот я не хочу, чтобы они убивали друг друга, как это делали разъярённые немцы, не хочу, чтобы после этой резни ты превратился в Ричарда Третьего.

Генрих отрезал кинжалом новый кусок:

— Я не Ричард. Я Генрих. Однако и моя воля должна быть законом для всех.

Возразил:

— На сей раз это слишком неразумная, слишком жестокая воля.

— Неразумная и жестокая? Пусть так! Главное в том, что мне эти земли необходимы!

Сдерживая себя, прикрывши, точно в раздумье, глаза, посоветовал тихо:

— Вспомни Глостера, путь к власти устлавшего трупами, чтобы под именем Ричарда Третьего навязывать всем неразумную, жестокую волю. У него достало духу на преступленье, а после преступления лишился покоя навек и уже никогда не чувствовал себя в безопасности, страшился кинжала и яда. Выходя из дома, всегда озирался по сторонам, руку держал на рукояти меча, вечно чувствовал себя разбитым, больным, не спал по ночам, лишь урывками понемногу дремал, лишь бы быть всегда начеку, прислушивался к малейшему шороху, даже к пробегающей мыши. Разве решился бы он явиться ко мне в одиночку? Зачем же ты сам себе готовишь подобную муку?

Генрих с силой вонзил остриё кинжала в крышку стола и угрожающе крикнул:

— Он хотел власти только ради себя, ради своего самолюбия, лишь бы возвыситься над людьми, унижавшими его, а я жажду ещё большей власти на благо Англии! Почему ты не хочешь этого знать?

Язвительно усмехнулся:

— Какой тиран не клянётся благом страны, которую стремится поработить? Право, Генрих, это смешно.

У короля дрожало лицо:

— Пусть я тиран, но тоже клянусь, что с меня, попомни, с меня начнётся величие Англии! Доходы монастырей идут в Рим или на обжорство и пьянство монахов! Я отдам их земли новым владельцам. Они их вспашут, засеют и вырастят хлеб, коров и овец. Своими трудами обогатят не только мою казну, но и Англию! Англия станет могучей и властной! Ей покорятся моря, покорятся новые земли! Её товарами наполнятся все европейские рынки! Английский язык распространится шире латинского в прежние времена, шире испанского, который нынче услышишь в Неаполе, в Риме, в Париже и Амстердаме! Я везде хочу слышать английскую речь!

Рассмеялся неожиданно, громко, но сухо:

— Прости, что перебил твою страстную речь, но меня удивляет, что она так долго доставляет тебе удовольствие. Не хватает только короны Плантагенетов. Ты лучше скажи, тебе-то зачем такое величие?

Генрих оскалил зубы и твёрдо ответил, выдёргивая остриё кинжала из крышки стола:

— Мне, может быть, и не надо, как давно уже не надо короны Плантагенетов, ею не в первый раз ты укоряешь меня. Я хочу, чтобы каждый британец почувствовал себя человеком достойным, а он лишь тогда почувствует это, когда Британия станет великой державой! Мы должны запереть Ла-Манш для начала и вытеснить из Фландрии испанскую шерсть!

Не спросил — сказал утвердительно:

— Из этого следует, что ты не намерен остановить огораживания, и наши фермеры по-прежнему будут лишаться земли по произволу владельца.

Собеседник отмахнулся, играя кинжалом, лезвие посверкивало в свете свечей:

— Тебе известно не хуже меня, что владельцы земли в этих случаях действуют согласно закону, по нему земля принадлежит им и они могут делать с ней, что захотят, и я, как тебе тоже известно, не имею никакого права запретить им пользоваться землёй так, как выгодно им.

Возразил:

— Кроме закона, которым охраняется выгода, есть ещё закон совести, который воспрещает сгонять с земли кормильца жены, кормильца детей.

Генрих усмехнулся и резким движением вложил в простые солдатские ножны кинжал:

— Никакой закон совести не может отменить закон выгоды, полно тебе, ибо правит миром не совесть, а выгода. Закон выгоды есть закон жизни. Когда я вступил на престол, мы вывозили во Фландрию шерсти восемь тысяч тюков, вскоре только пять тысяч, нынче лишь три с половиной, а при короле Эдуарде Третьем, полтора века назад, ты только подумай, целых тридцать тысяч тюков. Вот он, закон выгоды: мы меньше вывозим, нас вытесняют с европейского рынка испанцы, потому что испанцы производят более тонкую шерсть, и мы от этого становимся всё слабей и слабей. За прошедшие полтора века торговые люди набили кубышки, однако они бережливы, на себя не тратят почти ничего. Им некуда вкладывать капитал. Капитал лежит без движения, тогда как ещё римляне знали, что это чрезвычайно вредно для хозяйства страны. Это тебе ещё один новый закон: пусть вкладывают капиталы в монастырские земли, которые станут благодаря мне свободными и войдут в хозяйство страны, пусть сами выращивают овец, пусть обогащают Англию и её короля.

Спросил, наблюдая невидящим взглядом, как неприметно для глаз оплывает свеча, и невольно морщился от неяркого света:

— И сколько же понадобится этих земель, что освобождаются не от камней или пней, а от монахов и пахарей, вечных молельщиков и вечных кормильцев земли?

Государь ответил неторопливо, прищуривая стальные глаза, твёрдо глядя перед собой, мимо света свечи:

— Наконец удалось мне объединить светскую и духовную власть. От этого в первую очередь богаче сделаюсь я, ибо отныне не Римский Папа, воинственный и распутный, а я назначаю на все церковные должности, и все желающие их получить платят за них не Римскому Папе, а мне, своему королю, и доходы первого года тоже отчисляются мне, а не Риму, и десятина тоже попадает ко мне, а не к святому отцу. Это не считая золота монастырей и соборов, сотни лет обиравших английский народ. Я, как ты знаешь, Лютеру враг, был и остался, а всё-таки Лютер верно сказал, что если неистовое бешенство римских попов будет продолжаться и далее, князьям и королям придётся прибегнуть к силе оружия, снарядиться и напасть на этих вредных людей, которые отравляют весь мир, и раз навсегда мечом, не речами положить конец их безбожной игре.

Покачал головой:

— Нет ни малейшей справедливости в том, чтобы отбирать у одних и брать другим то, что отобрано силой.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*